Дом Монтеану. Том 2 - Лина Мур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У вас тоже осуществлена кровная связь? — Хмурюсь я.
— Да. Он привязал меня к себе навечно. Порой он шутил, говорил, что я был бы хорошей жёнушкой ему. Ничего не требую, прекрасно лажу с детьми, и он может мне доверять.
— Мерзость, — кривлюсь я.
— Согласен. Но тогда я принимал это за самую высшую похвалу. Теперь, увидев всё трезво и оценив все его действия, я понимаю, что он боялся. Он боялся потерять меня, потерять силу, которой я обладаю и которую сам не принимаю. Он часто говорил мне, что он сильнее меня, и он заботится обо мне, поэтому ему нужно больше власти, чтобы я был в безопасности. Он приучил меня отдавать ему свою кровь, когда он в плохом настроении. Моя кровь передавала ему мои силы, и я терял их на какое-то время. Поэтому Радимил и Соломон тоже зависимы от моей крови. Они знали об этом свойстве. Я давал тебе свою кровь, чтобы вернуть твоё существо, но наша связь была слабой. А со Станом ты была связана эмоционально долгое время. Один из способов сработал. Рома рассказывал мне о том, что когда ты теряешь кровную связь с тем, кого привязал к себе, или возлюбленную, то сильно ослабеваешь. Рома был слаб всё это время. Он, действительно, потерял возлюбленную и медленно умирал внутри, растрачивая последние силы на вас со Станом.
— Я не ослабла, когда мою семью убили. Хотя мы были связаны кровной клятвой, — замечаю я.
— Да, и это странно. Рома был уверен, что разрушение кровной связи, это как разрушение цепочки ДНК. Чем больше звеньев отсутствует, тем слабее вампир. Радимил тоже это чувствовал, поэтому ему нужна моя кровь, чтобы восполнять пробелы. Но мою семью тоже убили, Русо пропал на два столетия, как и Гела. Я не чувствовал, что слабею. Я ощутил только, что мой разум стал чистым, а не в наркотическом дурмане.
— Так, может быть, связь с другими вампирами это как наркотик? Когда мы его лишаемся, то испытываем слабость, ломку и жажду найти опять источник дурмана?
— У меня такого не было. Наоборот, я испытывал отвращение к этим связям. И я не собирался ни с кем больше создавать кровную связь. Я не пил кровь Радимила, он только питался моей. Я не пил кровь Наимы или Соломона. Я пил только твою кровь. Но я всегда чувствовал Русо. Всегда.
— Он ведь может быть и не жив. Его могли убить, Томас. А связь ты чувствуешь, потому что во мне кровь Русо. Я же его дочь.
Я поднимаю голову, глядя в хмурые глаза Томаса. Он отрицательно мотает головой.
— Нет. Это не то. Я пытаюсь разобраться в этом.
— До того, как встретишься с Гелой?
— Да. Она же тоже обладала надо мной властью, но зачастую я её презирал. Она была моей соперницей постоянно. Я ненавидел её, но когда с нами был Русо, то я не мог сопротивляться тому, что он хочет.
— Верно, потому что он этого хотел, а не Гела. Геле был нужен Русо и власть, которую она получит рядом с ним. Гела же…
Я осекаюсь, когда моё горло внезапно стискивает невидимой рукой. Я хватаюсь за горло, пытаясь снять давление.
— Что? Что такое? — Хмурится Томас.
Я прикрываю глаза, моя кровь пульсирует внутри. Меня внезапно переносит в темницу, где находится Гела, и я вижу, как она распахивает глаза.
— Гела очнулась, — выдыхаю я, откашливаясь. Я передаю мысленно всё Томасу, и он удивлённо приподнимает брови.
— Ты почувствовала её, потому что она твоя мать. Ты понимаешь, что это означает?
— Да. Пришло время для допроса, — шепчу я.
— Давай договоримся. Я буду вести допрос, а ты пока стой в тени, хорошо? Просто слушай нас. Когда я скажу, то ты выйдешь из темноты. Она не почувствует тебя, потому что твой аромат поменялся. Она не узнает его.
— Уверен?
— Абсолютно.
Кивнув, я встаю с колен Томаса, и он поднимается на ноги. Он берёт меня за руку, и мы идём на встречу с той, кто разрушил нас, кто играл с нами и кто манипулировал нами, а также к той, кто может дать нам подсказки.
Томас отпирает замок и входит первым. Я проскальзываю следом и остаюсь в тёмном углу. Томас включает масляную лампу, когда раздаётся хриплое и тяжело дыхание, смешанной со стоном.
— Я всегда знала… знала, что тебе нравятся наши игры, — растягивая и шипя буквы, голос Гелы добирается до меня, словно щупальца и стискивает моё горло болью. Она как будто восстала из моих кошмаров. Да, её тело не восстановилось. Она выглядит на тысячу лет с торчащими седыми волосами из сморщенной кожи со старческими тёмными пятнами повсюду. Но её глаза… господи, эти глаза живые и яркие, адские, я бы сказала, и они устремлены на Томаса.
— Мой малыш, я рада тебя видеть, — низкий смех Гелы звучит так издевательски. Она снова пытается обрести власть над Томасом, снова его поработить. Но перед ней уже не тот уязвимый мальчик, который верил каждому слову и каждой имитации чувств, перед ней мой муж, сильный, крепкий и взрослый мужчина, готовый бороться.
— Не могу сказать того же, Гела. Я воскресил тебя, — сухо отвечает Томас, складывая руки на груди.
— Я поняла, как и то, что ты заковал меня в кандалы. Я голодна, малыш, ты…
— Тебе достаточно, — хмыкает Томас и отключает систему, вызывая возмущённое шипение у Гелы. Боже, меня морозит от одного вида на неё.
Томас подхватывает последний пакет с кровью и побрасывает его, а затем качает перед головой Гелы.
— Хочешь? Я дам тебе кровь, но прежде, мне нужно с тобой поговорить.
— Ох… ты до сих пор подчиняешься Русо, да? — Кривится Гела.