Очерки Крыма - Евгений Марков

Поднялись наверх с трудом. Глубокая дорожка, вроде траншеи, врезана между стенами камней; это настоящий крепостной вход. Первая пещера наверху, направо от дороги, замечательна сложностью и величиною. В ней, несмотря на разрушение, хорошо заметны вырубленные своды, столбы, проходы из одного отделения в другое; отделений этих было четыре или пять; некоторые из них положением и формою напоминают алтари. В сводах множество окаменелых устриц большого размера и наплывы сталактитной массы неправильных форм; кое-где заметны заржавевшие следы когда-то бывших железных скреп. В помещениях алтарей с трудом можно заметить неясные остатки фресок. Первые отделения от входа совсем почти завалены, в левом углу, сейчас же у наружного отверстия, стоит каменный гроб простой формы, прикрытый каменною же плитою без всяких насечек и надписей. Другой такой же гроб раскрыт и опустошен; в куче обломков заметны куски гробов, совсем разбитых. Старик Сеид-Мазин из Бахчисарая, провожавший нас в Эски-Кермен, — уверял меня, что он был несколько лет тому назад проводником графа Уварова, по распоряжению которого будто бы был раскрыт один гроб и в нем будто бы найден скелет человека с золотыми кольцами. Без сомнения, Сеид говорил о графе Уварове, авторе археологического сочинения о Крымских древностях. Старик добавил, что в то время эклисе была почти совсем цела, и на стенах видны были писанные красками фигуры людей. Татары верят, что эта большая пещера была греческою церковью, а некоторые путешественники считают ее остатком монастыря. Не знаю — об этом ли храме говорит Мартин Броневский: "Храм, украшенный мрамором и серпентинными колоннами, уже разрушен, но обломки его свидетельствуют о прежней славе и роскоши города".

Трудно предположить, что польский посол находил признаки славы и роскошы города в подземных пещерах, неспособных предоставить даже обыкновенных удобств общественному богослужению и, во всяком случае, свидетельствующих гораздо более об опасностях и стеснении своды, чем о славе. Также странно было бы со стороны Броневского величать роскошным городом систему пещер, если бы наверху горы, над пещерами, не существовал в старину действительный и, конечно, укрепленный город, как в Мангупе, Черкес-Кермене, Инкермане и Чуфут-Кале.

Действительно, Броневский, который мог застать развалины города и слышать о нем еще свежие предания, говорит, как мы видели, совершенно определенно: "На каменной горе, на которой расположен город". Не знаю, точно ли турки XVI ст. называли Мангуп Черкес-Керменом, или автор, слышавший рассказы турок через переводчика, спутал Мангуп с Черкес-Керменом, о котором в его путешествии не говорится ни слова, и которого он, по всей вероятности, не видал. Как бы ни было, описание его, несомненно, относится к богатому пещерами Эски-Кермену, это "древней крепости", которой имя было уже забыто в XVI ст. даже старинными жителями греками, которая поэтому была признана древнею даже относительно древнейших городов своего соседства Мангупа, Черкес-Кермена и проч. Немудрено, что место такого старого города поросло лесом еще в XVI столетии, несмотря на свою скалистость, и что мы, путешественники XIX века, не видим даже следов его развалин. В таком случае нужно думать, что и богатый мраморный храм, о котором говорит Броневский, находился при нем в числе наружных, то есть наземных развалин города.

Мы долго бродили по краям эски-керменской горы, спускаясь во все пещеры, в которые можно было спуститься. Не всегда можно довериться полурастреснутым лесенкам, что ведут из верхнего яруса пещер в нижний. В иных местах видишь три-четыре яруса. Некоторые пещеры очень поместительны, имеют каменные ясли, столбы с каменными ушками для привязи, цистерны, как в Мангупе; это, конечно, конюшни, овчарни. В других, меньших, заметны каменные ложа, альковы для шкафчиков, вырубленные полочки, правильно вытесанные притолоки для дверей; в некоторых видны дымовые отверстия и следы очагов, и во всех решительно множество выдолбов для укреления брусьев, на которых, может быть, устраивались койки, столы, загородки, вешалки и проч. Интересных остатков внутри этих пещер решительно не видать. Слой овечьего и конского навоза покрывает почву, а выбоины наполнены мелким мусором, в котором попадаются во множестве черепочки глиняной, хорошо выжженной посуды и кости обыкновенных домашних животных. Надо предполагать, что прежний пол пещер уже затянут слоем извести; во всяком случае, исследователям древностей каменного периода не лишнее было бы покопаться в этих подземных норах.

Конечно, особенно плодотворным должны бы оказаться раскопки естественных сталактитовых пещер Крыма, например, пещер Чатыр-Дага, где знаменита пещера тысячи голов, «Бимбаш-коба», сохраняет в себе, даже на поверхности почвы, массу неисследованных скелетов. Но и "пещеры троглодитов", подобные эски-керменским, не должны быть упущены из виду археологами. Меня поражает то обстоятельство, что каждая столовая гора пещерных городов Крыма — непременно соединена с преданием о море, окружавшем когда-то гору. Ай-Тодорская долина у южного подножия Мангупа до сих пор называется у греков пелагос (море), а татары извратили это имя в филегус. Эски-кермен называется также у татар Денгис (море). Фиркович рассказывал мне, со слов своих караимских предков, что в глубокой древности Чуфут-кале был островом, а долина, по которой пролегает дорога в Мангуп, была покрыта морем. Любопытно, что и Плиний в своей Естественной Истории говорит, будто горный Крым был прежде островом. Если люди жили в эпоху этих горных озер, то пещеры по их соседству получают еще больший смысл.

Оригинальность Эски-Кермена и самое замечательное сооружение его — это круглый колодезь в недрах скалы. В колодезь этот опустится целая большая башня. Спускаться в него можно только на веревках, и то человеку привычному. Множество ступенек высечено почти в отвесной продушине, и из них только немногие уцелели, так что вам большею частью приходится висеть на веревке, привязанной вверху к камням. При этом условии не совсем, кстати, открываются вдруг перед вашими глазами, то выше, то ниже, провалы наружной стены, сквозь которые вы волею-неволею измеряете глубину бездны под ногами. Ветер с силою врывается в эти проломы, образовавшиеся от разрушения оконных отверстий; и вам в той черной дыре, в которой вы висите, делается жутко от этого внезапного поражающего вас света и движения. Внизу колодца большая грязь; подземный ключ журчит под сводом низкой черной пещеры и скатывается из подземного бассейна в наружную трещину скалы, загороженную утесами, заросшую кустарником и травами. Картина этого потайного ключа очень романтична: черная скалистая дыра, из-под которой он выливается, и сквозной грот, увитый ползучими растениями, — составляют преживописный контраст. Не так, конечно, смотрели на него те несчастные водоносицы железного века, которые принуждены были совершать это подземное странствование за каждым кувшином воды.