Адмирал: Сашка. Братишка. Адмирал - Владимир Геннадьевич Поселягин

дороге смерти. Потом разошлись наши пути-дорожки и сошлись уже только тут. Сейчас костюм был отстиран и отглажен, как новенький.

– Здравствуй, Саша.

– Здравствуйте, Константин Львович. Что случилось?

– А что, моё появление могло быть вызвано только какой-то случайностью или нуждой?

– А разве нет?

Мы отошли в сторону и сели на свободную скамью, но под перекрёстными любопытствующими взглядами сразу двух классов. Лабухин на это внимания не обращал, а я тем более, так что особо ничего нам не мешало, ну кроме мяча, который кто-то запустил со снайперской точностью прямо в голову моему собеседнику. Невольно отбил тот его хорошо, обратно полетел, однако свёл на миг глаза в кучу, но быстро встряхнулся и продолжил говорить как ни в чём не бывало.

– Значит, сегодня дыра в эфире?.. – задумчиво протянул я. – Мной закрыть хотите? С чего бы это? Вроде моё первое и последнее выступление восторгов у ваших коллег не вызвало, насколько я понимаю.

– У нас восторгов не вызвало то, что передача прошла без согласования цензуры. Диктора, конечно, хотели наказать, да и редактора тоже, но сверху спустили приказ всё оставить как есть. Так что никаких мер не было, все работают как обычно. А вот насчёт того, что реакции на твой эфир не было, то тут ты не совсем в курсе. Нас завалили письмами. Неделя прошла, а уже двенадцать мешков, письма всё идут и идут. Со всех сторон, немало и с фронта.

– Мне об этом ничего неизвестно.

– Приказали попридержать информацию. Все письма нами были изучены, почти тридцать человек старались, были помощники из партийных организаций. На некоторые письма нужно ответить. Там всё подготовили.

– Опять отредактированная речь? – усмехнулся я.

– Знаешь, а тут ты не угадал. Я сам в сомнении, но, когда мне ставили задачу поговорить с тобой, этот момент обговорили особенно. Не припомню, чтобы раньше было такое. В общем, тебе просили передать, что у тебя полтора часа эфира личного времени.

Можешь говорить, что хочешь, но займи его. Естественно, за всё, что ты произнесёшь, будешь нести ответственность один ты и никто более.

– Экспериментаторы хреновы, – невольно покачал я головой, прекрасно представляя, чьи тигриные ушки торчат за этой авантюрой.

– Единственно просили никаких секретных сведений не разглашать, включая методы борьбы с немцами. Это в эфир выдавать нельзя. Мне сказали, ты сам поймешь, о чём тебя просят.

– Да это как раз понятно.

– Всё, что поручили сказать, сказал. Эфир в семь часов вечера, но ты за два часа приходи. Там ещё скажут, что нужно, и согласуют эфир. Ты хорошо говоришь, чётко и внятно, не теряешься. Легко находишь разные ответы и вообще непринуждённо ведёшь себя в прямом эфире, а это трудно, поверь мне. Так что ждём.

– Лады, буду.

Как только помредактора ушёл, почти сразу рядом на скамейку приземлилась Маринка, она тут же была, и затеребила меня. Лабу-хина узнала и понимала, что разговор был важным.

– Эфир вечером, просили подойти заранее, – отстранённо ответил я, обдумывая только что прошедший разговор.

Всё это было похоже на ловушку. Видимо Сталин решил посмотреть, как я выкручусь из этой ситуации. На пару с Берией наверняка работали. Полной уверенности у них не было, то ли я тот, кто им нужен, кого они искали, то ли нет, вот и провоцировали меня. Надеялись, выдам себя.

– Ладно, хотите запоминающийся эфир, получите. Обещанных краёв не перейду, но содрогнётесь.

– А во сколько эфир? – похоже, Марина не расслышала, что я себе шепнул под нос.

– В семь вечера. Сегодня.

– Быстрые какие, – подивилась та и убежала делиться свежей новостью, тут же собрав вокруг себя большую группу одноклассниц.

Собравшись, я отпросился у учительницы, до конца урока полчаса оставалось и не хотелось их тратить. Марина осталась, ей тут интересно было, а я ушёл.

– Саша, подожди, – окликнули меня от школьного крыльца, когда я проходил мимо, чтобы выйти на улицу, помахивая на ходу сумкой с учебниками и тетрадями.

Остановившись и обернувшись, я направился навстречу нашей директрисе.

– Что-то случилось, Татьяна Валериевна?

– Случилось. Записала я тебя в музыкальную школу на вечерние уроки. Уже с сегодняшнего дня можешь начинать. Начальный класс, как и просил.

– Вот это отличная новость. Может, я сейчас успею?

– Я там тебе не нужна, назовёшь себя секретарю, она всё и объяснит. Знаешь, где музыкальная школа?

– Да, знаю. Спасибо.

Добежав до здания музыкальной школы, в соседнем районе, я узнал, что меня действительно оформили, записал время уроков, сразу сообщив, что сегодня не могу быть, вечер занят. Тут же познакомился со своим классным руководителем, её тоже предупредил, что начну учиться с завтрашнего дня, ну и рванул домой. Деда не было, у него сегодня смена на работе, так что, переодевшись и открыв баркас, занялся делом. Сальник я всё же снял, а потом установил новый. Проверить, подтекает или нет, можно будет только в следующем году, когда спустим судёнышко на воду, а пока нормально, я хорошо сделал свою работу. Убрав инструмент, сходил в баню. Я пока работал, бабушка её протопила, воду таскать не требовалось, уже была, помылся, собрался, прихватил гитару и направился в сторону ближайшей трамвайной остановки. Пора в путь-дорожку. Эфир ждёт. До остановки меня малые проводили, а дальше домой потопали, ну а я направился к зданию всесоюзного радио.

– Готов? – поинтересовался у меня диктор.

Сегодня я вёл эту передачу в эфире с тем же диктором, что и в прошлый раз.

– А что, есть сомнения? – усмехнулся я. – Готов-готов, можно начинать.

Рабочий студии, что был ответственным за эфир, стоял чуть в стороне с наушниками на голове. Передачи в большинстве своём велись в прямом эфире из-за отвратительного качества звукозаписывающих средств, ну и хранить записи было не на чем. Если давали такую запись с пластинок, то качество воспроизведения оставалось желать лучшего. Слушатели сразу отмечали эту самую разницу, так что только в крайнем случае давали запись, да и ту старались довести до идеала. Тот же хор в тесное помещение студии не впихнёшь, вот их давали в записи.

В это время звукач, отметив время, начал на пальцах показывать отсчёт до начала нашего эфира. Я особо не волновался, начинать не мне, это работа диктора. О том, что я снова буду в эфире, объявили ещё утром. Как оказалось, ажиотаж с моим прошлым выступлением был очень большим, да вообще чуть ли не буря разразилась, мне верили и нет, разные люди попадались. Вот фронтовики почти все были за меня. В моём районе это всё как-то незамеченным прошло, можно сказать пронесло, а вот в других