ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША - Рафаэль Сабатини

Андре-Луи поднял глаза и узнал госпожу де Плугастель, хотя лицо её совершенно побелело, и рот приоткрылся. Трудно было определить, чего в выражении этого лица было больше — изумления или страха. Андре-Луи, конечно, тоже удивился, но поражён не был. Присутствие в городе госпожи де Плугастель казалось вполне естественным, и он собирался свидеться с нею, когда закончит дело, ради которого приехал, но не предполагал встретить её сразу же.

Он снял шляпу и, пробормотав: «Сударыня!» — низко поклонился. В ту же минуту она вышла из оцепенения, промчалась мимо хозяина и вцепилась в путешественника обеими руками.

— Андре-Луи! Это вы! — В её восклицании смешались радость и недоверие. — Андре-Луи! Боже, это действительно Андре-Луи!

Неподдельная нежность в голосе графини глубоко растрогала Моро, но, испугавшись, что она сейчас расплачется, ответил намеренно спокойным, ровным голосом:

— Я, сударыня. Кажется, мой приезд — большая неожиданность для вас.

— Неожиданность? Ты сказал «неожиданность»? О Господи! — Она как будто не знала, плакать ей или смеяться. — Откуда? Откуда ты взялся?

— Из Франции, разумеется.

— «Разумеется»! Боже мой! Восстал из могилы, а говорит: «Я приехал из Франции, разумеется».

Тут уж настал черёд и Андре-Луи онеметь от изумления. Графиня взяла его под руку.

— Пойдём в дом, — сказала она и едва ли не силком потащила его через порог. Хозяин постоялого двора в недоумении пожал плечами и сказал конюху, что не иначе все французы такие ненормальные.

Графиня провела Андре-Луи по тёмному коридору с неровным полом в просто обставленную, но довольно просторную гостиную. На каменном полу лежал потёртый коврик. Потолок был разрисован грубыми фресками, изображающими цветы и фрукты. Скудную мебель тёмного ореха украшала незатейливая резьба. Высокие окна, увитые буйной вьющейся растительностью, выходили в залитый солнцем сад.

Моро остановился в центре комнаты, чувствуя себя неловко под жадным, откровенно счастливым взглядом графини. В следующее мгновение она, к немалому смущению Андре, заключила его в объятия. Она нежно целовала его, повторяя его имя, пока он, уже не на шутку встревоженный, не призвал её к благоразумию:

— Сударыня! Сударыня! Ради бога, успокойтесь!

— Не могу с собой справиться, Андре-Луи, не могу! Я считала тебя погибшим, оплакивала все эти месяцы, а тут… — И она расплакалась.

— Вы считали меня погибшим? — Андре-Луи внезапно напрягся в объятиях матери. Его быстрый ум мгновенно оценил всё, что подразумевало это утверждение.

Неожиданно дверь позади них открылась, и кто-то сказал недовольным голосом:

— Сударыня, я жду уже… — Говоривший осёкся и тут же воскликнул: — Господи! Что всё это значит?

Андре-Луи быстро отстранился от графини и обернулся. На пороге стоял господин де Плугастель. Его брови грозно сошлись у переносицы, во взгляде читалось возмущённое недоумение.

Андре-Луи смутился и испугался за мать, но она, поглощённая единственной мыслью, не выказала ни малейшего признака неловкости.

— Ты только посмотри, кто это, Плугастель!

Граф вытянул шею и впился взглядом в лицо Андре-Луи.

— Моро! — с лёгким удивлением, но, впрочем, довольно равнодушно воскликнул он. Крестник Керкадью для графа ничего не значил, и Плугастель всегда находил привязанность жены к молодому человеку немного смешной. Во всяком случае, её объяснение — она-де знала его с пелёнок — казалось графу недостаточно веским. — А мы думали, вы погибли, — добавил граф, закрывая дверь.

— А он жив! Живёхонек! — воскликнула графиня дрожащим голосом.

— Вижу, — сухо отозвался господин де Плугастель. — И бог знает, можно ли ему позавидовать.

Андре-Луи, бледный и мрачный, пожелал узнать, как могло возникнуть нелепое убеждение в его гибели и, разумеется, услышал ответ, что весть о ней принёс в Гамм Ланжеак.

— Но вслед за Ланжеаком выехал другой курьер, который знал истинное положение вещей и вёз от меня письмо Алине. И я знаю, что он в конце концов добрался до места.

— Он добрался, а письмо — нет, — уверенно заявила графиня.

— Как же такое возможно, сударыня? Мне сообщили, что письмо доставлено, а кроме того, оно было не единственным. Я отправлял и другие, причём кое-кто из курьеров, с которыми я с тех пор виделся, уверяли, будто письма дошли по назначению. Что за всем этим кроется? Могла ли Алина…

— Алина оплакивала твою смерть, — перебила сына графиня. — После рассказа Ланжеака о твоей смерти она ни разу не получила от тебя весточки. В этом можешь не сомневаться. Я могу поручиться, что Алина считала тебя погибшим, как и я.

— Но в таком случае… Как же мои письма? — вскричал Андре-Луи, едва ли не в гневе.

— Она их не получала. Она бы не смогла промолчать о них. Алина знала о моём… — Графиня запнулась, вспомнив о присутствии супруга, и вместо «горя» произнесла «о моей тревоге». — Но, кроме всего прочего, я знаю, Андре, знаю, что она пребывала в убеждении, что ты мёртв.

Андре-Луи стоял, свесив подбородок, нервно сжимал и разжимал кулаки. Было во всей этой истории нечто неподдающееся его разумению. Для воссоздания полной картины не хватало нескольких фрагментов.

— Как могло случиться, что Алине не вручили письма? — резко спросил он мать и графа де Плугастеля, который хранил надменно-отстранённый вид. Но не успели они раскрыть рта, как Моро обрушил следующий гневный вопрос непосредственно на графа: — Чьи это происки? Вам известно, господин де Плугастель?

Плугастель высоко поднял брови.

— Что вы имеете в виду?

— Вы находились при его высочестве и могли знать обо всём. То, что письма благополучно прибыли в Гамм, не вызывает сомнений. По крайней мере одно из них, то, что вёз Ланжеак. Он заверил меня, что передал письмо господину д'Антрагу… Господин д'Антраг… — Андре-Луи вопросительно посмотрел на Плугастеля. — Значит, это дело рук д'Антрага и регента?

— Если письма попали к д'Антрагу, их, должно быть, изъяли, Андре, — высказала догадку госпожа де Плугастель.

— Я тоже прихожу к такому заключению, сударыня, — мрачно заявил Андре-Луи.

Граф возмущённо накинулся на жену за чудовищное, по его мнению, предположение.

— Чудовищно не предположение, а сам факт, — возразила графиня. — А то, что это факт, совершенно очевидно.

Господин де Плугастель побагровел.

— Меня всю жизнь поражала опрометчивость ваших суждений, сударыня. Но сейчас это переходит всякие границы.

И господин де Плугастель разразился пространной отповедью, на которую Андре-Луи не обратил ни малейшего внимания. Он слышал возмущённый голос графа, но в слова не вникал. Посередине речи Андре-Луи вдруг развернулся, выскочил из комнаты и потребовал у хозяина гостиницы лошадь и указаний, как добраться до Каза Гаццола.