Язык мой - друг мой - Виктор Суходрев

Однако наступает момент, когда эту должность «перерастаешь», в том смысле, что она становится, можно сказать, почти невмоготу. Кроме того, с возрастом реакция слабеет, это тоже правда. Когда Хрущева «убрали», ему было 70 лет, но Никите Сергеевичу тогда казалось, что он может еще работать и работать. Мне сейчас 74 года, и я уже не смог бы успевать, например, за нынешним нашим президентом. Я уже не в силах так напряженно работать, как раньше — по 4–5 часов подряд.

A. Л.: Очевидно, что в роли переводчика вы в годы холодной войны испытали немало трудностей, невольно участвуя в политических дебатах руководителей сверхдержав, в том числе на заседаниях ООН. Наверняка вам приходилось сглаживать острые моменты. Существенно ли изменилась атмосфера в ООН с появлением на международной арене М. С. Горбачева?

B. С.: К 1989 году уже не было системы абсолютного противостояния: если Америка «за» — значит, Советский Союз «против» и наоборот. Началось плодотворное сотрудничество в сфере ликвидации некоторых международных кризисов в различных точках земного шара: Сомали, Ангола, Юго-Восточная Азия, Индия, Пакистан и так далее. Наступил этап, когда никакие вопросы не выносились, например, на обсуждение открытых заседаний Совета Безопасности, прежде чем они не были оговорены и обсуждены во всех деталях за закрытой дверью. Обсуждение проходило в рамках двухсторонних переговоров в одном из посольств, или в Москве, или в Вашингтоне (я говорю только о США и СССР, но это касалось и других стран). Потом проводились негласные консультации, на которых присутствовали послы, все члены Совета Безопасности, как постоянные, так и непостоянные, но на которые не допускались ни журналисты, ни представители других государств. Это были абсолютно закрытые консультации. Принятое в результате таких переговоров единое решение выносилось на обсуждение открытого заседания Совета Безопасности. Короче говоря, право вето (принцип единогласия постоянных членов Совета Безопасности), закрепленное в 1945 году, когда была образована Организация Объединенных Наций и утвержден ее Устав, старались не использовать. Заседания становились, можно сказать, скучными, потому что все знали — серьезных разногласий не будет. Худшее, что могло произойти, это если Китай или Советский Союз воздержатся. Но и в данном случае резолюция проходила. Одним словом, стали изменяться процедурные аспекты деятельности ООН, начался процесс адаптации механизмов и методов работы этой организации к новым условиям.

Я получал огромное удовлетворение, работая в Секретариате Организации Объединенных Наций. Первое время я занимал должность специального помощника Генерального секретаря ООН, Переса де Куэльяра. Потом его сменил Бутрос Гали, и он первым делом переструктурировал свой секретариат. Я был назначен Директором Управления по делам Генеральной Ассамблеи ООН. В подчинении у меня находилось, смешно сказать, около 25 женщин. Мужчина — один я. Сотрудницы все были среднего возраста, учитывая пенсионный возрастной предел в ООН (не старше 60 лет): африканки, латиноамериканки, англичанки, француженки, японки. Русских среди них не было.

A. Л.: Ревновала ли вас мама (Инга Дмитриевна Суходрев — жена В. М. Суходрева. — Прим. ред.)?

B. С.: Нет. Женам там можно было выписывать постоянные пропуска, и как-то раз Инга пришла ко мне, я ей показал место, где работаю, познакомил со своими «девчонками». После этого они стали ее называть «миссис S». Например, моя секретарша, по национальности никарагуанка, подзывая меня к телефону, говорила: «Миссис S на проводе». Они все хорошо относились к Инге, да и она им симпатизировала.

A. Л.: Вы работали в ООН в конструктивный период. А сейчас, после того как возникли военные конфликты в связи с распадом одной сверхдержавы, по вашему мнению, уменьшилась ли роль этой организации?

B. С.: В какой-то степени уменьшилась. Конечно, положение изменилось вследствие распада Советского Союза, развала Варшавского договора — блока, противостоящего блоку НАТО. Все происходило на моих глазах. Бывшие республики Советского Союза стали подавать заявления о вступлении в ООН. До этого времени ее членами из советских республик являлись только Украина и Белоруссия, а в 1991 году, когда я уже был Директором Управления по делам Генеральной Ассамблеи, в ООН стали вступать остальные республики СССР. Их представители, приезжая в Нью-Йорк для решения данного вопроса, должны были сначала прийти к заместителю Генсека ООН по делам Совета Безопасности (на тот момент — В. С. Сафрончуку, россиянину), а потом — ко мне. Я принимал соответствующие документы и назначал дату заседания Генеральной Ассамблеи по этому вопросу. Принятие решения об официальном приеме в члены ООН происходило без голосования, путем аккламации — аплодисментами. Надо сказать, что когда бывшие советские республики вступили в ООН, стали полноправными ее членами, то со многими сотрудниками их представительств, в том числе и прибалтами, у меня установились очень хорошие отношения.

А. Л.: Сегодня, в начале XXI века, уже совершенно ясно, что торопливость и недальновидность нашего руководства в вопросах внешней политики в тот период, о котором мы говорим, привели к тому, что не были использованы имеющиеся у нас козыри в целях укрепления СНГ, сохранения границ страны, ставших теперь отчасти границами НАТО. А тогда, в начале 90-х, работая в Секретариате ООН в Нью-Йорке, вы не предполагали, к чему это в конце концов может привести?

В. С.: Весь этот процесс начался в 1990–1991 годах, когда развалился Варшавский договор, а потом и Советский Союз. Находясь в то время в Нью-Йорке, я видел и слышал, как на сессиях, заседаниях ООН с позиции, несовместимой с позицией Советского Союза, выступают представители, президенты, премьер-министры государств — бывших участников Варшавского договора (например, Венгрии, Болгарии). В целом они говорили о советской оккупации, о коммунистической диктатуре. Антисоветская эйфория совершенно шокировала. Стоит отметить, что я никогда не был идейным коммунистом, однако, слушая подобные выступления, просто смешно становилось, причем не только мне…

A. Л.: Надо думать, что американцы и соответственно НАТО эту ситуацию обыграли в свою пользу?

B. С.: Ну конечно, обыграли, если целая держава и целый военный блок, по сути противники, рухнули практически в одночасье. Когда восточно-европейские государства стали, так сказать, формально независимы, когда СССР распался и когда бывшие советские республики стали стремиться в НАТО, вот тогда и пошел процесс расширения НАТО на Восток.