Увечный бог - Стивен Эриксон

  Солдаты готовы. Он видел это. Мог почерпнуть у них силу, уверенность и, и в свою очередь, использовать дары ради их блага. Как делают они, видя его.

  "Я должен поговорить с ними. Придумать слова. Что я скажу? Нас ждут наемники. Люди. Их можно сломить, ибо воля их куплена. Если волей можно торговать, словно удобной одеждой, она изнашивается, как та одежда. Нет, скажу проще. Скажу, что монета не купит правоты. Против нашей воли люди ничтожны.

  Нужно всего лишь давить достаточно сильно и достаточно долго.

  Говори уверенно, да.

  А потом подумай о любви, ставшей пустым местом внутри тебя. Пусть оно заполнится яростью и желанием".

  Лиосан достаточно много знают о людях. Они путешествовали сквозь дыры в завесе, которые иногда удавалось пробить жрецам или магам. "Испытывали понятия о правосудии", сказал один его старый друг. Небольшие отряды, двигавшиеся без точной цели, но с усердием. Путешествия случались достаточно часто, чтобы отряды возвращались со сведениями о странных, слабых, однако плодовитых существах, людях. Краткоживущие, с ущербным разумом. Неспособные планировать на многие годы вперед, еще менее способные обдумывать недавнее прошлое.

  Конечно, бывают исключения. Великие вожди, провидцы. Тираны. Но даже они чаще ищут самолюбивой личной славы, в крайнем случае бессмертной памяти.

  Смехотворно.

  Подходя к разрыву, Арапал гадал, есть ли великий вождь среди людских наемников. Такое было возможно, однако он сомневался.

  Славные некогда врата давно стали руинами. Напоминание о браке, пролившем крови больше, чем можно вообразить. "Разрушившем три цивилизации. Уничтожившем целый мир. Отец Свет, знай ты заранее - отвернулся бы? Принес в жертву личное счастье ради блага народа? И ее?

  Хочется так думать. Да. Ты принес бы себя в жертву, ибо был лучше любого из нас.

  А теперь твои дети мечтают отомстить за твою неудачу. Но все, что мы можем сделать, не послужит благу. Ладно. Нам не интересно латание старых ран - погляди на врата и поймешь!"

  Перед брешью было расчищенное место. Вокруг самой раны виднелись лишь груды трупов, смутные, эфемерные за сочащимся Светопадом. Видя тела, Арапал кривил губы; глубоко внутри вздымался прилив ярости. Ярости Лиосан. Ярости драконида.

  Он шагнул на прогалину, повернулся к соратникам. - Братья! Сестры! Видите, что люди делают с павшими? Они не желают почтить достойного врага. Они думают, что ужасная стена нас испугает!

  Сын Света взирает на нас с раскатов Белой Стены. Сын Света сказал: сегодня мы завоюем Королевство Тьмы! Захватим Харкенас! Мы знаем, что нас ждут. Что ж, пойдем навстречу! Братья! Сестры! Идем навстречу?

  Ответный рев показался ему физическим ударом. Он был только рад. "Их гнев не ведает меры. Их правота неколебима. Кадагар прав. Мы пробьемся".

  Он встал лицом к разрушенным вратам, сверкнул глазами на брешь. Выхватил меч, воздел над головой. - Седьмой легион, Построение Стрелы! Кто поведет?

  Сзади раздался грубый голос: - Я поведу, Арапал Горн! Гаэлар Фрой поведет!

  "Гаэлар. Надо было догадаться". - Гаэлар. У людей есть командир. Найди его. Убей.

  - Клянусь исполнить, Арапал Горн! Клянусь!

  Сгрудившаяся за спиной сила вызывала в Арапале дрожь. Приступ разметает людей. Отсюда до того леса. До города. Дворец, залитый кровью. Сын Света на Троне, со Скипетром в руке.

  И если Мать Тьма обитает в храме, они ее убьют.

  "Нас не остановить. Не в этот раз".

  Тени сверху. Он поднял взор. Три дракона, потом четвертый. "Такие нетерпеливые. Ипарт Эруле. Думаю, ты жаждешь трона. Думаю, намерен его забрать".

  - Лиосан! Седьмой легион! Опустить копья! - Развернулся, переместился вправо. Гаэлар готов. Все они готовы, ощетинились, ждут сигнала, отчаянно желают рвануться вперед. Пробиться сквозь стену из трупов, пробиться на Берег.

  И начать резню.

  Арапал Горн молча опустил меч.

  Сендалат Друкорлат, Королева Высокого Дома Тьмы, правительница Харкенаса, одиноко бродила по дворцу, удивлялась, куда исчезли призраки. Они должны бы наполнять старинные залы, шептать в коридорах и переходах, таиться в альковах и дверных проемах, пытаясь вспомнить прежние дела, взывая слабыми, отраженными от прошлого голосами к любимым. Она на ходу касалась стен, ощущая твердость полированного камня. Королева оказалась далеко от скудной обслуги, обитающей ныне во дворце.

  "Охотящиеся призраки. Камень словно кожа, но кожа тонка".

  Она помнит все это иным. Живым. Стража и гости, просители и слуги, жрицы и знахарки, вассалы и ученые. Заложники. Кружатся каждый в своем чудном потоке, словно струи крови в бьющемся сердце.

  Стук истершихся сапожков эхом отдавался в узком коридоре. Ступени под ногами были узкими и выбитыми, вились по крутой спирали. Он встала, задыхаясь, когда лица коснулся сквозняк сверху. "Помню. Этот сквознячок. Помню его. По лицу, по шее. Вниз, к голым лодыжкам - я любила бегать - когда это было? Наверное, когда я была девочкой. Да, ребенком. Когда же?" Правое плечо снова и снова задевало за стену. Она забиралась все выше. Скошенная крыша прохода давила на голову.

  "Почему я бежала?"

  Наверное, некое предчувствие будущего. Но для той девочки убежища не нашлось. Где бы? И вот она снова здесь, сотни сотен лет спрессовались камнем под ногами. "Хватит бегать, дитя. Конец. Хватит бегать, даже воспоминание меня ранит".

  Сендалат дошла до верхнего этажа - маленькая мощеная площадка, дверь черного дерева под аркой. Железная ручка сделана из трех кругов цепочки, образующих довольно жесткое кольцо. Она смотрела и вспоминала, как в первый раз коснулась ручки, потянула, чтобы открыть дверь. "Комната Заложницы. Ты для нее рождена, в нее заключена, пока не придет день и тебя не отошлют. День, когда некто заберет тебя. Комната заложницы, дитя. Ты даже не знала, что это значит. Нет, это был твой дом".

  Она протянула руку, схватилась за кольцо. Один рывок - и что-то сломалось за дверью, упало с лязгом. "Ох... ох, нет, нет, нет..."

  Она открыла дверь.

  Кровать почти провалилась в себя. Насекомые сгрызли покрывала, ставшие грудами праха. Тысячи поколений жуков прожили в матраце, пока не источили его в ничто. Какие-то твари съели восковые свечи в серебряных подставках, все еще стоящих на черном туалетном столике. Полированное зеркало над столиком покрылось полночными пятнами. Широкие окна все время были плотно закрыты, хотя от ставней остались лишь комочки засовов на полу.