Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Семенов Юлиан Семенович

– Бывает! Порядочная девушка никогда не изменяет своему жениху до свадьбы… Шутка. Давай картошку почищу. Драники сделаю.

– О, – расплылся в улыбке Яцек. – Драники! Любимая еда в детстве! Сто лет не пробовал.

Под драники нашлась и бутылочка «божале». И как раз к трапезе заглянула подруга Яцека – Аннета, худощавая брюнетка с не очень красивым, но очень живым лицом, на котором в одну секунду сменялось множество выражений. Она никак не ожидала увидеть у Яцека гостя, но поскольку гость был в кухонном переднике да еще вносил в комнату блюдо с поджаристыми драниками, то она радостно смирилась с его присутствием. Яцек достал третий бокал и все весело чокнулись. Общего разговора никак не получалась. Аннета, кроме французского, не знала никаких других языков. Лунь с трудом выяснил, кто она по профессии.

Аннета взяла поднос с бокалами и, грациозно покачивая бедрами, прошла по комнате.

– Официантка! Гарсон! – угадал Лунь и все засмеялись.

– Потанцуем! – предложил Яцек. – У меня есть хороший английский джаз.

Он завел патефон и поставил пластинку. Но едва раздались первые слова английской песенки, как Аннета потемнела лицом, вскочила, схватила пластинку и хлопнула ее об пол.

– Ненавижу англичан и их музыку! – закричала она. Это Лунь понял и без перевода. Яцек сконфуженно развел руками и поставил французские мелодии. Но танцевальное настроение было сорвано.

– Брат Аннеты погиб при обстреле англичанами французской базы в Алжире, – пояснил Яцек. – И теперь она ненавидит англичан.

Лунь знал эту историю. В 1940-м, после капитуляции Франции большая часть ее флота собралась в алжирской гавани Мерс-эль-Кебир. Чтобы боевые корабли не достались при случае Германии, английский флот нанес мощный удар по стоянке французских линкоров и крейсеров. Многие корабли были выведены из строя, некоторые потоплены, при этом погибли сотни французских моряков. После этого инцидента маршал Петен на радость Гитлеру заявил, что отныне Франция находится в состоянии войны с Британией. Так бывшие союзники стали врагами.

Аннета третий год носила траур по брату-моряку. Лунь и Яцек слегка поспорили о правомерности английского нападения на французскую военно-морскую базу. Как и Аннета, Яцек считал, что британцы поступили подло по отношению к своей союзнице. Лунь лишь констатировал, что в политике не бывает моральных аспектов.

– Политики делают лишь то, что выгодно в данный момент. Есть только интересы государства. И Британия всегда выказывала, что постоянны у нее только интересы, а все друзья и союзники – постольку-поскольку.

Впрочем, углубляться в политику Лунь не стал, а деликатно оставил Яцека и Аннету вдвоем, сославшись на дела в городе.

Далеко он не пошел, а присел во дворе на скамейке поодаль от старика, игравшего детям на дудуке. Тот по-прежнему выводил свою нескончаемую песнь печали. Это был древний реквием по Великой Армении, столь созвучный ныне растерзанной Франции. А может быть, он играл отходную и по его, Луня, судьбе? Кто знает, может быть, завтра-послезавтра и он сложит свою голову на рискованном пути через Ла-Манш? Что там ждет его на тайной тропе сбитых летчиков?

Через два дня Яцек сказал ему, что пора отправляться в путь. Двое британских летчиков прибыли в небольшой нормандский городок Жарденвиль и ждут переправы на Остров. Он снабдил Луня адресом и запиской на французском языке.

– Это отдашь хозяину дома. Его зовут Гастон. Скажешь ему, что ты от Пюса. Он знает мою кличку. Пюс – по-французски «блоха».

Яцек проводил гостя до бывшей автобусной станции, где теперь поджидали седоков извозчики фаэтонов. В весьма потрепанный рыдван уселись друг против друга две пожилые француженки и Лунь с арабом-алжирцем, которому тоже зачем-то было нужно в Жарденвилль. Ехали долго и, слава богу, без полицейских проверок. И хотя документы у Луня были в порядке, все же душа была не на месте. Мало ли что взбредет в голову иному сверхбдительному ажану?

