Дом Монтеану. Том 2 - Лина Мур

тоже прошли через ад семьи Монтеану? Или только мне так повезло с Томасом? Остальные дети страдали? Вспоминая сейчас свою жизнь, я осознаю, что очень много приукрасила в ней. Просто всё было ложью. Я заменяла картинки теми, которые мне были приятнее. Я заменяла вампиров на тех, кого хотела бы обелить в своей памяти. Я не хочу, чтобы мой отец был жив. Не хочу. Боюсь, что я буду совсем не милой с ним, зная, что он сделал с Томасом. Кажется, что я могу просто вырвать кишки отца и заставить его жрать их, насиловать его чем-то острым, ради боли на его лице, ради крика агонии и муки. Вот так я ненавижу Русо. Вот настолько я желаю ему смерти.

Томас возвращается под вечер с большим чемоданом крови и человеческим сердцем. Я иду за ним, но Томас останавливается у двери темницы.

— Ты уверена?

— Да. Вместе, помнишь?

Кивнув мне, Томас входит в темницу, я вижу гроб и лежащую в нём Гелу. Я в стороне наблюдаю за тем, как Томас достаёт сердце и вкладывает его ей в грудь, а затем капает кровью по всему её высохшему телу. И словно как по волшебству сердце начинает медленно биться. Всего один удар в пять минут, но оно, чёрт возьми, бьётся. У меня бегут мурашки по коже, и я подхожу ближе, когда кровь начинает впитываться в её тело.

— Господи, — выдыхаю я. — Ты был прав. Её можно оживить.

— Я же тебе говорил. Она такая же, как я. И ты тоже такая же, Флорина. Отруби её голову, она восстановится. Ты вырвала ей сердце и просто ввела её в кому. Но теперь она дышит. Слышишь?

Хриплое дыхание срывается с серо-белых и треснувших губ Гелы.

— Да.

Томас достаёт Гелу из гроба и кладёт её на пол. Он подключает её к системе кровоснабжения, а затем заковывает в кандалы.

— Она будет слаба. Чтобы полностью вернуть свою силу, ей понадобится около десяти литров крови. Но я дам ей три, чтобы она могла очнуться. Она не сможет разорвать цепи. Сил не хватит.

— И что теперь?

— Только ждать. Мы почувствуем, когда она очнётся. Я точно это почувствую, — мрачно произносит Томас. Его взгляд ледяной и наполнен скрытой яростью. Да, мне нравится это. Нравится, что он на моей стороне, и Гела больше никогда не притронется к Томасу. Нравится, что он ненавидит её. Нравится. Очень нравится.

Итак, мы должны ждать. А ждать я никогда не любила. Придётся. Других вариантов нет.

Томас выносит гроб и бросает его в сторону, затем он запирает темницу, берёт меня за руку и целует мои пальцы. Он не оборачивается и ведёт меня наверх. Скрываю свою улыбку, чтобы он не понял, в каком я восторге от его настроения.

Глава 38

Быть связанной эмоционально с вампиром не всегда приятно. Ты чувствуешь всё, что чувствует вампир, когда он не контролирует себя или когда расслаблен. Тогда ты легко можешь проникнуть в его сознание и посмотреть, что там творится. Зачастую это не самые красивые вещи, особенно если именно это резкое и кислое чувство заставляет тебя открыть глаза и сдержать стон от тянущей боли в груди. Да, именно это я сейчас и ощущаю на себе. Я помню, что мы с Томасом легли в кровати, чтобы немного отдохнуть и я заснула. Только вот теперь Томаса нет рядом, но я чувствую, как он мечется внизу. Он ходит туда-сюда по библиотеке и кусает губы. А в его душе… боже, я не предполагала, что ему будет настолько сложно встретиться с Гелой. И нет, это не любовные страдания, это лютая ненависть и страх не довести дело до конца, а просто прикончить её на месте. Я слышу, как он убеждает себя сконцентрироваться на цели, как он умоляет своё существо не рычать и не требовать возмездия. А его вампир очень кровожаден к тем, кто причиняет Томасу боль, последнего было достаточно, чтобы существо сходило с ума от невозможности отомстить.

Резко всё прекращается, когда я сажусь по постели, потирая свою грудь в области сердца. Именно там всё тянет. Томас закрылся, почувствовав моё пробуждение.

Я натягиваю спортивные штаны и спускаюсь в библиотеку, где Томас, делает вид, что очень увлечён рисунками Гелы.

— Ты же понимаешь, что тебе теперь не скрыть от меня ничего, да? — Хмыкнув, я обнимаю его шею и целую в висок.

— Прости. Я пытался взять себя в руки.

— Я знаю. Но прекрати бояться того, что я всё почувствую, Томас. Я хочу чувствовать тебя. Всего, понимаешь? Хочу. Это моё желание. Я хочу всегда знать, какое у тебя настроение, о чём ты переживаешь и что именно творится в твоей голове. Если я не буду знать, то мы снова начнём злиться друг на друга. Плюс союза в том, чтобы заранее уничтожать препятствия в будущем. А теперь, говори, почему у тебя такое… неприятное чувство внутри. Это только из-за Гелы? — Я сажусь рядом с ним, Томас поджимает губы и откладывает рисунки.

— Я больше ничего не вижу, — шёпотом признаётся он.

— В каком смысле?

— Нет видений. Больше нет. Никаких. Они исчезли с ночи нашей свадьбы и до сих пор не появились. Это меня сильно пугает. Я привык к тому, что я всегда в курсе будущего. Теперь нет. Я опасаюсь, что сделал ошибку, когда признался тебе в своей боли и подтолкнул тебя к решению быть со мной.

— Без этой правды я бы никогда не начала думать не только о себе, Томас. Я была, действительно, зациклена исключительно на своей боли, на своих чувствах, на своих страданиях. Я же не знала, через какой ад проходишь ты. И я благодарна тебе за то, что ты потерял контроль над собой. Это было правильно. А насчёт видений, — я задумываюсь и пожимаю плечами, — я живу без них. Вероятно, у видений тоже есть свой срок годности. Или же ты больше не должен ничего видеть, потому что дальше всё зависит только от нас с тобой, от нашего доверия друг другу и от силы нашей любви.

Томас бросает на меня мрачный взгляд и притягивает к себе. Я пересаживаюсь к нему на колени, прижимаясь к его груди. Он кладёт голову мне на макушку, машинально поглаживая мои руки и играя пальцами с тканью футболки.

— Я чувствую его, — едва