Рота, подъем! - Александр Ханин

– Я грыбы принос, хороший принос, красивый, – и солдат согнулся, показывая мне содержимое пилотки.

Пилотка, у которой были вывернуты стороны, чтобы могло больше поместиться, была набита красивыми, шикарными на вид мухоморами.

– Красыво, да? – улыбался Корысымов.

– Молодец, солдат. Жаль только, что их есть нельзя.

– Зачэм нэльза? Почему?

– Съесть, конечно, можно. Но скорее всего только один раз. Не съедобные они. Можно, зема, отравиться и умереть. Ты же не хочешь умереть?

– Нэт.

– Вот и я не хочу. Но ты молодец. Грибы красивые. Задание выполнил.

– А куда?..

– Выбрось. Выбрось и отдыхай. Свободен.

– А может быть его по новой послать? – спросил Тарасенко.

– Зачем? Расположение предмета в пространстве определяется тремя координатами. Он поставленную задачу выполнил. Не буду же я проводить лекцию о съедобных и не съедобных грибах на территории российской федерации. Ну, сколько у нас там?

– Полбака, – показал Руслан на бачок для воды, захваченный нами с собой.

– Ну и нормально. Водой залейте. Имран. "Фишку" справа, "фишку" слева. Все отдыхать, но не расползаться, – и я снова уткнулся в журнал.

Через четверть часа я поднял голову. "Фишки", в задачи которых было наблюдать, не приближается ли кто бы то ни был к нам, не просто сидели, а лежали на земле, уставив взгляды на острые верхушки елей, а взвод расползся в радиусе сотни метров.

– Взвод, строиться.

Нехотя бойцы поднимались и выстраивались в две шеренги.

– Ребята, я же попросил, не расползаться. Не можете в пределах десяти метров? Будем бегать.

– Можем, – выкрикнул кто-то из строя.

– А если можете, то не подставляйте ни меня, ни себя. Вольно.

Имран, выстави снова "фишки" и, чтобы муху не пропустили.

Не знаю, как насчет мух, но голову я поднял, еще не увидев, но уже почувствовав взгляд ротного на себе. Старший лейтенант был уже в нескольких метрах от меня, и я явно не успевал убрать журнал в полевую сумку. Оглядев площадку я понял, что врать будет сложно.

Солдаты опять расползлись на десятки метров, а некоторые даже закимарили на свежем воздухе под теплыми лучами солнца.

– Товарищ гвардии старший лейтенант, – поднялся я, – личный состав третьего взвода третьей роты отдыхает в перерыве между занятиями. Заместитель командира взвода гвардии старший сержант Ханин.

– Ханин, а почему Вы не носите лычку старшего сержанта?

– А получается как е в рейтор.

– Кто?

– Шутка.

– Дошутитесь. Взвод, строится. Рядовой Раджубов, чем занимался взвод?

Раджубов молчал.

– Рядовой Корысымов, что Вы изучали на последнем занятии?

Корысымов смотрел большими глазами на командира и молчал.

– Товарищ старший лейтенант, у них проблема с русским языком…

– Да ни фига ты не занимался. Волынку валял. Магомедов, займитесь с взводом отработкой нормативов "газы". Ханин, отойдите со мной.

Мы отошли в сторону от солдат, напяливающих на себя противогазы.

– Вот, – протянул мне ротный небольшой листок.

– Что это?

– Я отправил посылку, которую мне оставил, я повторяю, оставил, пока я спал, курсант Алиев.

– Куда Вы ее отправили?

– Его родителям по домашнему адресу…

– Ну и зря.

– Почему зря?

– Балык, колбаса, дыня испортятся. Лучше бы сами съели или солдатам отдали. Они таких деликатесов долго еще не увидят. Жалко продукты.

– Не важно. Я не хочу, чтобы обо мне думали, что я бесчестный человек…

– Товарищ старший лейтенант, а разве Вам так важно, что о Вас думают солдаты?

– Да! Мне важно! Я офицер! Я… А вот Вы, Ханин, бесчестный человек. Так и знайте. И я выгоню Вас из части…

– Можно прямо сейчас, товарищ старший лейтенант. Я так по дому соскучился…

– Нет, я выкину Вас. Оттрахаю по самые гланды и выкину. Запомните это. Я такое не прощаю.

И ротный, повернувшись, пиная шишки и камешки, пошел, не оборачиваясь, к выходу из леса.

– Прощать еще надо научиться, – тихо сказал я вслух удаляющемуся ротному. – Уметь прощать не каждому дано.

Пока солдаты учили уставы, готовясь к наряду, взводные без дела шлялись по расположению, стараясь скоротать время разговорами с сержантами или друг с другом. Салюткин и командир четвертого взвода, его сокурсник, Воронов стояли на плацу. Через плац явно из штаба полка в сторону казармы быстрым шагом направлялся Назарчук. В правой руке он держал папки и журналы, с которыми ходил к начальнику штаба полка. В прямые обязанности писаря штаба батальона входило не только выполнять распоряжения своего прямого руководства, но и вышестоящего командования, которое требовало докладывать непосредственно ему о выполнении поставленных важных с его, начальственной точки зрения, задач.

– Солдатик, стоять, – остановил его Салюткин, подняв голову в огромной фуражке. – Ты почему мне честь не отдал? Мне, офицеру?!

– У меня рука занята…

– И крючок расстегнут. Ремень подтяни, сержантик.

Понимая, что спорить со скучающим взводным, который еще и имел зуб на писаря, бессмысленно, Андрей, прижав папки одной рукой к груди, начал другой приподнимать ремень. Салюткин схватил его за ремень.

– Ремень ослаблен? Солобон, ты сколько прослужил? Где уважение к старшим по званию, должности, возрасту и сроку службы?

– Про возраст стоило бы помолчать, – тихо проговорил писарь. – Я уже баб трахал, когда ты еще под стол пешком ходил.

– Чегооооооооооооооооо? – Салюткин схватил дипломированного специалиста за воротник.

– Товарищ лейтенант, это неуставные взаимоотношения. Руки уберите. Руки, я сказал, уберите.

– Ты кому сказал, падла? Ты…

– Товарищ лейтенант, мне надо идти. Мне начштаба поручил срочную…

– Мне пофиг. Ты понял? Мне пофиг, что он тебе поручил. Перед тобой стоит твой непосредственный командир. Непосредственный. А ты его приветствовать не научился. Тебя Егерин не спасет. Я твой командир. Я! Захочу – сгною, чмо…

– Сам, чмо.

– Ты кому это сказал?

Ударить, стоя на плацу перед окнами трех четырехэтажных казарм,

Салюткин не решался, но отступать от своего не хотел.

Препирательство между не подчиняющимся писарем и взводными продолжалось на усладу двум полкам минут двадцать и не остановилось даже, когда к спорщикам подкатил, выскочивший из-за угла УАЗик начштаба.

– Назарчук, ты сделал, что я сказал? Давай, скорей, – протянул руку из открытой двери майор Егоркин.

– Никак нет, не сделал.

– Как не сделал? Я же к комдиву еду! Я тебе пять минут дал. Пять, а не двадцать пять!! Ты чем занимался?..

– Меня остановил лейтенант Салюткин и решил, что его приказы по застегиванию крючка куда важнее приказов…