Творчество и свобода: Статьи, эссе, записные книжки - Альбер Камю

После убийства Александра II Исполнительный комитет обратился к Александру III:

«Мы лучше, чем кто-либо другой, понимаем, как печальна гибель стольких талантов, такой энергии — на деле разрушения…»

«Мирная идейная борьба сменит насилие, которое противно нам более, чем Вашим слугам, и которое практикуется нами только из печальной необходимости».

См. любопытное показание Рысакова, готового служить осведомителем ради спасения собственной жизни. Но он оправдывает себя. («Знаменитые судебные процессы в России»[514], с. 137).

Лейтенант Шмидт: «Смерть моя все довершит, и дело, за которое я принял казнь, пребудет безупречными совершенным».

Г.: Эти губы, изъязвленные грязным наслаждением.

Бунт. Глава о том, что такое казаться (себе и другим). Дендизм — движущая сила многих деяний, вплоть до революционных.

До тех пор, пока человек не совладал с желанием, он не совладал ни с чем. Меж тем ему почти никогда не удается совладать с ним.

Винавер[515]. В конечном счете писатель несет ответственность за то, что он делает для общества. Но он должен (и это область, где ему следует держаться очень скромно, быть очень нетребовательным) не знать поначалу о своей ответственности, не ведать, пока он пишет, об условиях, на которых он подрядился служить обществу, — должен рисковать.

Эссе. Введение. К чему отвергать доносительство, полицию и т. д…если мы не христиане и не марксисты. У нас для этого недостает ценностных ориентиров. Пока мы не отыщем ценностной основы, мы будем вынуждены выбирать добро (если мы выбираем его) наугад. До этих пор добродетель будет вне закона.

Первый цикл. Во всех моих книгах, начиная с первых («Бракосочетания») и кончая «Веревкой» и «Бунтующим человеком», я стремился к безличности (всякий раз на свой лад). Позже я смогу говорить от своего имени.

Меня привлекают люди великодушные — и только они. Но сам я не великодушен.

*

Предисловие к сборнику статей. «Среди прочего я сожалею о том, что слишком многим жертвовал ради объективности. Подчас объективность — слабость. Сегодня все разъяснилось, и следует называть концентрационное концентрационным, даже если речь идет о социализме. В определенном смысле я никогда больше не стану церемониться».

Я принуждал себя к объективности, чуждой моей природе. Все оттого, что я не доверял свободе.

Желябов, подготовивший убийство Александра II и арестованный за двое суток до покушения, требует, чтобы его казнили одновременно с Рысаковым, метнувшим бомбу.

«Только трусостью правительства можно было бы объяснить одну виселицу, а не две».

Зыбин, непревзойденный дешифровщик Охранки, оставлен на той же должности в ГПУ. То же. Комиссаров, сотрудник Охранки и организатор погромов, переходит на службу в ЧК. «Уйти в подполье» (на нелегальное положение).

«Террористические акты должны быть тщательно подготовлены. Моральную ответственность берет на себя партия. Это сообщит героическим бойцам необходимое спокойствие духа».

Азеф — могила 10 466 на кладбище в берлинском предместье.

За несколько дней до покушения на Плеве он «намекает» на опасность начальнику Охранки Лопухину и просит вознаграждения. Он выдает южных террористов, чтобы развязать руки петербургским. Плеве погибает; Азеф так и сказал: «Опасность грозит вам с другой стороны (не от Гершуни[516])».

Начальник Зубатов. Защищал обвиняемого перед поддельной следственной комиссией. И превращал его в осведомителя.

Девяти из десяти революционеров ремесло осведомителя приходилось по вкусу.

Революция 1905 г. началась с забастовки рабочих одной из московских типографий, которые требовали, чтобы при сдельной оплате точки и запятые считались за буквы.

Санкт-Петербургский совет в 1905 г. призывает к забастовке с требованием «Долой смертную казнь!».

При Московской коммуне[517] на Трубной площади перед развалинами здания, разрушенного при артиллерийском обстреле, была выставлена тарелка с куском человеческой плоти и надписью, гласившей: «Внесите свою лепту в помощь пострадавшим».

Провокация. История Малиновского. Ср. Лапорт[518], с. 175–176.

Встреча Бурцева с Азефом во Франкфурте — после приговора.[519] Ср. с. 221, Лапорт.

Дмитрию Богрову, убийце Столыпина, была оказана милость — дано разрешение быть повешенным во фраке.

Закончить 1 июня[520]. Потом — путешествия. Дневник. Жизненная сила. Не киснуть.

Эссе об алиби.

Всю историю русского терроризма можно рассматривать как борьбу между интеллигенцией и абсолютизмом на глазах безмолвствующего народа.

Роман. Среди бесконечного лагерного страдания — мгновение невыразимого счастья.

В конечном счете Евангелие реалистично, хотя обычно его считают нереальным. Оно исходит из того, что человек не может быть безгрешным. Но оно может постараться признать его греховность, то есть простить. Виноваты всегда судьи… Выносить абсолютный приговор могут только те, кто абсолютно безгрешен… Вот почему Бог должен быть абсолютно безгрешным.

Приговорить человека к смерти — значит лишить его возможности исправиться.

Как жить, не имея нескольких серьезных причин для отчаяния!

Предисловие[521]. Сказать о себе, что ты революционер, выразив, впрочем, несогласие со смертной казнью (процитировать предисловие Толстого — мало кто знает как следует это предисловие Толстого, которое я ныне читаю с безграничным почтением), с ограничением свобод и с войнами, — значит ничего не сказать. Следовательно, нужно объявить, что ты не революционер, но просто скромный сторонник реформ. Убежденный реформатор. В конце концов, как следует все взвесив, можно сказать, что ты — бунтарь.

(Вы погубите свою репутацию, говорят мне.

— Тем лучше, если она создается подобным образом.)

Чайковский имел привычку[522] в рассеянности жевать бумагу (включая очень важные документы в министерстве юстиции).

Жажда творчества была в нем так сильна, что лишь его огромная работоспособность позволяла утолять ее (Н. Берберова).

«Если б то состояние души артиста, которое называется вдохновением, продолжалось бы беспрерывно, нельзя было бы и одного дня прожить» (Чайковский).

«Как только я предамся праздности, меня начинает одолевать тоска, сомнения в своей способности достигнуть доступной мне степени совершенства, недовольство собой, даже ненависть к самому себе. Мысль, что я никуда не годный человек, что только моя музыкальная деятельность искупает все мои недостатки и возвышает меня до степени человека в настоящем смысле этого слова, начинает одолевать и терзать меня. Единственное средство уйти от этих мучительных сомнений и самобичеваний — это приняться за новый труд» (Чайковский). А между тем музыка его по большей части посредственна.

Вербовка. Большинство несостоявшихся литераторов идут в коммунисты. Это единственный статус, позволяющий смотреть на художников свысока. В этом смысле коммунисты — партия неудачников. Естественно, у них отбоя нет от желающих.

Май 49-го г. А теперь: отречься от «человеческого», как они выражаются.

Придуманные мною сюжеты были просто предлогами, чтобы заставить самого себя говорить.

Предисловие к книге политических эссе. Последнее эссе довольно точно выражает мои мысли, а именно убежденность в том, что современный человек обязан заниматься политикой. Я занимаюсь ею скрепя сердце, оттого, что, хотя это скорее недостаток, чем достоинство, я никогда не уклонялся ни от одной из своих обязанностей.

Психология мешает поверить в доброту, нравственность и бескорыстие. Но история мешает поверить в зло.