Принцесса Володимирская - Евгений Салиас-де-Турнемир

Через несколько дней по приезде в Париж Дитрих, конечно, тайно ото всех написал Фредерике письмо, где подробно и красноречиво рассказал все и покаялся во всем.

Он умолял жену о прощении и дозволении вернуться домой для мирной семейной жизни.

Но в те же самые дни, когда Дитрих отослал письмо к жене, барон Шенк уже готовил развязку задуманного им предприятия.

Предупреждая Дитриха постоянно о том, что он может попасть на глаза Шеля и может произойти кровавая встреча, барон Шенк взял с Дитриха слово, что он не выдаст местопребывания и имени Алины.

Дитрих обещал и намеревался сдержать слово. Что касается объяснения с Шелем, то Дитрих настолько считал себя самого коварно увлеченным Алиною, что верил в свою полную невиновность перед Шелем. Он был уверен, что и его друг отнесется к делу так же, то есть обвинит во всем жену.

У Дитриха были несомненные доказательства на свою относительную правоту перед другом, про которые Шель не знал. Притом Дитрих был уверен, что когда Генрих узнает о его намерении примириться с женою и немедленно ехать в Андау, то это обстоятельство еще более повлияет на Генриха.

Пока Дитрих мечтал о том, как он увидится с Шелем, примирится и, скрыв местопребывание Алины, вместе с ним, быть может, поедет на родину, другой человек, более хитрый и ловкий, не мечтал, а действовал. Барон Шенк безжалостно готовил встречу двух врагов. За последнее время он часто виделся с Шелем и успел окончательно убедить саксонца, что во всем, конечно, виноват Дитрих, который когда-то совратил Алину на путь приключений и распущенной жизни.

По словам Шенка, Алина никогда бы не сделалась авантюристкой, если бы не Дитрих.

Наконец однажды барон рано утром явился в квартиру саксонца и выговорил:

– Сегодня я могу доказать вам, насколько велика моя дружба к вам, насколько я озабочиваюсь вашим положением. Уже более двух недель, как я узнал местопребывание в Париже Дитриха, проследил его до квартиры, и теперь, если вы желаете, вы можете расплатиться с ним, как захотите.

Шель был поражен и даже переменился в лице.

– Не знает ли он, где она? – было первое его слово.

– Если и знает, то так просто не скажет, не выдаст ее. Но я думаю и почти уверен, что он не знает, где госпожа Шель. Она просто бросила его здесь, по дороге в Италию. Но дело не в том – мы найдем ее. А пока я даю вам случай наказать вашего врага.

– О, да, да! – воскликнул Генрих. – Я убью его! Он один – причина всех моих несчастий: он допустил мою женитьбу в ту минуту, когда был сам влюблен в нее, даже сознался в этом мне самому… Быть может, он уже и тогда был ее любовником. Да, если бы я мог заставить его умереть какою-нибудь даже мучительною смертью, так и на это я решусь.

И с этой минуты Шель стал волноваться и думать только о том, как бы Дитрих не ускользнул от него и его мести.

– Он здесь, в Париже, – успокаивал его Шенк, – без всяких средств, выехать ему не с чем, и я не покидаю его ни на один день. Наконец, ваше дело может быть решено в одно утро. Приготовьте все, найдите себе секунданта для поединка, а я доставляю вам случай встретить Дитриха и не дать ему возможности ускользнуть.

– Я выбираю вас. Никого не хочу я, кроме вас! – воскликнул Шель. – Вы имеете все права на мою дружбу. Мы с вами недавно знакомы, но успели близко сойтись и подружиться.

– Благодарю вас за доказательства доверия и дружбы, но я должен поневоле отказаться от чести быть вашим свидетелем. Вы поймете меня и извините… Вы, вероятно, знаете, что за поединки теперь принято наказывать строго… Это выдумка ханжи маркизы Помпадур – запрещать их. Поединщика, оставшегося в живых, а равно и свидетелей, арестовывают на основании lettre de cachet [24] за подписью короля. Последствие прямое этих lettre de cachet – Бастилия на год и более. А забудут, то можно остаться и на всю жизнь.

– Надо бежать, скрыться тотчас же после поединка.

– Да, конечно… Но я не могу бежать. Я должен здесь снова большую сумму тому лицу, которое выкупило меня из тюрьмы в Лондоне. Эта личность с меня не спускает глаз и не дает мне убежать – предпочтет, конечно, видеть меня в крепости, нежели где-нибудь за границами Франции.

– В таком случае, барон, достаньте мне секунданта, – сказал Шель.

– Об этом не беспокойтесь – завтра же у вас будет и секундант и оружие. До свидания, до утра.

Шенк вышел от нового друга и подумал:

– Какой ведь добрый!.. Он у меня, извольте видеть, не хочет отнять освященного дружбою права посидеть в крепости.

XXVI

Шенк отправился к Алине, пересказал ей весь разговор с Шелем и надежду, что скоро она может оказаться вдовою и, по меньшей мере, спокойно может жить в Париже.

– Если он убьет Дитриха и останется здесь? – возразила Алина.

– Тогда мы похлопочем для него через епископа и других лиц об lettre de cachet.

– Pour le cacher! [25] – сострила Алина.

– Да. И запрячем так, что он здесь еще безвреднее будет для вас, нежели за границей. Когда же его выпустят на свободу, я сам, делать нечего, возьмусь за него. Впрочем, я надеюсь, что этот пустоголовый Дитрих сумеет его проткнуть шпагой.

– Кажется, он прежде умел владеть оружием, – вспомнила Алина. – А Шель никогда ничем не умел владеть, кроме как укупоривать бутылки на заводе в Андау…

И Алина, вспомнив в тысячный раз, как бессмысленно поступила она, выйдя замуж за простого негоцианта, невольно вздохнула.

– Полноте горевать! – усмехнулся Шенк. – Бог милостив! Завтра я вас поздравлю вдовствующей принцессой. Вы будете Votre Altesse Serenissime et Douairiere… [26]

– Вы с ума сошли! Один епископ знает только, что я замужем.

– Успокойтесь… Вы будете Douairiere только для меня! – шутил Шенк. – Теперь надо мне другого приятеля повидать и устроить им свидание. Да нужно купить двух человек в секунданты.

– Как купить?

– Да. Купить! Как покупают товар. Надо купить их согласие на то, чтобы убежать из Парижа или отсидеть в Бастилии. Позвольте денег, ваше высочество.

– Сколько? У меня остается очень мало…

– Когда же бывает у вас много! – воскликнул Шенк. – В бережливости вас, конечно, сам дьявол не решится обвинять на Страшном суде… Но, однако, позвольте все-таки получить денег.

– Сколько же?

– Тысяч двадцать пять франков.

– Вы шутите, мой любезный! – воскликнула Алина.

– Нисколько, ваше высочество. Неужели вы полагаете, что это дорогая цена, чтобы овдоветь…

– Да… если бы я знала наверное… А может быть, он убьет Дитриха… Во всяком случае, барон, у меня нет этих денег.

– Как нет?!

– Нет! У меня остается всего около четырнадцати тысяч.

– А где же остальные?

– Истрачены… Я не знаю… Но знаю, что есть четырнадцать.

– Да ведь вы говорили, что получили от епископа сто тысяч франков, да потом недавно я еще передал вам от него пятьдесят…