ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ПРАВЕДНОГО ГРЕШНИКА - Элизабет Джордж

Мэтью Кинг-Райдер выразил полную готовность помочь полиции. И спросил, не нужны ли полиции сведения об адвокатах Чандлера на тот случай, если Терри Коул выяснил их имена без помощи Кинг-Райдера. Вновь взяв ежедневник, он открыл телефонную книжку и пробежал пальцем по списку имен и телефонов. Найдя нужный номер, он продиктовал имеющиеся у него данные. А Барбара записала их в свой потрепанный блокнот. Она поблагодарила молодого человека за содействие и пожелала ему удачно завершить переезд на южный берег. Он проводил ее к выходу и, как все благоразумные лондонцы, закрыл за ней дверь на засов.

Оставшись в одиночестве на лестничной клетке, Барбара стала размышлять о том, что она выяснила и каким образом можно — если вообще можно — связать эти сведения со смертью Терри Коула. Ей вспомнилось, что Терри твердил о каком-то денежном заказе. Мог ли он иметь в виду надежды, связанные с получением денег из Фонда Кинг-Райдера? Внезапно мысли ее вернулись к прежнему выводу о том, что визит Терри к Кинг-Райдеру должен был касаться попавшей в его руки музыки Майкла Чандлера. Но раз ему сообщили, что продать ее сам он не сможет, то зачем было хлопотать и искать адвокатов, чтобы вернуть музыку семье Чандлера? Конечно, он мог надеяться на вознаграждение от Чандлеров. Но даже если бы он получил какую-то сумму, то могла ли она сравниться с творческим грантом от Фонда Кинг-Райдера, который помог бы ему продвинуться по почти безнадежному пути избранного направления в скульптуре? Едва ли, решила Барбара. Гораздо выгоднее попытаться убедить признанного мецената в своем таланте, чем надеяться на щедрость неизвестных людей, благодарных за возвращение их же собственности.

Да. В этом есть какой-то смысл. И вполне допустимо, что Терри Коул отказался от мысли выбить деньги из наследников Чандлера за рукопись его произведения, как только понял, что успешное осуществление его замыслов зависит от сомнительной доброты и щедрости этих наследников. После разговора с Ситуэллом он, вероятно, выбросил эти ноты или отвез домой и бросил где-то в своей комнате. Отсюда сразу возник вопрос: почему же они с Нкатой не нашли их при обыске его квартиры? Но что, если они просто не обратили внимания на какие-то нотные листы? Особенно если учесть, какой атаке подверглись их мысли и чувства при виде творческих шедевров обоих обитателей квартиры.

Творчество. Именно с ним, подумала она, так или иначе связано все в этом деле. Творчество. Художники. Фонд Кинг-Райдера. Мэтью сказал, что гранты выдаются только творческим личностям, связанным с театром. Но что мешает творческому человеку переключиться на какой-то театральный проект, просто чтобы получить деньги? Если Терри Коул увлекся этой идеей, если он действительно представился дизайнером, а не скульптором, если все его разговоры о денежном заказе основывались на планах мошеннического обмана фонда, задуманного как вечный мемориал театральному гению…

Нет. Она слишком спешит. Сваливает в одну кучу слишком много разных предположений. А в результате только заработает себе головную боль и окончательно замутит воду. Ей нужно собраться с мыслями, выйти на свежий воздух, прогуляться по Риджентс-парку, где она сможет все спокойно взвесить и разложить по…

Мысли Барбары прекратили свое хаотичное движение, когда ее взгляд остановился на свалке мусора в коридоре около дверей Кинг-Райдера. Перед заходом в его квартиру она не обратила на эту свалку особого внимания. Но потом они с Кинг-Райдером разговаривали о художниках и о том, что плохо разбираются в современном искусстве. И то, что она увидела сейчас возле квартиры Кинг-Райдера, бросилось ей в глаза именно после их разговора.

В числе прочего Кинг-Райдер решил избавиться от одного холста. Он стоял у стены в окружении мусорных мешков.

Барбара оглянулась по сторонам. Она решила взглянуть, какое же художественное произведение Мэтью Кинг-Райдер счел недостойным перевозки в свой новый дом. Отодвинув мешки с мусором, она перевернула таинственный холст.

— Разрази меня гром, — прошептала она, увидев гротескное изображение блондинки с огромным разинутым ртом, на языке которого пристроилась испражняющаяся кошка.

Барбара уже видела дюжину, а то и больше вариантов этой сомнительной тематики. И не только видела, но и разговаривала с создавшей их художницей — Силлой Томпсон, которая гордо заявила, что как раз на прошлой неделе продала один из своих «шедевров» солидному господину, знающему толк в современной живописи.

