Хроники Корума (Сборник) - Майкл Муркок

— В чьем-то будущем. Возможно, и не в твоем. В будущем другой плоскости. Существует множество будущих, в которых вадхаги распространились, а мабдены вымерли. Многообразие Вселенной подразумевает бесконечное число возможностей.

— Твои знания велики, Джери-а-Конел.

Щеголь слазил за пазуху и извлек оттуда черно-белого кота. Он сидел там все время, пока они отбивались и скрывались от преследователей. Кот тут же начал мурлыкать и потягиваться, а потом удобно устроился на плече у хозяина.

— Мои знания обрывочны, — устало отозвался Джери. — Просто разрозненные воспоминания.

— Но почему тебе столько известно о здешнем мире?

— Потому, что я живу в нем даже сейчас. Видишь ли, время как таковое вообще не существует. Я, к примеру, помню то, что для тебя является будущим. Помню одну из многих своих инкарнаций. Понаблюдав за парадом подольше, ты бы смог лицезреть не только себя, но и меня. Здесь у меня довольно громкий титул, но я служу всаднику на буланом коне. Он родился в этом городе, и местные жители чтят его как великого воина, хотя он, как и ты, предпочитает мир. Такова судьба Вечного Героя.

— Я не хочу больше об этом слышать, — быстро сказал Корум. — Это слишком мучительно.

— Я не могу осуждать тебя за это.

Наконец они сделали привал, чтобы напоить лошадей и поспать, карауля по очереди. Время от времени вдалеке проезжали группки всадников с зажженными факелами, но всякий раз они были слишком далеко, чтобы представлять серьезную угрозу.

Утром беглецы достигли обширной вересковой пустоши, лошади уверенно пошли в карьер и вскоре доскакали до лесистой долины.

— Мы обошли Варлеггон стороной, — сказал Джери. — Думаю, так лучше. Но вот и тот лес, что нам нужен. Гляди, видишь дымок? Там, полагаю, усадьба леди Джейн.

По узкой, петлистой дорожке, зажатой с обеих сторон высокими склонами, поросшими душистым мхом и дикими цветами, они наконец подъехали к двум столбам из бурого камня. Столбы увенчаны были источенными непогодой изваяниями раскинувших крылья ястребов. Ворота из гнутых железных прутьев были отворены, и беглецы пустили лошадей по гравийной дорожке. Завернув за угол, они увидели дом — большой, трехэтажный, сложенный из такого же бурого камня, с серой крышей и пятью печными трубами красноватого кирпича. Окна были решетчатые; в центре помещалась низкая дверь.

На стук копыт из-за дома вышли двое слуг.

Люди были темнолицы, с низкими, нависающими бровями и длинными седыми волосами. Одевались он в кожи и шкуры, и если их лица вообще имели какое-то выражение, то было это скорее мрачноватое удовольствие при виде Корума в высоком шлеме и серебряной кольчуге.

Джери сказал что-то на их языке, который довольно значительно отличался от слышанного Корумом на улицах города: этот язык еще хранил слабый отзвук вадхагской речи.

Один повел лошадей на конюшню. Второй через главный вход прошел в дом. Корум и Джери остались ждать снаружи.

А потом в дверях появилась она.

Это была старая, благородной наружности женщина с длинными белоснежными, заплетенными в косы волосами, в платье из легкого голубого шелка с широкими рукавами, украшенном золотой вышивкой у горловины и по подолу.

Джери обратился к ней на здешнем наречии, но женщина улыбнулась. Она ответила на чистейшем, журчащем словно ручей, языке вадхагов.

— Я знаю, кто вы, — сказала она. — Мы ждали вас. Добро пожаловать в мою лесную усадьбу.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ЛЕДИ ДЖЕЙН ПЕНТАЛЛИОН

Старая женщина провела гостей в прохладные комнаты. Стол из полированного дуба был уставлен блюдами с мясом, винами и фруктами. Воздух благоухал цветами, которые были повсюду. На Корума хозяйка усадьбы поглядывала гораздо чаще, чем на Джери. Она смотрела на него почти с обожанием.

