Записки средневековой домохозяйки - Елена Ковалевская

Но Себастьян лишь с издевкой изогнул бровь. Это подействовало на прокурора как красная тряпка на быка и он, брызгая слюной, продолжил угрожать:

— Вчера некто Стюарт Уинтроп — бывший камердинер барона Мейнмора. За сходную цену он предложил весьма интересную бумагу. Вот список с нее, — и сунул в руки удивленному маркизу записку.

Тот развернул ее и пробежался глазами по строчкам: 'Милорд, хочу уведомить вас, что знаю, кто именно виновен в непрозвучавшем деле с некими бумагами, которыми вы намеренно завладели, а потом имели возможность проиграть, сделав неудачную ставку в игорном доме в Чатстоуне. А так же еще желаю добавить, что мне известно, что ваш родственник, преступив границы своих должностных полномочий, не огласил вашу причастность к вышеуказанному инциденту. На основании всего вышеперечисленного, я прошу вас немедленно покинуть город, в противном случае я дам огласку данным сведениям'.

— Так вот, — с видимым удовольствием растягивая слова, произнес прокурор, едва Себастьян прочел написанное, — если вы не признаете свою вину в убийстве маркиза Мейнмора, я смешаю с грязью род Коненталь и вашего отца в частности!

Себастьян в негодовании было скрипнул зубами, но мигом овладев собой, урезонил лучащегося довольством обвинителя.

— Отец уже не канцлер, в случае чего переживет и это. Брогерст, вы в очередной раз двумя ногами вляпываетесь в навозную кучу, называемую политикой, так что не спешите радоваться. Когда мне разрешат рассказать, что я знаю — вам уже будет не так весело.

— За вас говорит ваша самонадеянность! — не поверил ему прокурор. — Максимум, я дам вам время на размышление до следующего слушания. Но все же рекомендую немедленно!..

— Рекомендовать вы своей жене будете, а не тайной канцелярии, — уже находясь в сильном раздражении, оборвал его Себастьян.

Он понятия не имел, что Кларенса шантажировали, и уж никак не ожидал, что сведения о пропажи бумаг из трастового фонда станут известны третьим лицам. Это несколько выбило его из колеи, однако ни в коей мере не заставило сдать свои позиции. Обвинение в убийстве Кларенса было нелепым, и лишь замедляло расследование. Но оставалось подождать еще три дня, и он выйдет на свободу. А пока…

— Идите в зал суда, — посоветовал маркиз взбешенному прокурору. Тот как рыба выброшенная на берег разевал рот, но так и не находил достойного ответа на грубость. — Вас уже заждались.

Сменив цвет лица с пунцового на бледный от нахлынувшей ярости, Брогерст, процедив лишь: 'Вы еще пожалеете!', - спешно удалился из комнатки.

А спустя какое-то время вошли два гвардейца и, встав по обеим сторонам, повели самого Себастьяна в зал заседаний.

Вивьен, вцепившись в борт корабля, так, что побелели пальцы, всматривалась в бирюзовую морскую даль. До последнего момента женщина опасалась, что ее узнают, настигнут в порту и арестуют. Но вот корабль отчалил к далеким берегам Новой Артионы. Вроде все обошлось и можно облегченно выдыхать.

Последние дни прошли как в тумане. После того как она выскочила из спальни с вожделенными документами, все запомнилось отдельными кусками и фрагментами. Вот Кларенс с перекошенным лицом зовет слуг, а уже в следующую минуту она пытается заставить его замолчать. Кровь… Какая-то сумасшедшая встреча с герцогским сынком, а потом бег, бег, бег…

На всякий случай у нее давно был готов план экстренного побега, но он не был рассчитан на то, что придется долго скрываться. Она предполагала бежать максимум до границы с Соувеном, а там пересечь ее и все — безопасность. Теперь же потеряв документы, она не могла вернуться к Герману, он бы ей этого никогда не простил. И тогда Вивьен решилась бежать ото всех.

Вернувшись к себе, женщина обрезала роскошные рыжие кудри, наскоро перекрасила их басмой, придав им тусклый каштановый цвет, подкладочками под щеки изменила овал лица, а после, схватив лишь один саквояж, навсегда покинула дом.

В спешном порядке, превратив себя в пугало, она выехала из столицы с балаганными артистами, а потом насколько быстро смогла, добралась в Оманию. Там, у какого-то подпольного менялы, женщина по грабительским расценкам обменяла украденные Кларенсом векселя на предъявителя, а после поспешила в порт.

И вот теперь еще раз, изменив внешность — волосы острижены еще короче и перекрашены в жгучий черный цвет — она под видом убитой горем вдовы покидала континент. В единственном саквояже лежали деньги, которых должно хватить на несколько лет жизни, а в вещах были зашиты надаренные любовниками драгоценности.

Не веря своему счастью, Вивьен еще раз вздохнула полной грудью и наконец-то осознала, что свободна. Больше не будет Германа и его заданий, не будет шпионских игр и противных любовников. Теперь не нужно изображать из себя прелестницу, когда от ухажера с души воротит. Все осталось позади, раз и навсегда! Теперь она Аделла, скромная вдова из Омании, отправляющаяся к новым берегам за лучшей долей. А прошлого с его угрюмыми пансионами, шпионажем и напоследок с убийством никогда не было.

Помощник объявил, что выходит судья. Все встали. Потом он огласил, какое дело слушается, кто обвиняемый, произносил еще что-то… Однако я плохо понимала, что говорилось: язык казался для меня чужим и, слыша каждое слово по отдельности, я не понимала смысла речей. Руки дрожали, а сердце стучало в груди, разгоняя кровь тяжелыми толчками. А едва вывели Себастьяна, весь мир и без того подернутый пеленой, сузился до его лица, прочее же перестало существовать. Я видела лишь его одного.

Заметив меня, сидящую на скамье, он лишь прикрыл глаза, давая понять, что, мол, все в порядке, а потом переключил свое внимание на судью и присяжных.

Со своего места поднялся прокурор… Я лишь через несколько минут поняла, что это обвинитель, хотя тот назвался сразу. Он начал говорить, и его слова одно за другим проникали в мое сознание, создавая чудовищную картину преступления. Моего Себастьяна обвиняли. Обвиняли в смерти Кларенса! А я… Я, словно погруженная в жуткий транс, отказывалась понимать, принимать и верить. Мне хотелось кричать, протестовать, вопить… Казалось, что еще немного, и я разорву их всех, сумею погрести под сводами этого зала, выпустив ярость на волю. Меня трясло, а из глаз катились непрошенные слезы. Я никак не могла совладать с собой.

На миг, будто издеваясь, сознание прояснилось, чтобы я смогла услышать, что моего Себастьяна требуют сказать, где был той ночью, а он лишь таинственно заверяет, что не имеет возможности. А этот ненавистный прокурор отвечает, что раз не может, то значит, именно он убил маркиза Мейнмора…