Средневековый городишко был выстроен в суровом нормандском духе без каменных украшательств, просто и четко: мэрия, храм, рынок, таверна, руины римской кордегардии… Расплатившись с извозчиком, флегматичным тучным малым в допотопном цилиндре, Лунь без особого труда отыскал нужный адрес. Очередной его спаситель жил в ветхом каменном домике под черепичной крышей и покосившимися деревянными жалюзи на окнах. На звонок в дверь вышел хмурый тощий мужчина в очках. Он молча прочитал протянутую записку, провел в дом, налил стакан красного вина и показал на лестницу, ведущую на чердак. Терпкий напиток прекрасно освежил после тряской и жаркой дороги. Гастон, видимо, принял его за британского летчика и, не зная английского языка, объяснялся большей частью жестами. Из комнаты выглянула девушка лет семнадцати, дочь Гастона, и о чем-то спросила гостя по-английски. Лунь скорее догадался, чем понял – ее интересовало его имя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ник, – назвался первым попавшимся именем Лунь и поднялся по узкой деревянной лестнице. В чердачном сумраке обрисовались две фигуры – высокая и пониже. Летчики! Похоже, что они с большим интересом прислушивались к тому, что происходило внизу. Лунь поздоровался по-английски и протянул руку высокому:

– Ник!

– Дик! – представился тот в ответ.

– Майкл, – отозвался второй.

– Вы тоже летчик? – спросил Дик.

– Нет. Я из интелледженс сервис, – ответил Лунь, надеясь, что это избавит его от нежелательных расспросов, и не ошибся.

– О! – уважительно протянули пилоты. – Садитесь, пожалуйста!

Лунь присел на какой-то ящик. Сноп пыльного света из антресольного окна выхватывал из сумрака два тюфяка, плетеный короб, на котором стояли фонарь «Летучая мышь» и недопитая бутылка вина. Лица обоих пилотов были небриты. Майкл плеснул в стакан вина и протянул его новому сотоварищу.

Лунь приподнял его, чокнулся с бутылкой и с удовольствием сделал большой глоток.

Снизу доносились нестройные звуки аккордеона. Кто-то учился играть полонез Огинского.

– Хотите есть?

Только тут Лунь ощутил, как проголодался за дальнюю дорогу.

– Спасибо, не откажусь!

Дик крикнул в чердачный люк что-то по-французски, из чего Лунь понял, что девушку, которая должна была принести еду, зовут Моника. Игра на аккордеоне оборвалась, и вскоре девушка принесла на чердак тарелку с жареной макрелью, листья салата, несколько отварных картофелин с кусочком козьего сыра. Еда показалась необыкновенно вкусной, а девушка столь же необыкновенно красивой. Летчики смотрели на него с большим интересом – ждали рассказов. Но разговор не клеился, Лунь знал слишком мало английских слов. Зато пришла сестра Моники – Лизетт, и завела с Диком, который неплохо изъяснялся по-французски, игривый разговор. А Майкл стал рассказывать Монике и Луню чисто английские анекдоты про находчивого слугу Бэрримора.

– Бэрримор! – комично подражал он голосу хозяина. – Мне срочно нужна ванна!

– Уже вылезаю, сэр!

Он рассказывал сначала для Луня по-английски, а потом Дик переводил анекдот смешливым француженкам.

– Бэрримор, что это хлюпает в моих ботинках?

– Овсянка, сэр!

– А что она там делает?

– Хлюпает, сэр!

Особенно долго и заливисто смеялась Моника.

– Бэрримор, какую масть лошадей вы предпочитаете?

– Видите ли, сэр, когда я сижу на серой лошади, мне хочется пересесть на вороную. А когда я еду на вороной, мне хочется пересесть на серую.

– А кто вам больше нравится: брюнетки или блондинки?

– Видите ли, сэр…

– Не надо, Бэрримор, я все понял!

Дик тоже припомнил анекдот про легендарного слугу:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Бэрримор, любите ли вы свою жену?

– А чем же она хуже других женщин?

– Не уходите от ответа. Любите ли вы свою жену?

– Да кто же ее не любит, сэр?

– Я вас серьезно спрашиваю.

– Я вообще люблю женщин, сэр!

Моника и Лизетт были в восторге. Отец прикрикнул на них снизу: не очень-то там шумите! Дик, скорчив страшную мину, приложил один палец к губам, а другим погрозил девушкам, отчего обе прыснули и просто зашлись от смеха. Тогда наверх поднялся Гастон, он сказал дочерям что-то укоризненное и поставил на плетеный короб медный тазик, кувшин с горячей водой и бритвенный прибор. Дик пристроился перед зеркальцем, которое держала перед ним Лизетт, и осторожно коснулся бритвой заросшей щеки. Девушка же норовила пустить солнечный зайчик в глаз англичанина и радостно смеялась, когда он строил ей ужасные рожи. Со смехом пополам Дик все же соскоблил трехдневную щетину, и бритву взял Майкл. Все опять повторилось под неописуемое веселье сестер, потому что Майкл строил еще более уморительные гримасы. Лунь от бритья отказался, он благоразумно это сделал еще утром у Яцека. Тем временем Гастон притащил третий тюфяк и о чем-то долго говорил с Диком.