Вдруг выпал снег. Год любви - Юрий Николаевич Авдеенко

буду. Я же в строительном техникуме учился… Я тебе писать буду. И деньги присылать.

— Я домой поеду. К отцу, к матери. В Веселый Кут.

— Ты мне адрес оставь.

— Вот. — Она торопливо вынула из кармана свернутый квадратиком листок бумаги. — Вот…

Колеса уже покатились.

Он ткнулся губами в ее губы. Тяжело вздохнул. Вскочил на подножку.

Марина махала рукой и плакала.

Он тоже понял, что ему придется достать носовой платок…

7

Круг света пританцовывал, раскачивался под фонарем, выхватывая из ночи рой снежинок, кружившихся вокруг столба. Дорога стелилась под ногами, пушистая, чистая. Следы оставались на ней, точно пятна. Но их быстро заносило снегом, и опять возвращалась белизна.

Окна домов звездами проступали то справа, то слева, выглядывая из-за елок как из-за туч. Приятно попахивало дымком, свежим, только что испеченным хлебом. Гарнизонная пекарня работала круглые сутки.

— Я хочу хлеба, — сказала Жанна. — Я никогда не видела, как пекут хлеб. Говорят, хлеб прямо из печи — просто объедение.

— Да, — сказал Матвеев. — Это правда. Я помню, когда служил солдатом, попал однажды в наряд на пекарню. И за усердие пекарь угостил меня свежим хлебом. Это было чудо.

— Сотвори его для меня!

Держась под руку, они медленно шли опустевшей улицей, и снега вокруг лежали безбрежные, словно океан. Они чувствовали себя словно на острове, таинственном необитаемом острове.

— Если ты хочешь, — сказал он, — я сотворю чудо.

— Это посильно? — спросила она.

— Безусловно.

— Тогда давай, — сказала она.

…Пекари в белых халатах и колпаках застыли, вытянув руки по швам. Почтительно и молча смотрели на полковника и его молодую спутницу. Жанна разломила горбушку. Откусила. Сказала, прожевывая:

— Хорошо работать волшебником!

…Потом снова была ночь. И был снег. И не было усталости. А только легкость в теле и в душе. В душе — больше. Дышалось легко, свободно. Очень хотелось жить…

— Спасибо, что ты приехала, — сказал он.

— Спасибо нужно сказать Лиле. Она у тебя человек.

— Человек… Но с ветром в голове.

— Это же прекрасно!

— Чисто женская логика.

— Неужели было бы лучше, обладай я мужской логикой?

— Так нельзя ставить вопрос.

— Важна не постановка. Важна суть. А суть очевидна. Мужчинам мужское. Женщинам женское.

Она говорила быстро, запальчиво, и Матвеев понимал, что спорить с ней, а тем более переубедить — задача непростая. Мягко и осторожно, с улыбкой он сказал:

— Ты права. Я за сферы влияния женской и мужской половины человечества… Но в том, что ветер в голове может украшать женщину, как разум — мужчину, позволь с тобой не согласиться…

— Прагматик… — сказала она. — На тебя наложила отпечаток профессия… Думаю, будь я мужчиной, мне бы наверняка нравились не обремененные великим разумом, легкомысленные создания с ветром в голове…

Он засмеялся:

— Никто не знает, что бы ему нравилось, будь он не тем, кем есть.

— А я знаю, — сказала она упрямо.

— Значит, ты исключение.

Она прижалась к нему. Спросила тихо и грустно:

— Плохой у меня характер?

Он покачал головой. Но Жанна не поверила:

— Мама всегда говорила, что характер у меня не сахар.

— Я не любитель сладкого. — Он взял ее за подбородок и поцеловал.

Потом она отстранилась. Пристально посмотрела на Матвеева. Без всякой связи с предыдущим разговором сообщила:

— У тебя интересный брат. Он прислал мне письмо.

— Игорь? — удивился Матвеев. — Вы с ним знакомы?

— Мы всю ночь проболтали. А утром я уговорила своего начальника доктора Вайнштейна отвезти Игоря в Сезонное.

— Да… Я совсем забыл, он просил машину до Каретного.

— Мы по поводу твоего ответа долго говорили.

— Представляю, — голос Матвеева все-таки изменился. Стал напряженнее. — Что же пишет братик?

Жанна пожала плечами и, стараясь, чтобы в голосе ее прозвучало равнодушие, ответила:

— Пишет, что был очень рад познакомиться со мной… Что я ему нравлюсь… И все такое.

— В каком плане «такое»? — спросил Матвеев несколько грубовато.

— В нормальном, — таким же тоном ответила Жанна.

8

Игорь — Лиле.

«Нахожусь под впечатлением встречи с вами в Каретном. Тебе крупно повезло, что ты подружилась с Жанной. Встретить хорошего человека — всегда удача, а стать его другом — счастье.

И все равно хочу дать совет. Каретное не то место, где тебе нужно жить. Жанна, думаю, тоже долго там не задержится. Приезжайте ко мне в Москву, как обещали, в гости. А там посмотрим…

У меня все нормально. Статью об учениях написал. Главный доволен. Значит, до следующей командировки можно жить спокойно.

Пиши!

Игорь».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

— Ты любишь меня?

— Тебе очень важно знать? — Жанна боком привалилась к подушке. Тонкий, как нитка, луч солнца, рассекал ее грудь наискось, через сосок. Жанна не замечала этого. Она смотрела в глаза Матвеева. И кроме усталости, не видела в них ничего.

— Да, — сказал он глухо. Чуть нахмурился, быть может, удивляясь, как она не понимает таких вещей. Подтвердил: — Важно.

— Не знаю… — Она накрыла ладонью его глаза.

Он молчал. Она же считала минуты. Слышала его дыхание. Слушала, как шевелятся его ресницы.

— Женщины могут это без любви?

— Мужчины тоже.

— Не все. — Он решительно снял ее ладонь.

— Обо всех говорить глупо. Всех никто не знает.

— Ты хочешь сказать, что знала многих.

— У каждого человека есть свои личные тайны. Я же не спрашиваю, скольких знал ты. Ответам на такие вопросы никогда нельзя верить.

— А чему можно верить?

— Сердцу. Тому, что оно подсказывает.

— Что же подсказывает твое сердце?

— Оно подсказывает, Петр, что я нужна тебе.

— Похоже, сердце не ошибается.

Солнце билось в зашторенное окно, дрожащим маревом ластилось к стенам. За прихожей на кухне из неплотно завинченного крана капала вода. Кап… кап… кап…

2

Игорь шел по Метростроевской улице в сторону метро «Парк культуры». Фонари над тротуаром еще не горели, но окна в домах уже светились тепло и желто, как всегда бывает на изломе дня. Облепленные снегом телевизионные антенны караваном парусников плыли по темнеющему небу. Ветра не чувствовалось. Сыро пахло подъездами, бензином.

Он любил ходить по улицам в непогоду. Может, непогода не совсем точное слово. Но улицы нравились ему, когда моросил дождь, валил снег или ветер гнал желтые листья и немного пыли. Он тогда остро чувствовал улицу, ее характер, настроение. Хотелось слагать стихи и писать на них музыку. К счастью или к сожалению, ни того, ни другого он не умел.

— Людей, которые всего умеют делать понемножку, я считаю несчастными, — сказал однажды Василий Дмитриевич Кутузов. — Чувствуете у себя призвание к прозе — и хорошо. Язык у вас свежий. Но копайте поглубже. Вы на одну лопату копаете. А надо