Барбара пристально взглянула на закрытую дверь квартиры Мэтью Кинг-Райдера. Ее прошиб холодный пот. Внутри живет убийца, подумала она. И тут же исполнилась решимости стать тем самым полицейским, который передаст его в руки правосудия.

Прибыв в десять утра в Скотленд-Ярд, Линли нашел у себя в кабинете отчет Барбары Хейверс. Он прочел краткое резюме и выводы, к которым она пришла после изучения архивных дел, и заметил оттенок недовольства, выразившийся в выборе слов. В данный момент, однако, он не мог позволить себе заострять внимание на тонко завуалированной критике отданных им распоряжений. Это утро началось достаточно мучительно, и у него в голове крутилась масса вещей куда более важных, чем констебль, недовольный своим заданием.

Отклонившись от своего обычного пути от Итон-террас до Скотленд-Ярда, он заехал в госпиталь Челси и Вестминстера проведать Вай Невин. Лечащие врачи молодой пациентки предоставили ему для свидания с ней четверть часа. Но в течение отпущенного времени она пребывала под действием каких-то сильных успокоительных средств и даже ни разу не пошевелилась. Ее приходил осматривать пластический хирург, что повлекло за собой необходимость снятия бинтов, но она проспала и эту процедуру.

Во время осмотра в больницу примчалась Шелли Платт в полотняном брючном костюме и сандалиях, скрыв свою огненно-рыжую шевелюру под широкополой шляпой из волокон рафии и спрятав глаза за черными очками. После вчерашнего визита Линли в ее комнатенку на Эрлс-корт она тут же начала названивать Вай, чтобы выразить соболезнование по поводу смерти Николь Мейден. Так и не дозвонившись до подруги, она сама понеслась на Ростревор-роуд, где все соседи оживленно обсуждали нападение на ее бывшую сожительницу.

— Я должна увидеть ее! — услышал Линли, наблюдая за тем, как хирург осматривает изуродованное лицо Вай и спокойно описывает состояние разбитых вдребезги костей, кожных повреждений и шрамов с бесстрастностью человека, пригодного скорее к медицинским исследованиям, чем к лечению пациентов.

Узнав своеобразный акцент, если не сам донесшийся из коридора голос, Линли извинился и, выйдя из палаты, обнаружил мисс Шелли Платт, вырывающуюся из рук полицейского охранника и дежурной медсестры.

— Это все он, как пить дать! — увидев Линли, воскликнула Шелли Платт. — Я сболтнула ему, а он, гад, добрался до нее! Добрался, сволочь. И расправился с ней, как я и думала. А теперь он завалится ко мне, если узнает, что я выдала вам всю подноготную его делишек. Как она там? Как Вай? Дайте мне взглянуть на нее. Я должна…

В ее воплях начали проскальзывать истерические нотки, и медсестра спросила, не является ли «нервная особа» родственницей больной. Шелли сняла черные очки и в молчаливой мольбе устремила на Линли распухшие от слез глаза.

— Она ее сестра, — сообщил Линли дежурной медсестре, взяв Шелли под локоть. — Ей разрешено ненадолго пройти туда.

Войдя в палату, Шелли бросилась к кровати, где вторая медсестра накладывала Вай новые бинты. Пластический хирург к тому времени вымыл руки под краном и ушел. Шелли заплакала, завывая между всхлипами:

— Вай, Вай, Вай, куколка моя. Я не хотела ничего такого. Ни сном ни духом не помышляла. — Она взяла вялую руку, лежащую на одеяле, и прижала ее к своей костлявой груди, словно бьющееся в ней сердце могло подтвердить ее слова.

— А что с ней такое? — спросила она медсестру. — Что вы с ней сделали?

Медсестра неодобрительно поджала губы, накладывая последнюю марлевую повязку на раны.

— Ей дали обезболивающий наркоз, мисс.

— Но с ней все будет в порядке? Глянув на медсестру, Линли сказал:

— Она поправится.

— Но ее лицо… Все эти бинты… Что он натворил с ее лицом?

— Он бил ее по лицу.

Шелли Платт зарыдала.

— Нет, нет. Ох, Вай, мне ужасно жаль. Я вовсе не хотела повредить тебе. Я просто разозлилась, вот и все. Ты ж меня знаешь.

Медсестра сморщила носик при столь бурном проявлении чувств и вышла из палаты.

— Ей понадобится помощь пластического хирурга, — сообщил Линли, когда они с Шелли остались одни. — И все же… — Он поискал слова, чтобы прямо, но сочувственно объяснить этой девушке, какое будущее, скорее всего, ожидает Вай Невин. — Достаточно велика вероятность, что ее профессиональные рамки значительно сузятся.