Язык мой - друг мой - Виктор Суходрев

Однако… за всем этим я наблюдал уже издалека. Хотя переживал ничуть не меньше, чем если бы находился в родной Москве.

Я не пропускал ни одного источника информации о происходящем в мире, особенно в моей стране, старался все это осмыслить и по многочисленным просьбам довольно часто выступал перед различными аудиториями слушателей, которых, конечно, волновали события, связанные с огромными переменами в нашем государстве, но зачастую они не в состоянии были их понять.

Я постоянно, даже, может быть, ревниво, наблюдал за всем, что происходило на политическом олимпе. Я и сегодня неотрывно всматриваюсь в экран телевизора, когда проходят встречи в верхах, или саммиты, как их теперь называют. Разумеется, вглядываясь в день нынешний, я все время сверяю происходящее с личным опытом. Вижу много положительного, но, к сожалению, замечаю и то, что повторяются многие из тех ошибок, свидетелем которых я был и о которых рассказал на страницах моей книги.

Так уж, наверное, устроен человек, что он уверен в том, будто прокладывает неизведанные тропы, тогда как на самом деле он повторяет пройденное. Не задумываясь. Часто не утруждая себя даже попыткой сопоставить нынешнее с прошедшим, сделать выводы из прошлого, что пошло бы на пользу дню сегодняшнему.

Однако жизнь продолжается, и уже этому стоит радоваться. Многое изменилось. Но по-прежнему люди власти в своих автомобилях мчатся по Москве на огромной скорости. Они спешат так, словно убегают от прошлого. Мы уступаем им дорогу, продолжая верить в то, что для нас они затеяли эту неистовую гонку. Мы по-прежнему верим и в то, что от их ума, деловитости, способности сострадать и сочувствовать каждому человеку жизнь наша станет все-таки лучше. Мы уже не боготворим их, как раньше, открыто критикуем за ошибки, не прощаем им человеческих слабостей. И продолжаем надеяться на то, что они, люди, стоящие у власти, наконец-то поймут — это не они смотрят на нас с газетных фотографий и с экранов телевизоров, а мы, именно мы, внимательно наблюдаем за ними. И запечатлеваем в собственной памяти, дневниках, записках, воспоминаниях.

НЕДОСКАЗАННОЕ…

За восемь лет, прошедших со времени первого издания воспоминаний «Язык мой — друг мой», мы с Ингой, моей женой, получили немало отзывов о них. Не обошлось и без критики. Так, советник Л. И. Брежнева, ныне уже покойный, А. М. Александров-Агентов передал мне в устной форме через моего сына свое недовольство той откровенностью, с которой я рассказал о последних годах работы со стареющим Леонидом Ильичом. А друзья и близ - кие упрекнули меня в том, что я почти не затронул в мемуарах очень интересный, с их точки зрения, заключительный период моей службы — период дипломатической работы в ООН — и опустил подробности нашего с женой пятилетнего пребывания в США.

Недавно старший сын Инги, журналист Александр Липницкий, вызвался разговорить нас с женой об этом американском отрезке нашей жизни. На ваш суд предлагается литературно обработанная запись наших с ним бесед, а также эссе «А нам было хорошо…». Наверное, для интересующихся большой политикой данное добавление вряд ли будет значимым. Однако, исходя из сегодняшнего повышенного интереса к частной жизни известных людей, этот «постскриптум», думаю, все же найдет своих читателей.

В. М. Суходрев

Беседы на Николиной горе

Александр Липницкий: Простому обывателю работа переводчиком у первых лиц государства представляется невероятно ответственной, но при этом не требующей дипломатического дара, приложения самостоятельных усилий в сфере дипломатии, то есть работой, что называется, «на хозяина». Действительно ли это так? И в связи с первым вопросом — второй. После многих лет переводческой деятельности вы в 1989 году получили пост в Секретариате Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. Потребовала ли от вас новая должность проявления, помимо переводческих, каких-то иных профессиональных качеств? Если да, то каких и как вы с этим справились?

Виктор Суходрев: Всю жизнь я любил профессию переводчика, получал от своей работы абсолютный «кайф». Это факт. Вместе с тем я признавал за собой определенные организаторские способности. Например, под конец моей службы в Бюро переводов, где трудился до 1966 года, я заведовал английской секцией, у меня в подчинении были 4–5 человек. То есть руководящую административную функцию я уже как бы выполнял. Затем перешел на работу во Второй Европейский отдел на должность советника и через какое-то время стал заместителем заведующего этим отделом, соответственно прибавились административные обязанности: я, скажем, начал больше читать и составлять шифрованные телеграммы, справки или редактировать материалы, подготовленные младшими сотрудниками. Следует отметить, что до этого, занимая более низкие должности, работая исключительно переводчиком, я, в отличие от многих дипломатов младшего звена, например от референта или атташе, которые только бумаги носят туда-сюда, также читал кучу соответствующих документов, потому что готовился к той или иной дипломатической встрече: переводить, не зная, о чем будет разговор, не зная сути, не зная деталей темы, переводчику на высоком политическом уровне просто нельзя. Таким образом, в плане выполнения административных функций я вступил на руководящий пост в значительной степени более подготовленным, чем те, кто, начав свою карьеру младшим референтом, затем дослуживался до советника. Мои коллеги, другие переводчики, которые переходили на службу в какой-либо политический или территориальный департамент, были также хорошо подготовлены в этом отношении.

A. Л.: Можно ли сказать, что вы «переросли» работу переводчика? Если бы судьба так распорядилась, и вы продолжали работать в качестве переводчика у российских лидеров — Ельцина и даже Путина, вы бы сами себе не казались каким-то анахронизмом? Есть ли у переводчиков первых лиц государства возрастной профессиональный предел?

B. С.: Есть, конечно. Как и у представителя любой профессии.

Переводчик на высоком политическом уровне — очень серьезная, ответственная должность, и никакого комплекса неполноценности она не вырабатывает. Правда, если только не думать, что ты какой-то слуга, прислужник… Но в моем случае такого и быть не могло. Необходимо самому осознать, что должность эта, повторюсь, весьма ответственная и что все, кто сидит по ту сторону стола переговоров или в зале, а тем более многомиллионная публика у телевизионных экранов, ничего не понимают из того, что говорит твой руководитель на чужом для них языке, какой бы блистательный оратор он ни был, а понимают только тебя, переводчика, и только ты можешь донести до них смысл сказанного представителем твоего государства.