Роль морских сил в мировой истории - Альфред Мэхэн

Что касается Сюффрена, то ничто не указывает на его намерение произвести именно такую атаку, какой ее описывает Хьюджес. Замысел Сюффрена, располагавшего 12 кораблями против 11 английских, видимо, состоял в использовании обычной практики англичан – построить линию параллельно линии неприятеля, спуститься всей эскадрой и завязать бой корабля с кораблем. К этому Сюффрен добавил одну простую комбинацию. Двенадцатый французский корабль, оставшийся без соперника, должен был завязать бой с арьергардным английским кораблем под ветром, поставив его, таким образом, между двух огней. В действительности сосредоточение сил на авангарде и центре в том виде, как его описывает Хьюджес, тактически уступает аналогичным действиям в отношении центра и арьергарда колонны. Это справедливо даже для кораблей на паровом двигателе, которые, хотя и менее чувствительны к потерям движительной силы, должны все же развернуться, чтобы пройти от авангарда к арьергарду, теряя много драгоценных секунд. Но это особенно справедливо для парусных кораблей, и прежде всего находящихся в условиях неустойчивой, неблагоприятной погоды, когда в сезон, в который происходило упомянутое сражение, постоянно меняются муссоны. Нельсон подчеркивал свое пренебрежение к русским того времени, заявляя, что без колебаний атаковал бы их авангард с расчетом расстроить всю линию в силу отсутствия у них морского искусства (русские доказали обратное усилиями Спиридова, Грейга, Ушакова. – Ред.). Но, отзываясь об испанцах не лучше, при Трафальгаре он все же сконцентрировался на атаке арьергарда союзного флота. Когда имеешь дело с такими моряками, как капитаны эскадры Хьюджеса, было бы ошибкой нападать на авангард вместо арьергарда. Только мертвый штиль удержал бы арьергард от участия в бою.

Капитан Шевалье описывает атаку Сюффрена следующим образом. Упомянув о построении Хьюджесом линии на правом галсе, он продолжает: «Французы совершили такой же маневр, и две эскадры пошли параллельными линиями курсом примерно на западно-северо-запад (А, А). В 11 часов наша линия выправилась, Сюффрен дал сигнал спуститься к западно-юго-западу всей эскадрой. Наши корабли не соблюдали строй, и авангард, состоявший из лучших ходоков (самых быстрых кораблей. – Ред.), первым оказался под огнем неприятеля[169]. В час дня головные корабли английской эскадры открыли огонь по Vengeur и Artesien (корабли французского авангарда). Этим двум кораблям, ушедшим в бейдевинд, чтобы ответить на огонь противника, немедленно приказали спуститься опять. Сюффрен, желавший решительного сражения, шел прежним курсом, не отвечая на пушечные выстрелы неприятеля. Когда он подошел на дистанцию пистолетного выстрела к Superbe, то привел к ветру (Б), и на верхушке его грот-мачты появился сигнал открыть огонь. У адмирала Хьюджеса было только 11 кораблей. Bizarre, согласно диспозиции, указанной командующим, должен был атаковать с кормы арьергардный корабль английской эскадры и обойти его с подветренной стороны. В момент, когда раздались первые выстрелы, наши худшие ходоки еще не заняли свои места. Следуя букве, но не духу приказов коммодора, капитаны этих кораблей привели к ветру в то самое время, как и их предшественники. В результате французская линия изогнулась (Б), на ее концах в авангарде находились Artesien и Vengour, в арьергарде – Bizarre, Ajax и Severe. Впоследствии эти корабли оказались далеко от тех, которые соответствовали им во вражеской линии».

Из всей этой записи горячего почитателя Сюффрена, который имел свободный доступ ко всем официальным документам, очевидно, что французский коммодор задумал атаку простейшую по замыслу и трудную по исполнению. Для сохранения строя при свободном ходе требуется хорошая сноровка, особенно когда корабли имеют разную скорость хода, как в случае с эскадрой Сюффрена. Крайне серьезные повреждения, понесенные Superbe и Monmouth, безусловно связанные с сосредоточением сил, нельзя отнести к диспозиции Сюффрена. «Повреждения, которые понес Heros в начале боя, не позволили ему оставаться рядом с Superbe. Не имея возможности своевременно обстенить марселя, поскольку брасы были перебиты, он двигался вперед и остановился только на траверзе корабля Monmouth[170]. Это объясняет беды английского корабля, уже получившего повреждения и теперь вступившего в бой с более сильным противником. Superbe освободился от корабля Сюффрена только для того, чтобы сразиться с другим, столь же мощным, французским кораблем. Когда Monmouth отдрейфовал или спустился под ветер, французский флагман тоже отдрейфовал так, что некоторое время он вел огонь из кормовых орудий по носовой части Superbe (В, г). Этот английский корабль одновременно подвергся нападению с траверза и кормы двух французских кораблей, которые по сигналу или без него подошли для поддержки своего коммодора.