Корум с поклоном снял шлем.

— Благодарим вас, сударыня, за радушие и гостеприимство. В вашей земле много доброты — равно как и ненависти.

Она улыбнулась и кивнула:

— Да, некоторые добры, но не слишком многие. Эльфы как раса в целом гораздо добрее.

— Эльфы, сударыня? — вежливо переспросил Корум.

— Да, ваш народ.

Джери извлек из-за пазухи смятую шляпу и поглядел на нее с сожалением.

— Да, непросто будет вернуть ей должную форму. Подобные приключения хуже всего сказываются на шляпах. Леди Джейн Пенталлион говорит о вадхагах, принц Корум, а также о родственной расе, элдренах, которые мало чем отличаются от вас, — разве что формой и цветом глаз; они, так же как мелнибонэйцы и ниланриане, являются боковыми ветвями одной и той же расы. В здешних краях вы известны как эльфы, а порой — в других местах — вас еще называют дьяволами, джиннами, даже богами.

— Прошу простить меня, — мягко сказала леди Джейн. — Я забыла, что ваш народ привык называть себя по-своему. И все же слово «эльф» сладостно для моего слуха, столь же сладостно, как и ваша речь — после стольких лет…

— Называйте меня как вам угодно, сударыня, — учтиво ответил Корум, — ибо я обязан вам жизнью, а может и здравостью рассудка. Как вы выучили наш язык?

— Прошу вас, угощайтесь, — сказала она. — Я постаралась приготовить пищу как можно нежнее, ибо знаю, что у эльфов более изысканные вкусы, нежели у нас. Я поведаю вам мою историю, пока вы будете утолять голод.

Корум приступил к еде и с удивлением обнаружил, что это самая восхитительная мабденская еда, какую он когда-либо вкушал. В сравнении с тем, чем его кормили в городе, пища была тонко приправленной и легкой как воздух. Джейн Пенталлион заговорила. Голос ее звучал грустно и словно издалека.

— Я была совсем юной девушкой, — начала она, — семнадцати лет, когда стала хозяйкой этой усадьбы. Отец мой погиб в крестовом походе, а мать заболела чумой, отправившись навестить сестру. Она умерла, а вместе с ней умер мой младший брат, которого мать взяла с собой. Конечно, я была в отчаянии, но слишком юна, чтобы понимать: лучший способ побороть горе — встретить его лицом к лицу, а не прятаться от него. Я же предпочла не думать о том, что осталась одна в целом свете. Я пристрастилась к чтению и погрузилась в романы, воображая себя то Изольдой, то Джиневрой. Слуги, которых вы видели, служат мне с тех самых пор, — хотя тогда они выглядели несколько моложе. Они вошли в мое состояние и не корили меня, когда я совершенно порвала с миром, все более отдаваясь грезам. К тому же мир был достаточно далек и не подавал о себе вестей.

И вот в один прекрасный день в наши края забрело какое-то египетское племя. Они попросили у меня позволения поставить шатры в моем лесу. Я прежде никогда не видала таких странных смуглых лиц и сверкающих черных глаз. Они произвели на меня неизгладимое впечатление. Эти люди, решила я, хранители знаний древних мудрецов — из тех, кого знавал Мерлин. Теперь-то мне понятно, что большинство из них не знало ничего. Но была среди них девушка одного со мной возраста — так же, как я, сирота. И я увидела в ней себя. Она была темноволоса, а я белокура, однако мы были одного роста и одинакового телосложения; и потому, что страсть к самолюбованию всегда была одним из моих недостатков, я пригласила ее остаться со мной, когда ее сородичи ушли, прихватив с собой, надо заметить, почти весь наш домашний скот. Однако это нисколько меня не озаботило, ибо истории Айреды, которые она слышала от родителей, отличались куда более необузданной, дикой фантазией, нежели то, что я читала в книгах или придумывала сама.