Все моря мира - Гай Гэвриэл Кей

держа его большие, покрытые шрамами руки, а потом священники прочтут молитвы и зажгут свечи за упокой его души.

Стоя на длинной набережной возле Арсенала в Серессе, он смотрел, как восемь его людей ведут к нему четверых серессцев. Их не связали, но крепко держали каждого за руки с двух сторон, и он знал, что к их ребрам приставлены кинжалы.

Командовал там Илья. Его брат Итаний остался охранять их маленькое судно, пришвартованное за караккой, которую подожгли. Такое место им отвел случай.

Итаний погасил пожар, как увидел Скандир, взглянув в ту сторону. Оба брата были с ним с самого начала. Они пришли к нему с далекого юга Тракезии, из таких опасных земель, что дома там для надежности строили на сваях, и в них можно было попасть только через люк снизу, что позволяло легко прикончить незваного гостя. С такими людьми не пожелаешь враждовать. Но зато захочешь сражаться рядом с ними в боях.

То, что они потушили пожар, который, выйдя из-под контроля, мог охватить весь Арсенал, должно расположить к ним здешние власти, если он может рассчитывать на чье-то расположение в Серессе.

Перед этим они наблюдали за группой мужчин – глупых мужчин, надо заметить, – которые собрались слишком близко к тому месту, где стояла каракка, и рассматривали ее. Илья указал на них. Сказал, что видел, как они поговорили с чиновником Арсенала, а потом этот человек подошел и отозвал плотников и других кораблестроителей с каракки, сказав, что они уже достаточно потрудились в этот летний вечер и могут отдохнуть остальную часть ночи.

Даже посторонний в этом городе понимал, что это необычно. Арсенал Серессы славился тем, что работы здесь велись днем и ночью и корабли спускали на воду один за другим.

Скандир и его люди продолжали наблюдать, некоторые уже спустились на мощеную пристань по его приказу, некоторые оставались на их судне, готовили груз к утренней торговле. Это был настоящий груз: вино из Кандарии, оливковое масло и чистейшая синяя краска с востока – ляпис-лазурь, которая стоила дороже золота. Ее он отнял у купцов из Дубравы, которые шли караваном через Саврадию. Он не убил их. Скандир, как правило, не убивал джадитов, но ему всегда нужны были деньги. Без них нельзя вести войну против неверных во имя Джада.

– Вы можете считать это налогом, – сказал он тем купцам. Он всегда так говорил. Дубрава отказала ему в деньгах; он побывал там, просил. Он понимал, что они в трудном положении, но, раз они ему отказали, он возьмет сам. Во имя бога.

Скандир и его люди плыли в Серессу не за этим, но он подумал, что можно заодно заняться торговлей, раз уж он сюда собрался. Этот город постоянно торговал с Ашариасом, почти с самого падения Сарантия. У серессцев были там склады, агенты жили там вместе с семьями, караваны купцов ходили туда и обратно по суше через перевалы, платя удобные таможенные пошлины. Они жили больше ради прибыли, чем во имя веры. Мир знал об этом. Но…

Но, кажется, сейчас что-то происходило, и он был готов узнать, что это значит для здешнего герцога. Временного герцога.

Поэтому он приплыл в Серессу, и они увидели одинокого человека, который не спеша поднялся по пандусу на пустую каракку. Большой корабль. Дорогой. За ним должны были внимательно следить охранники. Но, по-видимому, не следили.

Скандир изменил свои планы. Это бывает.

– Почему вы прыгнули в воду? – спросил я у Скандира.

Не знаю, почему этот вопрос первым пришел мне в голову, пока мы смотрели, как его люди ведут четверых серессцев в эту сторону. Явно к нам. Ко мне, как к находящемуся здесь представителю герцога. Я узнал того, кого они вели, и мое сердце сбилось с ритма. Это имело очень большое значение, учитывая преднамеренный поджог в Арсенале и присутствие здесь человека, стоящего рядом со мной.

Этот стоящий рядом со мной человек недавно был правителем огромной части Тракезии. Всех джадитских правителей в Тракезии Гурчу лишил имущества, они стали беглецами, за которыми охотились, за чьи головы назначили награду.

Его пока не поймали. Он сам стал охотником. Жестокие расправы заставляли все новых молодых людей присоединяться к Скандиру. Тракезия, земля Древних, рождала сильных мужчин и женщин. Об этом мне рассказывал мой учитель.

И самый сильный из них оказался рядом со мной этой ночью, без всякого предупреждения. Худой, почти тощий, но с мускулистыми руками и покрытой шрамами грудью. На его руках я тоже заметил шрамы.

Он посмотрел на меня сверху вниз, когда я задал ему этот вопрос. Мой рост выше среднего, но он возвышался над всеми нами, все еще мокрый после лагуны.

– Не знаю, – откровенно ответил он. – Тот человек сделал нечто плохое. И убегал после этого. А потом этот человек прыгнул в воду за ним. – Он посмотрел на Рафела и неожиданно улыбнулся.

Рафел медленно покачал головой. Он еще не пришел в себя и был явно потрясен.

– Спасибо. Вы спасли мне жизнь.

Я вспомнил, что мне тоже надо поблагодарить его, от имени Серессы. Я тоже еще не очень хорошо соображал.

– Спасибо, – прибавил я. Потом повернулся к одному из двух моих телохранителей, уже вернувшихся к нам, и сказал то, что должен был сказать сразу же:

– Найди герцога. Он должен еще быть во дворце. Передай ему: очень важно, чтобы он немедленно пришел сюда.

Тот слегка побледнел:

– Вы хотите, чтобы я сказал…

– Да, хочу. Ты правильно понял. Возьми лодку. Так будет быстрее.

В последних словах не было необходимости, не для серессца. Телохранитель бегом бросился к воротам.

Рафел пошел в другую сторону, вдоль пристани, нагнулся и вернулся, держа в руках темную тунику и меч Скандира. Великан натянул тунику через голову.

– Мне следовало снять одежду, – сказал Рафел. – У меня нет опыта в таких делах.

– А у кого он есть? – спросил Скандир, убирая с глаз длинные мокрые волосы. – Но проблемой становятся сапоги.

– Да, – согласился Рафел. – Вам понадобятся новые сапоги?

– Сапоги высохнут, – ответил тот. Рафел протянул ему меч и пояс. Их Скандир тоже взял.

– Я без них голый, – сказал он, застегивая пряжку.

Рафел ничего не сказал. И я тоже. Что можно было сказать? Жизнь, невообразимо далекая от моей и его жизни, подумал я. Рафела изгнали из его дома, этот человек изо всех сил боролся, чтобы не потерять свой. Боролся против завоевания, вторжения, забвения. Были ли эти две судьбы зеркальными отражениями друг друга? Мне никогда раньше не приходило это в голову.

Скандир повернулся