Косарев - Николай Владимирович Трущенко

Без массовой организации ее грязного дела? Не могла! Это — понятно каждому. Значит, должен быть, не мог не быть большой заговор — с тысячей, сотнями тысяч его участников!..»

И этот «заговор» усиленно «раскрывали» «ревнители спокойствия народа» Ягода, Ежов и Берия. От «имени народа» и «во имя его самого» они с многочисленными сообщниками творили «очищение от скверны» всюду. И в рядах комсомола тоже.

И еще была у молодежи, казалось, неистребимая, непререкаемая вера в Сталина, в его величие, глубокую прозорливость, всеосведомленность, непогрешимость — вера почти в его святую правоту. Пели о нем искренне, с воодушевлением:

Сталин — наша сила боевая, Сталин — наша юность и полет. С песнями, борясь и побеждая, Наш народ за Сталиным идет…

Слова и ноты этой песни родились в то жуткое время и были опубликованы многими газетами. С нее начинались утренние передачи Всесоюзного радио. Звонкие голоса комсомольцев быстро разнесли песню по стране.

Одновременно печать набирала и нагнетала тему о «врагах народа». С декабря 1937 года ответственным редактором «Комсомольской правды» стал Николай Михайлов. На это он красок не жалел.

Косарев, конечно же, в который раз воскрешал в памяти многие события своей работы и личной жизни. Скрупулезно, с пристрастием анализировал их, пытался даже уличить себя в утрате бдительности. И никак не мог найти для того оснований: «вроде бы все всегда было в норме — политической близорукостью не страдал. Скорее наоборот — активно помогал партии изобличать оппозиционеров и уклонистов всех мастей и оттенков; громко во всеуслышание персонально клеймил всех их, и искренне верил, что вершит правое, чистое и честное дело…»

И невольно в памяти возникали эпизоды из событий минувших лет.

«Когда же снаряды серьезных обвинений стали падать в «комсомольском квадрате»?»

Вспомнились, наверное, события — далекие и близкие. Те, к которым имел косвенное, весьма отдаленное отношение (генсек — всегда генсек, и за все, что творится в комсомоле, он несет моральную ответственность), и те, что касались его непосредственно…

Кажется, первый удар пришелся в 1929 году на Тараса Кострова. Здесь у Саши имелись прямые основания для таких размышлений: «При Тарасе «Комсомолка» допускала ошибки в оценке позиций правых уклонистов. Костров сам по этому поводу публично выступил с покаянием…»

Следующим возник Лазарь Шацкин. Косарев не мог не вспомнить, как в 1930 году он издал брошюру «Комсомол в борьбе за линию партии». В ней он и воздал «на всю катушку» Шацкину — за примиренчество со взглядами опять-таки правых. За ту брошюру многие авторитетные работники Косарева хвалили: «Актуально, смело, принципиально!..» Иначе он и не мог. По Шацкину получалось, что тот, кто не был в той или иной оппозиции, кто никогда не уклонялся от линии партии, тот не может быть стойким большевиком, очевидно, по правилу: «На чем же ты научишься, если не на собственном опыте или на собственных ошибках». Много и часто Косарев беседовал с Бубекиным о таких вывертах Шацкина.

А это произошло в декабре 1930 года. Тогда он санкционировал «Комсомольской правде» публикацию статьи «Непростительная «забывчивость». О брошюре тов. Чаплина «Основы юношеского движения». Санкционировал, наверняка сокрушаясь: «Эх, Коля-Коля! Ну что же ты наделал? Ну, прочитал ту лекцию на центральных комсомольских курсах… А зачем же поддался на уговоры пропагандистов и напечатал в «Юном коммунисте», а потом в издательстве «Пролетарий» эту лекцию в виде пособия для кружков по истории юношеского движения. Ведь были же в ней упущения? Были! И как ты только мог, умная голова, в брошюре на такую тему не подчеркнуть, кто комсомол является боевым помощником партии в борьбе за ее генеральную линию? А ведь не только не подчеркнул — даже не обмолвился… Время пришло — тебе и это лыко в строку, мой любимый медведь, вшили… А результат? В итоге подсказали «с самого что ни на есть верху» ивановским комсомольцам сногсшибательную «идею» — вынести на комсомольскую конференцию, а затем и на девятый съезд комсомола предложение — снять с Чаплина и Шацкина звание почетных комсомольцев. Я же сам на той конференции был. А что оставалось делать? Под высоким контролем стоял этот вопрос. Немудрено, что и на других комсомольских конференциях такие решения были приняты.

На съезде же такое решение прошло без сучка и задоринки — сняли почетное звание с ветеранов движения…»

Выступая на IX съезде ВЛКСМ, Косарев, напомнив, что Чаплин был «прекрасным и способным комсомольским работником», искренне сокрушался, что Николай не смог «превозмочь себя». Превозмочь? В чем?!

А события аналогичного характера наслаивались одно на другое.

В декабре 1931 года Сталин опубликовал в журнале «Пролетарская революция» письмо «О некоторых вопросах истории большевизма». Обращенное против троцкистских измышлений и оценок роли Ленина в борьбе с «оппортунизмом, оно знаменовало начало сталинских претензий на «последнее слово» в общественной науке. Сталинское слово постепенно канонизировалось.

Через несколько дней «Комсомольская правда» обрушилась на брошюру Оскара Рывкина о втором съезде комсомола с резкой критикой за «протаскивание в ней троцкистского хлама». Критика была заслуженной. Но сегодня Косарева поразило другое. Автор редакционной рецензии умело увязал позицию Рывкина с ошибками в изложении истории большевизма, которые Сталин подверг критике в письме в журнал «Пролетарская революция»…

Да, ничего не скажешь, — исподволь и не вдруг, но периодически и густо ложились такие снаряды в «комсомольском квадрате»: Шацкин, Рывкин, Чаплин — все в прошлом первые лица в комсомоле. Еще гуще и уже с трагическими последствиями они ложились в 1937 году.

На следующем, V пленуме, состоявшемся в феврале 1938 года, из 93 членов ЦК ВЛКСМ, избранных на X съезде ВЛКСМ, присутствовало только 40 человек. По существу, он уже был неполномочным рассматривать персональные вопросы. Но рассматривал. Пленум даже утвердил решения бюро ЦК ВЛКСМ об исключении из состава Центрального Комитета 35 человек, среди них и первого секретаря Ленинградского обкома комсомола Иосифа Вайшлю — как «неоправдавших, невнушающпх политического доверия…».

Мог ли противостоять и противостоял ли этому Косарев?

Нельзя сразу, без обиняков, дать на этот вопрос однозначный ответ. Тем более занять любую из диаметрально противоположных, крайних позиций.

Но