Зора (СИ) - "1ex0"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приближаясь к Фуге, повелители смерти увидели, как им навстречу бежит встревоженная женщина. С виду она была обычная, однако своими всепрозревающими глазами они видели, что это не человек. За искусной личиной скрывается шурайка. Она пала на колени перед вестниками конца и заговорила: «О великий, мы слышали твой зов и вняли ему. Мы с мужем бросились в путь, однако проявили неосторожность и угодили в капкан, что был установлен для могов. Нам пришлось вернуться, потому что рана оказалась очень тяжёлая, и мы просто-напросто не смогли бы добраться до Заветного места. Молю, не гневайся на нас, но прошу, поспешите к Ноэнзе́ру, пока ещё не поздно и пока его дух ещё в нём» И слуги Бэйна не преминули войти в её дом.
Естественно, все жители Фуги были насторожены присутствием чёрных чародеев. А потому то и дело можно было слышать, как они перешёптывались меж собой, обсуждая эту шурайку и гостей. Само собой, все соседи знали её только лишь как человека, ведь сила, которую шурайям подарил Бэйн, была совершенна. И смена облика сопровождалась сменой также и сущности, что значило, помимо всего прочего, и то, что узнать её истинное происхождение было нельзя никакими средствами: ни магическими, ни алхимическими. Никто, абсолютно никто даже не подозревал о том, что она – шурай. А теперь все видят её в компании чернокнижников, что сулило ей много вопросов и проблем. Однако это уже не имело никакого значения. Как только её муж будет воскрешён, за ним последует также и она. Да-да, предсказание Константина показывало, что Ноэнзер недавно умер, ведь рана, которую он получил, угодив в этот злополучный капкан, была настолько сильна, что никакой врачеватель Ан’тураата, не говоря уже о Клифе или самой Фуге, не смог ему помочь. А светлым чародеям уже давно были безразличны проблемы простых людей.
Изба Солже́йны находилась ближе к центральной площади, ведь Ноэнзер был охотником, а его жена продавала то, что он добывал. И хоть Фуга была довольно-таки большим поселением для деревни, всё же то, что они торопились, помогло им добраться в короткие сроки. Зордалоды не стали сообщать Солжейне о смерти Ноэнзера, потому что шурайи тяжело переносили потери. Так и сейчас, чтобы боль не застала её в пути и не парализовала, они молчали. Когда же они оказались перед кроватью, на которой лежал простой мужчина, то теперь было самое время горевать. Солжейна, узнав, что Ноэнзер уже умер, впала в глубокий ступор, опустилась перед постелью на колени, закрыла руками лицо и не переставала шёпотом повторять его имя до тех пор, пока он не поднялся с постели в обличии бессмертного. Она глянула на него, на то безразличие, которым изобиловал его взор и вся его сущность, и, пребывая в смешанных чувствах печали и радости, произнесла: «Что ж, я вижу, ты вернулся сразу ином обличии» Алиса уложила свою руку ей на плечо, показав тем самым, что наступает черёд и Солжейны получить такой же дар. Она поднялась с колен, вытерла слёзы с глаз и, уверенно глянув в лица всех пятерых, произнесла: «Я готова». И воскрешающая сила смерти сделала своё дело. Теперь в этом помещении стояло два бессмертных шурайя. Наши разумы соединились, наши силы возросли, после чего эти семеро покинули избу, которая тут же под действием силы Бэйна обратилась первым монументом некрополиса. Шурайи на глазах у прохожих приняли свои зверины обличия и помчались по этой деревне, убивая всякого, в ком было дыхание жизни. А зордалоды шли следом, и Алиса преображала тех, кто уже был очищен смертью. Так, истребление набирало обороты, и под начало нового толнора здесь уже стоял некрополис, наполненный лишь бессмертными и силой смерти, которая нависала над ним сумеречными облаками, которая ютилась под ним подземными источниками и наполняла его смертельным маревом. Оставив позади это совершенное творение, пятеро несущих смерть чародеев ринулись на северо-запад, в Ан’тураат.
