Тьма над Лиосаном - Челси Ярбро

Ингвальт не шелохнулся, лишь скривил губы.

— Если с этой женщиной что-либо случится, причиной того будете вы.

Спорить с ним было некогда, да и не хотелось.

— Ну-ка встань в сторону, олух, — властно и резко произнес Сент-Герман.

Этот голос двигал войска, и слуга отскочил к стене, верный привычке повиноваться.

Покраснев от стыда, он крикнул в спину столь бесцеремонно одернувшему его чужаку:

— Сегодня же все узнают, что у вас с ней шуры-муры.

Сент-Герман даже не оглянулся.

— Если ты полагаешь, что я собираюсь ее изнасиловать, не стой там столбом, а ступай следом за мной, — проговорил он на ходу. — Поглядишь, что я буду делать.

Он подцепил коленом дверную ручку и внес Оситу в лабораторию, где с осторожностью уложил ее на кровать.

Уже не впервые за время своего пребывания в крепости Лиосан граф с горечью пожалел, что у него нет макового сиропа. Настойка из анютиных глазок тоже, конечно, облегчала страдания, но не в той степени. К тому же сейчас в его распоряжении не было и ее. Наклонившись над раненой, он сказал:

— Я сожалею, но твои муки усилятся. Зато потом кость выправится и срастется практически без последствий.

Осита шевельнула ресницами, но вряд ли поняла смысл его слов.

Такой перелом, осложненный смещением, заставил бы попотеть и двоих костоправов, но Сент-Герман понадеялся на свой опыт, да и силы, не свойственной обыкновенному человеку, ему тоже было не занимать. Столетия, проведенные в храме египетского бога-врачевателя Имхотепа, даром для него не прошли, и потому он очень сноровисто прижал служанку коленом к стене, потом взял за локоть безвольную руку и, примерившись, потянул ее на себя, одновременно с усилием нажимая на место перелома. Миг — и концы кости сошлись, а целитель, весьма довольный тем, что раненая даже не вскрикнула, принялся туго бинтовать ей плечо.

— Как вам удалось это сделать? — хмуро спросил Ингвальт, сунувшись в настежь открытую дверь.

— Сделать что? — осведомился Сент-Герман, фиксируя переломленную ключицу валиком из плотно скатанного полотна.

— Сложить кости — вот что, — ответил с вызовом Ингвальт. — Вы поводили над раной руками, и обломки сошлись.

Сент-Герман покачал головой.

— Я их вправил. Сделать это с помощью жестов не удавалось еще никому.

Ингвальт ощерился.

— Я ведь сам это видел. Все чудодеи и колдуны прокляты как один. Вы тоже прокляты, — заявил он и ушел.

Сент-Герман только вздохнул и повернулся к Осите. Та пришла в сознание, но в глазах ее плавала боль.

— Боль сразу не пройдет, воспаление тоже, — сказал он мягко и положил руку ей на голову. — А теперь спи.

Поддаваясь внушению, Осита уснула и спала крепко, но первые удары ураганного ветра разбудили ее. Она потянулась, тихо вскрикнула и изумленно заморгала глазами.

— Что со мной? Где я?

— В северной башне, в моих покоях, — ответил от стола Сент-Герман. — Не волнуйся, дверь настежь открыта. Твое целомудрие не пострадало.

— Однако… мы здесь одни?

— Да, но под приглядом, — сказал Сент-Герман. — Твоей репутации порядочной женщины не угрожает ничто.

Она устало кивнула.

— Мое плечо…

— Оно сломано. Точнее — ключица. Я поставил кости на место и забинтовал перелом. При небольшом уходе все прекрасно срастется. — Он подошел к ней. — Как только захочешь, я помогу тебе сесть.

Осита прикрыла глаза.

— Как это случилось?

Сент-Герман усмехнулся.

— Я полагал, ты сама о том скажешь. Я обнаружил тебя на полу швейной, возле разломанного ткацкого станка. Понятия не имею, что там стряслось.

Осита попыталась перекреститься, но не сумела, и Сент-Герман помог ей справиться с этим.

— Я ничего не помню, — призналась она после паузы. — Я честно стараюсь вспомнить, но не могу. Я сидела за меньшим из ткацких станков, за дверью раздался какой-то звук, а потом — ничего. Я открыла глаза уже здесь.

Он доброжелательно и спокойно кивнул:

— Такое бывает. Это шок. Подожди денек-два — и все припомнишь.

— Да поможет мне в том Христос Непорочный, — сказала она и пожаловалась: — Мне больно.

— Знаю. — И будет больно какое-то время, но потом все пройдет. — Сент-Герман опустился на табурет. — Тебе не стоит залеживаться. Давай-ка сядем. Я придержу тебя за спину, чтобы поберечь руку.

Предложение сильно смутило Оситу, но она храбро кивнула:

— Помогите мне, да.

Он осторожно перевел ее в сидячее положение и положил за спину две жесткие подушки.

— Тебе так удобно?

Осита вздохнула:

— Да. Ваша постель очень жесткая, как и наши. — Она вопросительно глянула на него: — Я думала, господа спят на мягких кроватях.

— Не все, — улыбнулся Сент-Герман. — Я плохо сплю на пуховиках, а на чем-либо твердом — прекрасно. — Он помог ей устроиться поудобнее. — Ты не спеши. Попривыкни к своему новому положению, а уж потом поднимешься на ноги. Ты ведь пока еще к этому не готова?

— Нет, — согласилась Осита и нервно зевнула. — Пока еще нет.

— Осваивайся, — сказал он. — И подумай, с какой из женщин сговориться о помощи на месяц-другой. Пока не срастется кость, ты не сможешь как следует приглядывать за детьми. А еще тебе этим летом нельзя подпускать к себе мужа. Пока боли совершенно не прекратятся. Ты должна помнить о том.

— Он прибьет меня, если я ему откажу, — заявила Осита. — Руэль хороший муж, но без этого не обойдется и дня.

— Я поговорю с ним, — пообещал Сент-Герман, надеясь, что пара золотых монет поможет ему убедить пылкого лесоруба временно отказаться от любовных утех.

— Он имеет права на меня, — возразила Осита.

— Но не когда ты больна, — парировал Сент-Герман. — Как ты себя чувствуешь?

— Вполне сносно.

— Комната не колеблется? Ты можешь встать?

— Нет еще, — сказала она. — Но встать так и так придется, ведь я должна быть рядом с женой герефы… того, что ушел в монастырь.

— Не сегодня. И не в ближайшее время. Пока не срастется рука.

Она посмотрела на него как на умалишенного.

— Но такова моя служба. Герефа велела мне быть рядом с ней.

— Я потолкую с герефой, — вновь пообещал Сент-Герман. — И все объясню. А тебе следует думать лишь о здоровье.

Осита нахмурилась.

— Но…

— Никаких «но». — Он добавил строгости в голос. — Ты должна отдыхать этим летом или будешь вынуждена отдыхать всю дальнейшую жизнь. Калеке уже никто ничего не поручит.

Она отвернулась и долго молчала. Потом заявила:

— Я хочу встать. Вы приглядите, чтобы я не упала?

— Конечно.