Владимир Высоцкий. По-над пропастью - Ю. Сушко

Работа была внеплановой, а потому существовала еще одна проблема. Нужны были рабочие сцены, осветители, монтировщики. А это, считал Любимов, особый народ, то запьют, то не придут, вольная орда, кочевая... Но они в свое свободное от работы время приходили, потому что их просил Володя. Он умел просить...

А потом плюнул на все и уехал. Ему вдруг расхотелось. Может быть, почувствовал, что не нужно ему это. Он и так выйдет на сцену с гитарой и все исполнит. И не надо ему никакого театрального хода. Чтобы петь, ему достаточно — он, люди и гитара.

Спустя некоторое время, идея спектакля «Песни Владимира Высоцкого» частично трансформировалась в представление «В поисках жанра», которое поначалу окрестили «Срезки».

Все произошло спонтанно, но не неожиданно. Внезапно, перед самым спектаклем, когда зрители уже были в зале, заболела Зинаида Славина. Отмена была непозволительна, на смену декораций для другого спектакля ушло бы часа полтора-два, то есть завтра был бы скандал на всю Москву! И тогда на сцену вышел Любимов: «Чтобы не отменять спектакль, мы предлагаем вам наш импровизированный концерт». А перед этим позвонил Владимиру, который, к счастью, оказался дома...

На сцене появились Высоцкий, Золотухин, Филатов, Дмитрий Межевич и показали каждый, кто во что горазд. Зрителям понравилось, а у некоторых актеров даже закралось подозрение, что их шеф (пусть это звучит кощунственно) все заранее срежиссировал. Потом это повторилось еще раз, и Высоцкий с Любимовым уже договорились о форме спектакля. Как говорил Смехов, шеф решил отхожий промысел актеров — концерты, встречи со зрителями и тому подобное — обратить в профессиональную работу под эгидой Таганки. Владимир выходил, пел «Мы вращаем землю» и все выходили на сцену. Но и композиция, и состав исполнителей менялись в зависимости от обстоятельств.

«ДВЕ СУДЬБЫ МОИ - КРИВАЯ ДА НЕЛЕГКАЯ...» 

Перед очередной поездкой во Францию Высоцкий пошел на откровенный разговор с Золотухиным по поводу Гамлета:

— Я уйду из театра. В день твоей премьеры я уйду из театра. Вечером позвонила Марина. Уточняла сроки приезда, подробно говорила о своих делах — дети, съемки, планы на лето и так далее. Мимоходом сказала, что во Франции все только и говорят о приезде известного буддиста, учителя самого Далай-Ламы. Приедешь в Париж, он примет тебя. Хочешь, Мишку тоже возьмем...

Самые близкие друзья понимали, что Марина для Высоцкого была планкой, ниже которой он при ней не мог опуститься. Вначале к его алкогольной болезни она относилась терпимо. Думала, что это можно вылечить, что все это как-то само собой пройдет, что ситуацию можно контролировать. Ведь был же эффект — когда Марина приезжала, он прекращал пить.

Высоцкий убеждал себя и других в том, что это не болезнь, что это просто ему необходимо для жизни и творчества, что он в любой момент может это сам прекратить. Но только тогда, когда он осознавал, что уже физиологически может наступить конец — тогда он просил, чтобы его отвезли в какую-нибудь больницу, где врачи пытались ему помочь. Иногда помогали.

Марина решила попробовать другой метод.

«Однажды поздним вечером в дверь моей парижской квартиры позвонили, — рассказывал Шемякин. — Открываю — на пороге Володя и Марина. Я очень удивился. Не визиту — это дело обычное, а наряду Володи — вместо обычной джинсовой пары — черный отутюженный костюм с галстуком. Марина тоже вся в черном.

Я молчу вопросительно. Володя говорит: «Птичка, собирайся и быстрее!» Я начал спрашивать, куда, зачем...

— Собирайся!

И через некоторое время мы мчались в машине на окраину Парижа. Остановились у загородного особняка. Марина куда- то отошла, и тут Володя шепнул: «Сейчас будем от выпивки лечиться!»

— У кого?

— У учителя Далай-Ламы.

Володя мне подмигивает, как всегда, лукаво и весело, но вид довольно растерянный.

Входим в ярко освещенную залу. В углу под разноцветным шелковым балдахином восседает старичок. Сам маленький, глазки веселые, плутоватые... Подходит наша очередь. Как-то неудобно занятого человека отвлекать такими пустяками, тут загробные дела, душа, а мы... Наконец, Володя просит; «Ты, Мариночка, скажи, что у нас проблема... ну, так сказать, водочная... Ну, алкоголь... Объясни ему».

Старик вдруг заулыбался и жестами к себе подозвал и рассказал притчу:

«Юный монах проходил мимо дома вдовы, которая заманила его к себе и заперла:

— Я не выпущу тебя, пока ты не выполнишь одно из моих желаний: или проведешь со мной ночь, или выпьешь вина, или же убьешь мою козу, — сказала она ему.

Ошеломленный монах не знал, что ответить. Дав обет целомудрия, он не мог исполнить ее первое желание. Дав обет трезвости, не мог прикасаться к вину. И уж тем более не мог посягать на чью бы то ни было жизнь. Но надо было выбирать. И монах решил, что вино — наименьший из грехов.

Гypy лукаво улыбнулся и закончил рассказ:

— Он выпил вина, потом согрешил с женщиной, а затем убил ее козу».

Потом лама подмигнул, указал на маленький серебряный бокальчик и что-то сказал. Марина нехотя перевела: «А все-таки иногда выпить рюмочку водки — это так приятно для души!»

Лама порвал на полоски желтый шелковый платок и повязал их на шеи Владимира и Шемякина:

— Идите, я буду за вас молиться...»

На этот раз свои парижские каникулы Высоцкий решил сделать командировкой, а не праздным времяпрепровождением. Он прекрасно понимал, что здесь у него нет реальных шансов сниматься в кино, а тем более, в театре из-за языкового барьера. Впрочем, на сцену его и не тянуло, таганской с головой хватало. Оба Мишки — что Шемякин, что Барышников — хитрецы, вовремя сообразили, как жить в искусстве. А ты? «...Нужные книжки ты в детстве читал»?

Поэзия непереводима. А песни? Нужно попробовать.

Еще в прошлом году они с Мариной начали подыскивать в Париже профессиональных музыкантов, говорящих по-русски. А лучше всего, чтобы русскоговорящим был аранжировщик. Но при этом Владимир выдвигал еще одно условие; этот человек не должен был быть русским. Чтобы его потом не обвинили, что он работает с русскими эмигрантами или потомками белогвардейцев.

Так получилось, что три-четыре человека, к которым они обратились, назвали имя Кости Казанского.

«Я работал с Алешей Димитриевичем, — рассказывал музыкант, — и была какая-то частная вечеринка в честь американского художника... Там была Марина Влади с каким-то молодым парнем. Мы спели пару песен, и Димитриевич говорит: «Вот, познакомься: Валентин». Он перепутал... И я с каким-то Валентином говорил 10—15 минут. Я не думал, что это Высоцкий. Но я слышал уже о нем. Мне казалось, что Высоцкий должен был быть старше, высоким и много повидавшим человеком...»