Мощные каменные створы были по своему обычаю заперты. Рассвет только лишь занимался где-то за спиной, а потому вскоре город начнёт просыпаться, и после этого стражники отварят створы. Вообще это поселение выбрало себе очень выгодное место – в углублении гор Ан’тура. Строителям не нужно было беспокоиться о защите. Только лишь с южной стороны необходимо было построить стены и врата, а всё остальное сделает гряда. Однако это же было для них и ловушкой, ведь в случае осады людям некуда будет бежать. Да, горы всячески испещрены различными шахтами, где добывается различное сырьё. Однако никто из владельцев этих шахт не желает прокапывать сквозной проём, чтобы это было запасным выходом, потому как боялись, что этим выходом какие-нибудь воры могут воспользоваться как входом, чтобы попасть в их шахту и награбить ресурсов. Таким вот образом человеческая жадность может обернуться против них. И зордалоды решили воспользоваться этим. Лукреция, Лукас и Алиса, используя своё могущество, обратились в зоралистов и, перемещаясь по воздуху, стали подниматься в горы. Константин двинулся в сторону Фуги и встал на таком расстоянии, чтобы его невозможно было различить и вообще понять, есть ли кто там. Влад остался стоять перед вратами. Он сменил цвет своей мантии на белый и принялся выдавать себя за представителя этой башни, чтобы войти в город и не вызывать подозрений. Как только дневное светило озарило своим сиянием сами врата, они отварились, и Влад зашагал по главной дороге. Стражник почтительно и со все притворным дружелюбием раболепно приветствовал желанного гостя. Влад лишь коротко кивнул ему в ответ. Конечно, у беломагов вошло в привычку заниматься такими же притворными беседами с городским постовым, но теперь Владу подражание жизни давалось не так легко. Непрестанно следуя по тому пути, который им указывал Бэйн, он совершенно позабыл, какого это, жить, так что даже не мог притворяться. Но стражники не очень хорошо относились к беломагам, как и к тем, кто владел шахтами, потому что и те, и другие источали нескончаемое высокомерие, когда как стражники были, по сути, теми же простыми людьми, которые населяют города. Бэйн не упустил момента, чтобы заговорить со своими учениками по этому поводу: «Есть верхи и низы, есть всевластные лицемеры и практически ничего не имеющие несчастные люди. Как те, кто проживают на одной земле, имеют одинаковую сущность, схожи внешне и внутренне, питаются одинаковой пищей, несмотря на эти сходства, унижают друг друга? Почему одни толкают других с обрыва жизни в бездну гибели, отнимают всё, что они имеют, а потом радуются, глядя на то, как несчастный цепляется за осколки своего отчаянья? Они живут хорошо, они пресыщены своей размеренной жизнью, и эта неизлечимая болезнь под названием «грех» толкает их на свершение таких мерзостей. Они готовы отнять чужое счастье, лишь бы самим показаться ещё более счастливыми. Дух, закованный в их телах, настолько слаб, что не способен остановить всё тело от этой уже потребности. Они начинают думать об этом. Этот процесс рождает стремление, которое, словно нестерпимый зуд, подталкивает их делать всякое нечестивое деяние. И этот зуд лишь усиливается, а потому желание лишь растёт, и подталкивает к действию. А, свершив это дело хотя бы раз, человек уже не может остановиться. Он будет делать так ещё и ещё, чаще и чаще. И таким образом он сам не замечает, как становится зависим от своего нечестия. И теперь получается, что не разум правит телом, а тело подчиняет себе разум»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Было и ещё кое-что порочное в этих людях. И глазами Влада все мы увидели это. Перед вратами, выходящими из города, располагалось небольшое пространство, некая площадь, на которой были возведены казармы, где стояла тюрьма, а с недавнего времени там ещё поставили эшафот, на котором прилюдно казнят всех, кто не угодил власти. Раньше такого устройства не было. Оно появилось только после того, как к власти пришёл новый виран, а вместе с ним начала властвовать и белая башня. Точнее же, именно она пришла к власти, обратив вирана своей марионеткой, подчинив его разум своей воле, заставив его действовать по желанию этих нечестивцев. Поэтому, чтобы удержать власть в своих гнусных руках, белые чародеи придумали это – эшафот, зрелищное и наглядное представление того, что будет с тем, кто идёт против власти. На этом месте были казнены многие смутьяны, которые не могли терпеть того произвола, что начал вершиться после смены власти. Многим не нравилось то, что дворец вирана объединился с белой башней, из-за чего теперь напыщенные чародеи в белых халатах стали представителями закона. Они и так в некоторых случаях были нежеланными гостями, так теперь все обязаны были слушаться их указаний и следовать тому, что они придумывают для населения. Любое слово поперёк чародейскому, могло привести сюда, на этот помост. Но существование этого места также означает и развращённость людей. Видения прошлого показывали, что на этом месте собиралось множество народа. Причём добровольно. Когда объявлялась чья-то казнь, многие сходились сюда, чтобы поглазеть на это. Для них смерть стала не каким-то горем или печалью, а зрелищем, интересным спектаклем. Видеть, как умирает другой, стало для них приятно. Какое же лицемерие! Как только их жизни начнёт что-то угрожать, им уже станет не до смеха. Ещё, разглядывая события прошлого, которые произошли на этом месте, Влад, да и все мы видели, что на этому самом эшафоте был казнён Мэйдас, тот самый Мэйдас, уроженец Па’ноктикума, ставший стражником деревни Тира, человек, решивший для себя не вовлекаться в нечестие этого мира. Когда зордалоды решили даровать ему жизнь в награду за праведность, которую тот хранит, он сразу же пришёл в Ан’тураат, чтобы, во-первых, найти себе новое поприще, ведь на что-то же ему нужно было жить, а, во-вторых, рассказать всем о том, что бессмертные убивают лишь нечестивых людей, что нужно очиститься от своих пороков, и тогда смерть прекратится. Для этого он обратился к местному беломагу и принялся с воодушевлением рассказывать о том самом вторжение в деревню Тира. Однако местный беломаг, который погиб в недавнем столкновении и теперь обитает в некрополисе Клиф, назвал его другом некромантов и «углядел» в нём следы зразе, в следствие чего Мэйдас был казнён на эшафоте через повешенье. Тело этого человека покоится на местном погосте, дожидаясь часа своего пробуждения.