Пробирная палата - К. Паркер

Что касается легких пехотинцев и лучников, чьей обязанностью было отгонять в таких обстоятельствах надоедливых мух, то они совершили серьезный просчет, когда решили покинуть лагерь и спастись в темноте. Их подвели те самые кочки и рытвины: люди спотыкались и падали, получали растяжения и ушибы, так что, когда Силдокай обнаружил беглецов и окружил кордоном, они уже не имели ни сил, ни желания идти дальше. Часть из них погибла на месте, другие вернулись на следующий день к своим.

Из 50 тысяч сошедших с кораблей на берег, назад вернулись 15, провожаемые людьми Силдокая. Из оставшихся 35 тысяч по крайней мере половина полегли на равнине. Силдокай возвратился домой, флот взял курс на Остров, а не успевшие уплыть на своей шкуре убедились в правоте полковника Испела: на равнине действительно невозможно найти пропитание, если только ты не коза.

Силдокай объяснил свой успех, показывая всем книжечку, найденную им когда-то при разграблении Города и имевшую сложное название «Использование кавалерии в ходе продолжительных военных кампаний на открытой местности». Она была написана неким Сундасом Бессемином, одним из великих военных историков Города, подробно изучившим все операции знаменитого перимадейского полководца Максена.

Префект Ап-Эскатоя узнал о случившемся от самого быстрого, самого опытного курьера во всем имперском корпусе связи, покинувшего Остров через двадцать минут после того, как причалил первый корабль. Префект воспринял известие спокойно, лично проследил за тем, чтобы посыльному дали самую лучшую лошадь из кавалерийских конюшен для путешествия в центр провинции, Розен, после чего попросил принести жасминовый чай с медовыми пирожными, послал за советниками и просидел всю долгую ночь и весь день, составляя план дальнейших действий.

Бардас Лордан получил известие от армейского курьера, посланного субпрефектом спустя три часа после того, как о катастрофе узнали там. Он заставил курьера повторить рассказ трижды, после чего удалил всех и долго сидел в темноте. Когда капитан вышел наконец из палатки, то не выглядел ни чересчур озабоченным, ни встревоженным, он распорядился прибавить ходу и выставить дополнительные пикеты.

Горгас Лордан услышал о разгроме имперской армии от своего человека из окружения проктора Шастела. Повидавшись с посыльным, Горгас взял большой топор, который собственноручно насадил на новое топорище, и все утро колол дрова. Потом сам отправил трех гонцов: одного на Остров с подобающими случаю соболезнованиями и предложением помощи, другого тоже на Остров в сопровождении пятидесяти зловещего вида парней, чьи дорожные документы именовали их торговыми представителями, а третьего, самого надежного, в лагерь Темрая на краю равнины.

Сам Темрай узнал обо всем от Силдокая, когда тот возвратился домой со скоростью, рекордной даже для имперской почты.

– Сколько?— спросил вождь и, услышав цифры, только покачал головой.

Потом он вернулся к воротам, которые укрепляли по его распоряжению, и остаток дня пребывал в мрачном настроении.

Губернатору провинции сообщили о поражении утром того дня, когда его старшей дочери исполнялось четырнадцать лет. Он сразу же отменил все запланированные празднества, что в полной мере соответствовало обстоятельствам, и написал длинное письмо префекту Ап-Эскатоя, выразив свое сочувствие, непоколебимую поддержку и глубокую уверенность в конечном успехе. Пообещав выслать в качестве подкрепления новую армию из 150 тысяч пехотинцев, 60 тысяч всадников и мощной артиллерийской поддержки, губернатор вежливо осведомился о картине на шелке работы Маржента, которую префект обещал выслать еще два месяца назад, но которая так и не пришла. Затем составил донесение центральному правительству, находившемуся в провинции Козин, в восьми неделях пути, и попросил инструкций относительно судьбы префекта: предать ли его суду, просто заменить или оставить на посту. В конце концов, будучи человеком добросердечным, губернатор разрешил-таки отметить день рождения дочери, поручив главному астроному внести в календарь дополнительный и действительный лишь в течение данного года месяц под названием Потеря-и-Укрепление. Общество восприняло такой жест с пониманием и одобрением и даже сошлось на мысли, что такой месяц следовало бы сохранить и в будущем.

Геннадий узнал о происшедшем за обедом, накануне того дня, когда корабли достигли Острова. Один пехотинец, самостоятельно добравшийся до побережья, заблудился и вышел севернее нужного места, где наткнулся на группу шастелских торговцев, возвращающихся домой с известием о грядущем повышении цены на бустрофидонскую медь. Ввиду крайней важности раздобытых ими сведений они, завидев бегущего по дороге солдата, решили либо убить его, либо убежать, но в итоге выслушали рассказ бедняги и, оставив его на произвол судьбы – у них не оказалось лишней лошади, – поспешили дальше с удвоенной скоростью и принесли новость еще до закрытия дневных торгов, заслужив столь небывалым актом героизма щедрую премию Ордена.

Геннадий, похоже, не удивился услышанному, и когда ушел спать, его коллеги пришли к выводу, что он, вероятно, каким-образом получил эти сведения еще раньше. Это увеличило их уважение и неприязнь к перимадейскому ученому, давно подозреваемому в колдовстве. Как можно вести себя, словно ничего не случилось, когда земля уходит из-под ног?

Занесенные в провинцию Воезин новости о катастрофе, постигшей армию, сопровождались чем-то вроде небольшого восстания в этом и без того неспокойном уголке Империи. На городской площади Резлаина в рыночный день появился неизвестно откуда взявшийся человек, который заявил, что он является избранным посланником Бога и его назначение – вывести народ из рабства. С собой незнакомец притащил напуганного и явно спятившего юношу, оказавшегося последним представителем бывшей правящей династии. Около шести тысяч человек построили баррикады, и хотя треть их составляли женщины, старики и дети, на протяжении шести дней они успешно держали оборону, пока из Ап-Бетнатура не прибыла артиллерийская рота, расстрелявшая баррикады из требушетов.

Арестованные, содержавшиеся в доме Аузелла, были, вероятно, последними на Острове, до кого докатились известия о победе кочевников. Они – известия – докатились в виде скамьи, вырванной самым безжалостным образом и брошенной в дверь на аллее Венарта. До этого скамья много лет мирно стояла на аллее у дворца Единства и Веры. Разбуженные солдаты – было раннее утро – пришли посмотреть, в чем дело, но к этому времени дверь уже болталась на петлях, а в дом ворвалось около дюжины вооруженных людей. То, что последовало за этим, трудно назвать боем в прямом смысле этого слова: один из солдат успел дойти до середины лестницы, когда между лопаток ему воткнулась стрела, и несчастный скатился вниз, пересчитав все ступеньки и ударившись лицом о пол. Все остальное происходило уже в иной атмосфере.