Вспышка. Книга первая - Джудит Гулд

– Вы не можете винить в этом Тамару, – с едва скрытым гневом резко проговорил Зиолко. – Она перенесла болезненную операцию, и от всех этих бинтов у нее страшный зуд. Она в них уже полторы недели.

Остановившись на верхней ступеньке, Скольник повернулся.

– Но их еще не сняли?

Зиолко, вздохнув, покачал головой.

– Она по-прежнему похожа на мумию, если вас это интересует, – проворчал он. – Доктор Затопек хотел снять их два дня назад, но решил дождаться вас.

– Хорошо. – Скольник удовлетворенно кивнул. – Насколько я понял, он готов? Я поднимусь прямо к ней в комнату. Пусть он немедленно придет туда.

Зиолко колебался.

– Доктор Затопек сейчас обедает, а он запрещает беспокоить себя во время обеда. Я думаю, будет лучше, если мы подождем полчаса.

Скольник холодно посмотрел на Зиолко.

– Я добирался сюда двое суток и преодолел семь тысяч миль, чтобы увидеть это. Если я мог такое сделать, то и наш любезный доктор может прервать свой обед.

– Ладно. – Поджав губы, Зиолко кивнул. Бросив взгляд вниз на машину, он увидел шофера, вынимающего из багажника вещи, и поднимающегося по лестнице человека, чья фигура показалась ему знакомой.

– Ты, конечно, знаком с Максом Фактором, – небрежно заметил Скольник. – Он поклялся хранить тайну. Ему можно доверять: он унесет наш маленький секрет с собой в могилу.

Зиолко с любопытством взглянул на визажиста.

– Приятно вновь увидеться с тобой, Макс, – ровным голосом произнес он, скрывая обуревавший его гнев и пожимая мужчине руку. Но внутри у него все кипело. Тамара специально просила, чтобы приехала Перл – человек, которого она знала и кому она доверяла. А вместо этого она получит этого незнакомца, хотя он и является одним из самых известных в мире косметологов. Макс Фактор или кто другой – она будет страшно разочарована.

Скольник заметил, как Зиолко вспыхнул от сдерживаемого гнева.

– Я попросил Макса поехать со мной, чтобы он лично занялся макияжем Тамары, прежде чем она увидит себя в зеркале. Я хочу, чтобы она выглядела как можно лучше. Я знаю, что все это далось ей нелегко.

Нелегко! Зиолко готов был кричать от ярости. Если бы я был во всех этих бинтах, я бы давно, черт побери, сорвал их и нашел себе зеркало. А еще лучше – разбил бы его и забросал бы тебя осколками!

Он слишком хорошо помнил предостережение доктора Затопека, которое они с ним тщательно скрывали от Тамары: операция может оказаться успешной, а может и нет. Лицевая хирургия находилась в зачаточном состоянии. Но хуже всего было то, что Тамара на всю жизнь могла остаться изуродованной.

С тяжелым сердцем Зиолко проследовал за Скольником в теплое фойе, молясь, как он делал это весь месяц, чтобы серия операций оказалась успешной.

Теперь уже скоро, слишком скоро он узнает, внял ли Бог его молитвам.

Кем она станет? Красавицей? Или чудовищем?

Тамарины глаза.

Они остались единственным, что было видно на ее лице. Белоснежные бинты превращали остальную часть головы в гладкую, безликую маску. Ее ноздри были не более чем узкими щелочками, а рот – разрезом в потемневших, мокрых бинтах.

Если не заглядывать в ее глаза, она даже отдаленно не напоминала человека.

Это были полные страха человеческие глаза. Страха, который теперь стал еще заметнее благодаря горящему в операционной свету – яркому, ослепляющему – от нескольких электрических ламп по пятьсот ватт каждая.

Тамара сидела очень прямо на жестком стуле с вертикальной спинкой рядом с операционным столом в своем бесформенном полосатом халате и щурилась от света, устало посматривая на поднос с блестящими хирургическими инструментами и ожидая неминуемого появления доктора Затопека. «Когда же, – спрашивала она себя, – все это наконец кончится?»

А началось все с ее зубов, на которые ей ставили коронки в Калифорнии, слишком быстро и оттого слишком болезненно. Она тогда же начала худеть благодаря ежедневным физическим упражнениям и самому настоящему голоданию. Утреннее взвешивание показало, что она потеряла последние из двенадцати фунтов, на которые должна была похудеть, и теперь весила 120 фунтов при росте пять футов девять дюймов. Это было вовсе не легко. За последние полтора месяца она каждый день ложилась спать голодной. И не могла заснуть из-за изнуряющей физической боли. Когда она давала согласие на операцию, ей и в голову не могло прийти, что это будет так болезненно или сопряжено с постоянным унижением.

Самой тяжелой оказалась операция по изменению формы носа. Для того чтобы придать ему новую форму, ее нос сначала сломали, а затем реконструировали, обернув лицо нескончаемо длинным и тонким абсорбирующим бинтом. Сквозь неясный туман местной анестезии она слышала, как хрустнул нежный хрящ ее носа и заскрежетал скальпель. Даже сейчас при одной мысли об этом она вздрагивала. Потом, когда тампоны были убраны, ее целых двое суток рвало. И это она тоже перенесла молча, и, хотя Луис Зиолко все это время ни на шаг не отходил от нее и они окончательно подружились, Тамара бы предпочла, чтобы с ней была Перл, а еще лучше Инга, которой она могла бы излить свои страдания. Но тяжелее всего оказалось то, что доктор Затопек не разрешал ей даже мельком увидеть себя и свой «новый» нос. Зеркала в клинике находились под замком и ревностно охранялись – извлекали их лишь тогда, когда пациент признавался физически и психологически готовым увидеть свое отражение; даже ее пудреница и ручное зеркальце, которые она среди прочих вещей привезла с собой, были по прибытии конфискованы.

– Пока еще слишком много отеков и синяков, – со свойственной ему резкостью заявлял доктор Затопек. – Я разрешу вам взглянуть на себя, лишь когда сочту, что вы к этому готовы. И ни минутой раньше. – На этом обсуждение было закончено. Доктор Затопек отказывался выслушивать ее возражения, а медперсонал был суровым и неподкупным.

Она не помнила, чтобы когда-либо испытывала такое разочарование.

За этим последовала виртуозная глазная операция: руководство «ИА» пришло к заключению, что ее глаза несколько различались по форме, и на экране при съемках крупным планом этот дефект был гораздо заметнее.

Но теперь наконец с хирургией покончено. С минуты на минуту должны были снять бинты. Тамара не слышала приближающихся за дверью торопливых шагов доктора Затопека, поскольку бинты заглушали все звуки, кроме самых громких, но она увидела, как Зиолко, Скольник, Макс Фактор и медсестра выжидающе обернулись в сторону двери.

Она затаила дыхание и прошептала короткую молитву. Дверь отворилась, и в комнату вошел доктор Затопек. Сердце ее бешено колотилось, голову сжало как тисками. В надежде, что боль поможет ей справиться с нараставшей истерикой, она глубоко вонзила ногти одной руки в ладонь другой.