Исследование списка потерь показывает, что они распределялись гораздо равномернее среди французских, чем английских кораблей. Однако не менее трех английских кораблей вовсе избегли человеческих жертв, в то время как это удалось лишь одному французскому кораблю. Характер боя, видимо, определило несколько случайное сосредоточение огня двух 74-пушечных и одного 64-пушечного французских кораблей на 74-пушечном и 64-пушечном английских кораблях. Предположив, что корабли соответствующих рангов были действительно равносильны, следут сделать вывод, что французы привели в действие, считая только по одному борту, 106 орудий против 69 англичан.

Поведение адмирала Хьюджеса в течение трех дней, предшествовавших сражению, вызвало некоторые критические замечания, поскольку он воздерживался от нападения на французов, хотя они находились продолжительное время в подветренной позиции, превосходя англичан в численности всего на один корабль и имея весьма растянутый строй. Полагали, что у него была возможность бить французов по частям[171]. Имеется слишком мало данных, чтобы оценить надлежащим образом это мнение, которое, вероятно, отражало разговоры в кают-компаниях и на шканцах подчиненных адмиралу офицеров. Собственный отчет Хьюджеса о положении двух эскадр отличается нечеткостью и в одной важной особенности прямо противоречит французскому отчету. Если вышеупомянутая пресловутая возможность и представлялась, то английский адмирал в нежелании ею воспользоваться придерживался решения, с которым вышел в море, – то есть не искать, но и не избегать боя с неприятелем, но идти прямым курсом на Тринкомали, высадить войска и выгрузить припасы, которые имел на борту. Другими словами, он руководствовался в своих действиях скорее французской, чем английской морской тактикой, требовавшей предпочесть атаке неприятельской эскадры выполнение конкретной миссии. Если из-за этого Хьюджес позволил навязать бой, имея благоприятные условия ускользнуть, то он, несомненно, имел основания горько сожалеть о своей промашке после состоявшегося сражения. Однако в отсутствие точной информации самым примечательным является впечатление, произведенное этим событием на общественность и профессионалов. Оно показывает, насколько сильно англичане привержены принципу, что атака неприятельской эскадры должна быть первейшим долгом английского адмирала. Можно сказать и так, что Хьюджесу едва ли пришлось бы хуже, если бы он атаковал, а не позволил противнику атаковать себя. И конечно, ему пришлось бы хуже, если бы капитаны Сюффрена были такими же искусными, как его собственные капитаны.

После боя, к закату, обе эскадры бросили якорь в месте с предполагаемой глубиной в 15 морских саженей, но в результате недостаточных промеров три французских корабля сели на коралловые рифы. Здесь противники оставались неделю, разделенные дистанцией в две мили, исправляя повреждения. Хьюджес считал, что французы воспользуются выходом из строя Monmouth для атаки, но, когда Сюффрен закончил 19 апреля свой ремонт, он снялся с якоря и оставался на месте сутки, приглашая противника к бою, который сам не начинал. Он представил себя в положении противника так живо, что почувствовал необходимость оправдать свои действия перед морским министром восемью причинами. Все их перечислять здесь не стоит, заметим только, что последняя из них заключалась в недостаточной выучке и поддержке его капитанов.

Вряд ли Сюффрен перебирал через край в своей чрезмерной осторожности. Наоборот, его очевидным недостатком как командующего эскадрой была горячность, которая при виде противника превращалась в нетерпение и заставляла его порой ввязываться в бой поспешно и в беспорядочном строю. Но если в частностях и руководстве сражениями, в тактических комбинациях Сюффрену временами мешали собственная импульсивность и недостатки большинства его капитанов, в общем ведении кампании, в стратегии (где главным образом и выявляются личные качества главнокомандующего) он демонстрировал несомненный талант и достигал блестящих успехов. Тогда его горячность выражалась в неутомимой и заразительной энергии. Одержимость его провансальской души преодолевала трудности, находила резервы среди лишений и давала себя почувствовать на каждом корабле его эскадры. Нет урока войны более поучительного, более ценного, чем быстрота и изобретательность, с которыми он, не располагая ни портом, ни припасами, постоянно возвращал свою эскадру в боеспособное состояние и выступал сражаться, в то время как его медлительный противник тянул время с исправлением повреждений на своих кораблях.