Ничего неизменного - Наталья Игнатова

Мартин не желал думать ни об играх Эрте, ни о политике клана, ни о своем месте и своей роли, хоть в клане, хоть в затеях Кота. Обязанности? Может, они и были, но Эрте никогда о них не говорил. И вряд ли ждал, что Мартин сам проявит интерес.

Да вообще непонятно, чего он хотел. Ничего не хотел. Иногда старался помешать жить, иногда делал что-нибудь… непонятное. Занозу, вот, подсунул, с аргументацией: «это для твоего же блага». В результате оказалось, что и Заноза — для того, чтобы помешать жить. И все всегда выходит так, как хочет Эрте. Это неизбежно, неизбежность бесит, но бесись, не бесись, а сделать ничего нельзя. Эрте хотел избавиться от Лэа и добился своего. Эрте хочет убить Хасана, и, пожалуйста, все идет к тому. Прямое столкновение с демоном, даже полукровкой, почти верная смерть для вампира. Эрте всегда получает то, что ему нужно.

А еще они похожи с Хасаном. Эрте и Турок очень друг на друга похожи. Оба привыкли приказывать, привыкли, что их приказы выполняют, оба не умеют договариваться и даже не знают об этом, потому что не договаривались никогда и ни с кем. Они говорят, что делать — и все делают.

Как Заноза это терпит? Он ненавидит правила, не способен выполнять приказы, бесится в ответ на любую категоричность и может озвереть, если попросить его о чем-нибудь недостаточно вежливо. И все же он мирится с непререкаемой властностью своего Турка, и делает, что тот велит, хотя Хасан ведь именно велит, а не просит.

Ну, да. Мартин вспомнил сцену в кабинете. Ноутбук на столе у окна, телефон, спрятанный среди папок с бумагами. Обмен взглядами, растопырившиеся иголки, пренебрежительное кошачье пффыканье… и улыбку Хасана. Ту, которой не было. Которая померещилась. Заноза говорит «мой Турок». В этом и секрет. Он говорит: «я люблю его», не договаривая «он любит меня», потому что для Занозы это нечто само собой разумеющееся.

И что? Этого достаточно?

«Любви недостаточно», — вспомнил Мартин.

— Ваше высочество? — хитроплет, с поклоном протянувший ему конверт с договором и визиткой, тревожно заглянул в лицо, — вы чем-то недовольны?

— Не вашей работой. Это все. Спасибо.

Любви недостаточно? Да нет, любовь — это все, что нужно. И доверие — ее неотъемлемая часть.

Как повелось в последнее время, Заноза вернулся в «Крепость» уже после трех ночи. Поинтересовался, ушел ли уже Мартин, забрал Мухтара и повел гулять.

Мартин не ушел, он остался на Тарвуде, после того, как представил Хасану Медвежатника. После того, как Хасан отдал Медвежатнику договор и записку к Шиаюн. Дальше все зависело от жадности суккубы и ее знания людей. Ее основными дайнами были дайны убеждения, поэтому в людях она разбиралась. Вопрос в том, говорило ли ей знание, что люди априори хорошие и руководствуются в поступках благими намерениями, или Шиаюн считала, что люди, в основном, эгоисты и намерения их благи только для них. А если кому-то от этого блага будет хуже, так оно только лучше.

Вот где не помешал бы Заноза, разбирающийся в людях и нелюдях не хуже любого демона. Женщин он идеализирует, но Шиаюн женщиной не считает, так что не ошибся бы. К сожалению, Заноза обещал не причинять ей вреда, и посвящать его в планы было нельзя.

Неэтично.

Об этике Хасан задумывался редко, но четырнадцать лет жизни с англичанином на какие только странные мысли не наводят.

— Лэа рисует. Сняла мастерскую… Маша ей сняла, но Лэа уже сама тут неплохо ориентируется. Подражание ван Лудо. У Хольгера первое имя после афата было Цезарь ван Лудо. Лэа хочет попробовать продать картину на волне. Как его работу.

Заноза сидел с ноутбуком и чашкой чая, пинал Мухтара босой ногой в пузо. Мухтар валялся на спине и млел от такого внимания. Хасан пил кофе. Читал «Черный обелиск». Слушал Занозу не больше, чем болбочущий на разные голоса гигантский телевизор. Но, хоть и не слушал, а не выдержал:

— Это называется не подражание, а подделка.

— Ну, типа того, да. Интересно. Она сразу старит краски и холст. Пока с помощью магии, потому что времени мало, но вообще-то, для этого всякая химия есть.

— Не учись плохому, — пробормотал Хасан, возвращаясь к Ремарку.

Дежурная фраза. Понятно ведь, что если этот засранец задастся целью научиться подделывать картины, он научится.

— Она Мартина рисует. Это какой-то прорыв Инферно. У Хольгера в ранних работах все наоборот, не Ад, а Небо. Но… не знаю, может, у Лэа тоже. Небо и Ад. Не возьмусь судить, что там сквозь что прорвалось.

Хасан по-прежнему делал вид, будто не слушает. Когда-то не мог и предположить, что ему будет не хватать вот такой болтовни о пустяках, еще и под неразбериху телевизионных голосов. Манера говорить обо всем, что приходит в голову, должна раздражать. Уж, во всяком случае, утомлять. Но то ли привычки со временем меняются, то ли кто-то просто не умеет раздражать и утомлять.

Хотя бесить умеет прекрасно.

Нет, не сегодня. Да и, если уж на то пошло, просто болтовней Занозе никогда не удавалось его не то, что взбесить, а даже слегка разозлить. Не та весовая категория. Однако, Аллах свидетель, иногда мальчик очень старается.

Заноза пересел к нему на диван, открыл ноутбук.

— Вот, смотри.

— Я читаю.

— Ты перечитываешь. В пятый раз. И это только с девяносто четвертого года. Ты его уже наизусть знаешь!

— Не все учат книги наизусть.

— А я и не учу, — Заноза пффыкнул, — они сами.

Трудно получить удовольствие от чтения, если книги, в среднем, хватает на две минуты. Заноза воспринимал текст как-то по-своему, для него перипетии сюжета и переживания героев начинались и заканчивались в один момент времени. И что при этом происходило в перевернутых мозгах — загадка. Ему бы и фильмы не нравились, если бы он мог смотреть их с такой же скоростью, с какой читал.

— Как ты с комиксами-то справляешься? — проворчал Хасан, откладывая книгу.

— Я тебе говорил, все — здесь, — Заноза постучал себя пальцем по лбу, — в комиксах только картинки. А фильмы я пересматриваю потому, что вдруг там что-нибудь изменится. Вот, — он повернул ноутбук так, чтоб Хасану было видно экран. — Мартин, да? Похож, правда?

Прорыв Инферно? Хорошо сформулировано. На картине — на недописанной картине — был Мартин, тот самый демон, с которым Хасан беседовал сегодня вечером. Обычный смуглый парень в художественно подранных джинсах и черной футболке. Мартин на картине, естественно, был одет в средневековый костюм. Но от реального себя отличался не только этим.

Что-то у него очень не так было с лицом.

С улыбкой?

Ну, и когти, конечно. Руки по локоть покрыты мелкой чешуей, на пальцах на один сустав больше, и когти… длиннее, чем отрастают у Занозы, когда ему приходит идея подраться врукопашную.