Девилз-Крик - Тодд Кейслинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стефани попыталась вспомнить, о чем думала утром, когда проснулась. Понимала ли, какой кошмар ждет ее сегодня. Сейчас от ее квартиры, наверно, остался один лишь пепел, – вместе со всей одеждой, картинами и пластинками. Все исчезло в дыму, как и работа ее мечты.
Внутри у нее будто что-то оборвалось. Все фотографии ее бабушки. Те, что висели на стенах, бесчисленное количество тех, что лежали в коробках из-под обуви в стенном шкафу и под кроватью. Потеря радиостанции была огромным ударом, но это – ничто по сравнению с утратой немногих добрых напоминаний о детстве, которые она хотела сохранить. Стефани вздохнула и подавила желание расплакаться, но слезы так и остались на глазах, размыв зрение по краям.
Боже, как же ей хотелось сигарету. Она не курила почти пять лет, но желание вдохнуть дым и успокоить нервы ощущалось очень остро. Вместо этого она попыталась найти свой духовный центр, место, где можно было бы избавиться от тревог и заверить себя, что все будет в порядке. Но так не будет. Это невозможно. Даже если они выберутся живыми из этой передряги, что у них останется?
Она вложила в радиостанцию и ресторан все до последнего цента, и пока они окупались, она не получала дивидендов. А потом еще Райли. У бедняги не осталось никого кроме нее. Родители Джанет Тейт были в городе, и мозги у них, вероятно, кишат сейчас черными червями.
У Райли сбилось дыхание, и он тихо застонал во сне. Стефани наклонилась и поцеловала его в макушку.
Ты все, что у него есть, – напоминала ей бабушка Мэгги. Стефани улыбнулась. Она помнила, как старушка постоянно ворчала после того, как Стефани закончила колледж. Стеф, когда ты найдешь уже хорошего мужчину и родишь пару детей? Тебе следует подумать о том, чтобы остепениться. А Стефани всегда ставила на первое место карьеру, всегда говорила бабуле, что ей некогда заводить детей. Хотя, по правде говоря, она побаивалась Стауфорда. Подобные городишки съедали детей живьем, и она несколько лет назад пообещала себе, что никогда не будет растить здесь ребенка.
Теперь Стауфорд превратился в горящую мусорную кучу. Она предположила, что в этом есть какая-то высшая справедливость.
И все же в этом месте было нечто притягательное, несмотря на все нанесенные ей шрамы – и не все они появились исключительно в глубинах Кэлвери-Хилла.
Коридоры стауфордских школ, классы, где она слышала сплетни, смех и встречала презрительные взгляды. Записки с угрозами, обнаруженные в шкафчике. Жестокость псевдодрузей. Все это оставило раны в душе. Те фальшивые друзья ранили ее больше всего, и большую часть порезов у себя на руке она сделала из-за неуверенности, пытаясь психологически настроиться и покончить уже со всем этим, поскольку именно так поступил бы ребенок безумного культа.
Она посмотрела на татуировку у себя на запястье. Три розы с кровоточащими шипами скрывали шрамы на коже. Бабуля Мэгги подарила ей эту татуировку, когда Стефани было семнадцать, с гордостью подписав форму согласия в лэндонском салоне. Всегда можно начать все сначала, – сказала ей Мэгги Грин, когда кожа у Стефани горела и блестела от свежих чернил. Сейчас или потом, неважно. Всегда можно начать все сначала. Здесь или за тысячу миль отсюда, не важно. Ты – творец своего будущего. Оно принадлежит тебе. Так возьми его.
Стефани посмотрела на Райли, и впервые с тех пор, как они покинули горящий город, сердце у нее готово было разорваться. «Всегда можно начать все сначала, – подумала она, убирая темные волосы с лица мальчика. Только нам нужно сперва убедиться, что у нас есть будущее».
Джек указал на стоящий впереди дорожный знак.
– Это здесь.
Они свернули с шоссе, и она увидела надпись на знаке. Внутри у нее все похолодело. Надпись гласила: «ДЕВИЛЗ-КРИК-РОУД».
4
Когда Джейкоб закончил с Лаурой, солнце скрылось за завесой дыма. Несмотря на экстаз, боль была настолько сильной, что Лаура к концу бессильно рыдала и отпрянула от Джейкоба, как раненое животное. Их совокупление разорвало последнее звено в ее рассудке, погрузив в бездну безумия. Она свернулась калачиком возле машины, отрешенно уставившись на пятна крови на своем больничном халате. Джейкоб отошел от нее, натянул штаны и вытер подбородок. На языке у него остался привкус ее крови.
Теперь его дети были с ним, стояли в толпе у костра на Мэйн-стрит. Дорогая Сьюзан – истинная хранительница веры даже спустя все эти годы – стояла обнаженная вместе со своими братьями. Зик обнимал сестру за испачканное в крови плечо, а за ними стоял Бобби, бывший приверженец еретической религии. Джейкоб остановился перед ними, окинул их взглядом, как генерал свои войска. Взял Сьюзан за подбородок. Она вздохнула, улыбаясь.
– Отец.
– Мой маленький агнец, – сказал он, проводя пальцем по ее щеке. – Почему ты не сказала мне о своем прибытии?
– Мы не хотели отвлекать тебя, отец.
– Вздор. – Он прижался своими истлевшими губами к ее губам. – Ты должна была присоединиться к нам.
Черная слеза скатилась по щеке дочери.
– Я так по тебе скучала. И никогда не теряла веры. Молилась нашему господу и слышала, как ты зовешь меня. Делала все, о чем ты меня просил.
– Знаю, мой агнец. Знаю. Ты молодец, дорогая. Заставила своего папочку годиться тобой. – Он повернулся к Зику. – Я горжусь вами обоими.
– Спасибо, папа.
Джейкоб посмотрел на Бобби Тейта и нахмурился.
– Не могу сказать, что горжусь тобой, дитя. Пока могила удерживала меня, ты принял мантию ложного бога.
– Я был неправ, отец. Я отрекся от веры еретиков. Есть лишь твоя воля и Старые Обычаи. И они неразделимы. Навеки.
Джейкоб задрал подбородок и посмотрел на Бобби, в его взгляде читался намек на гордость.
– Я знал, что ты увидишь свет, мальчик.
Сьюзан положила голову Зику на плечо. Из правой ноздри у него выпал комочек земли, следом – пухлый червь. Беспозвоночное с тошнотворным шлепком упало на асфальт.
– Что нам теперь делать, папа?
– Восстановим церковь, дорогая. – Он оглянулся на машины, где сидела и плакала себе под нос Лаура, держа на коленях идола их господа. – Закончим то, что было начато, когда вы были еще малыми детьми. Закончим причастие… начиная с крови проклятых.
Джейкоб подошел к Лауре и взял идола из ее трясущихся рук. Каменное изваяние вспыхнуло на его ладони огнем. Он оттолкнулся от земли, с помощью силы своего бога поднялся в воздух
