Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я оставлю тебе пять тысяч воинов. Можешь сровнять полгорода с землей, чтобы построить казармы. Только не позволяй людям расслабляться.
Услышав такое предостережение, Арслан скривил отвратительную гримасу, и Чингис улыбнулся.
Чингис скакал через торговые ряды, направляясь к главным воротам Самарканда. Одной мысли о новом походе вместе с племенами и туменами было достаточно, чтобы отбросить прочь давящее чувство, которое угнетало хана внутри городских стен. Зима снова пришла в земли хорезмшахов, хотя еще выпадали и теплые дни. Ведя коня по мощеной дороге, Чингис задумчиво потер больное место на руке. Как здорово будет снова помчаться по тучной траве. Восемь туменов ожидали его за городом, выстроенные в боевом порядке на полях вокруг Самарканда. Мальчики, достигшие четырнадцати лет, встали в строй, заменив тех, кто выбыл, и Чингис нашел пять тысяч добрых воинов для Арслана.
Позади туменов юрты уже уложили на телеги, и люди снова были готовы отправиться в путь. Хотя хан еще не знал сам, куда поведет их. Это не имело значения. Приближаясь к воротам под лучами зимнего солнца, Чингис вспоминал старый принцип кочевников. Чтобы жить, им не нужно было где-то обосновываться. Жизнь племен шла своим чередом, стояли ли они лагерем на солнечном берегу реки, или осаждали вражеский город, или пережидали суровую зиму. Чингис упустил это из виду, пока жил в Самарканде, но Арслан помог ему привести мысли в порядок.
Толпы горожан пятились назад от того, кто мог забрать жизнь у любого из них. Но Чингис едва ли замечал их. Подъезжая к воротам, он смотрел сквозь их просвет на ряды своих воинов.
Совершенно неожиданно лошадь дернулась, и Чингиса резко тряхнуло вперед. Он едва успел заметить, как из толпы выскочил человек и схватил кожаные ремни, прикрепленные к удилам. Одним сильным рывком он развернул морду коня и остановил его. Телохранители хана тотчас обнажили клинки и раскрыли рты, чтобы предупредить его, но Чингис слишком медленно поворачивал голову и не видел, как второй нападавший – безбородый юнец, – пронзительно крича, подскочил к нему с другой стороны. В руках юноши блеснул нож, который он попытался просунуть под доспехи хана.
Чингис инстинктивно ударил со всей силы юношу по лицу. Поскольку хан был в полном снаряжении, его руку закрывали пластины кованого железа, и металл распорол молодому человеку щеку, сбив его с ног. Когда Чингис вынул меч, толпа вокруг него бесновалась. Он увидел ножи, зажатые в кулаках, и ударил того, кто держал его лошадь, всадив стальной клинок ему в грудь. Перед смертью человек, сраженный ханским мечом, схватился за ногу Чингиса и, неистово молотя ножом в другой руке, кромсал хану бедро. Чингис взревел от боли и новым ударом клинка почти снес голову напавшему. Вокруг слышались крики бунтовщиков, но стражи хана уже были рядом. Они не выискивали нападавших в толпе, – им это было не важно. Монголы ринулись на толпу и рубили без разбора мужчин и женщин, и вскоре землю покрыли окровавленные трупы.
Пока Чингис отдувался в седле, юнец с порванной щекой пришел в себя и снова бросился к нему. Монгольский клинок достал юношу со спины, и монгол, нанесший смертельный удар, отправил ногой бездыханное тело к лежащим на земле трупам. Рыночная площадь к тому времени опустела, и только с соседних улиц доносились крики и топот конских копыт. Чингис ощупал раны. Бывало и хуже. Он кивнул своим стражам. Чингис знал: они боятся его гнева, потому что допустили нападение на хана. Фактически он уже принял решение. За их оплошность он всех хотел видеть на виселице, но не стал объявлять свою волю, пока воины стояли на расстоянии удара меча, готовые на убийство.
Чингис дождался Субудая и Хачиуна, подоспевших со своими всадниками. Бросив короткий взгляд в сторону своих телохранителей, хан провел рукой поперек горла, и блеск в их глазах тут же померк, телохранителей стащили с коней. Для них война закончилась навсегда, как только они расстались с оружием.
– Мне следовало этого ожидать, – сказал Чингис, пеняя на себя.
Возможно, городская жизнь притупила в нем бдительность. У человека, который сокрушает империи, враги найдутся всегда. Ему не следовало расслабляться в городе, даже в таком, как Самарканд. Чингис бубнил под нос проклятия, осознав, что на протяжении всех этих месяцев его враги точно знали, где он находится. У жизни кочевников было одно преимущество: еще нужно потрудиться, чтобы отыскать их.
Хачиун спешился, чтобы осмотреть убитых. Воины из охраны хана зарубили почти сорок человек, но некоторые из них еще были живы и истекали кровью. Хачиун не горел желанием искать виновных и невиновных или кого-то жалеть. На его брата напали, и он уже готов был отдать приказ прикончить тех, кто еще подавал признаки жизни, но колебался, держа поднятой руку.
Двое молодых людей, сраженных во время первой атаки, лежали рядом друг с другом. Оба были одеты в платья, какие носят бедуины, чтобы защититься от песчаных бурь в пустыне. Из-под платья выглядывала голая грудь, и Хачиун заметил, что у обоих под горлом имеются одинаковые надписи. Тогда он разорвал одежду на их телах и велел своему воину проделать то же самое с одеждой на остальных трупах. Хачиун нашел еще шестерых мужчин с тем же особым знаком. Все они были мертвы.
Хачиун подозвал молодого бедуина, что стоял рядом с Субудаем:
– Эй, что это означает?
Крепко сжав губы, Юсуф аль-Хани покачал головой.
– Я никогда не видел такого, – ответил он.
Чингис строго посмотрел на бедуина. Тот явно что-то скрывал.
