Эмма - Джейн Остeн

— Ну, что вы скажете, мисс Вудхаус! — возбужденно воскликнула Гарриет, появляясь в дверях.

— Не поразительная ли новость?

— Какая новость? — отозвалась Эмма, стараясь определить по голосу и виду, знает ли уже Гарриет обо всем.

— Насчет Джейн Фэрфакс. Слыхали вы что-нибудь подобное? Нет, вы не пугайтесь, мне мистер Уэстон сам сказал. Я только что с ним повстречалась. Он говорит, это большая тайна. Мне бы и в голову не пришло никому ее открыть, кроме вас, — но он говорит, вы уже знаете…

— И что же он вам сказал? — спросила Эмма, еще ничего не понимая.

— Ну, все, все! Что Джейн Фэрфакс и мистер Фрэнк Черчилл хотят пожениться и давно уже тайно помолвлены. Как странно!

Это и впрямь было странно — Гарриет невероятно странно вела себя, Эмма просто не знала, что и думать. Откуда взялась эта сила духа? Держится так, словно и не встревожена открытием, не разочарована — словно оно и не касается до нее. Эмма глядела на нее в молчаливом недоумении.

— Кто бы мог догадаться, что он в нее влюблен? — восклицала Гарриет. — Разве что вы одна, с вашим даром читать в сердцах… — краснея, — но больше никто…

— Правду сказать, — заговорила Эмма, — я готова уже усомниться, что обладаю этим даром. И вы можете спрашивать, догадывалась ли я, что он влюблен в кого-то, когда я — пусть неявно, пусть лишь намеком — поддерживала и поощряла ваши чувства?.. Да я и не подозревала до сегодняшнего дня, что Фрэнк Черчилл помышляет о Джейн Фэрфакс. Иначе, уж поверьте мне, не пощадила бы усилий, дабы вас остеречь должным образом.

— Меня? — вскричала Гарриет изумленно, заливаясь краской. — С какой же стати остерегать меня? Не думаете ли вы, что я неравнодушна к мистеру Фрэнку Черчиллу?

— Рада слышать, что вы с таким хладнокровием это говорите, — улыбаясь, возразила Эмма. — Но вы не станете отрицать, что было время — и не столь давно, когда вы дали мне понять, что он вам не вовсе безразличен?

— Кто — он? Да нет же, никогда, дорогая мисс Вудхаус! И вы могли так неверно понять меня?

— Гарриет! — онемев на мгновенье, вскричала Эмма. — О чем это вы? Боже милосердный! Неверно понять вас? Не хотите ли вы сказать?..

Голос ее прервался, и, не в силах более выговорить ни слова, она села, с ужасом ожидая ответа. Гарриет, стоя поодаль, отвернулась и отвечала не сразу, а когда собралась, то голос ее звенел едва ли меньшим смятением.

— Никогда бы не подумала, что вы меня не так поймете! — начала она. — Да, верно, мы сговорились не называть его по имени, но он столь бесконечно всех выше, что, мне казалось, понятно — о нем одном и может идти речь. Какой там мистер Фрэнк Черчилл! Не знаю, кто даже взглянет в его сторону, когда рядом он. Не такой у меня дурной вкус, чтобы мечтать об мистере Фрэнке Черчилле, который ничто перед ним! Поразительно, что вы могли так обмануться!.. Конечно, когда бы я не верила, что вы одобряете мой выбор, что поощряете меня, я бы вначале не дерзнула и мечтать о нем. Не скажи вы, что случались и не такие чудеса, что бывали еще более неравные браки — я повторяю это слово в слово, — я не дозволила бы себе поддаться чувству, не посмела бы допустить возможность этого… Но когда вы, зная его всю жизнь…

— Гарриет! — вскричала Эмма, с решимостью беря себя в руки. — Объяснимся начистоту, довольно с нас ошибок! Вы говорите о… о мистере Найтли?

— О нем, разумеется. У меня и мысли не было ни о ком другом — я думала, вы это знаете. Это с определенностью явствовало из нашего разговора о нем.

— По-видимому, не совсем так, — с усилием сдерживаясь, возразила Эмма, — ежели я отнесла ваши слова к другому лицу. Почти готова поручиться, что вы называли имя мистера Фрэнка Черчилла. И уверена, что вы упоминали о том, как мистер Фрэнк Черчилл вызволил вас от цыган.

— Ох, мисс Вудхаус, вы все забыли!

— Гарриет, милая, я даже прекрасно помню, что сказала вам на это. Я говорила, что не удивляюсь вашим чувствам, что сердце ваше не могло не тронуться, когда он оказал вам такую услугу, — и вы согласились со мною, называя эту услугу благодеянием, говорили о чувствах, с коими увидали, что он идет к вам на выручку… Слова эти врезались мне в память.

— Боже мой! — воскликнула Гарриет. — Теперь и я вспоминаю, но я не то имела в виду. Не цыган и не мистера Фрэнка Черчилла. О нет! — Одушевляясь: — Я думала о другой — и бесценной — услуге, когда мистер Найтли подошел и позвал меня танцевать, увидев, что мистер Элтон не желает, а больше мне танцевать не с кем. Вот что я называла благодеяньем — вот в чем видела благородство и великодушие — вот какая услуга показала мне, что он лучше и выше всех на свете.

— Боже правый! — вскричала Эмма. — Это прискорбная, злосчастная ошибка!.. Что теперь делать?

— Значит, если бы вы поняли верно, — сказала Гарриет, — то не поощряли бы меня… И все ж могло быть хуже, когда бы речь шла о другом, потому что теперь… теперь все это стало возможным… Она остановилась. Эмма не могла вымолвить ни слова.

— Я понимаю, мисс Вудхаус, — заговорила снова Гарриет. — Разница между нами огромна — обо мне ли речь или о ком-нибудь еще. Один должен вам представляться в миллион раз недоступней для меня, чем другой. Но предположим, что если б… как это ни удивительно… Вы ведь сами сказали — случались и не такие чудеса, бывали и еще более неравные браки — сказали это про меня и мистера Фрэнка Черчилла, а значит, коли такое чудо могло случиться… и коль судьба подарит мне столь несказанное счастье и мистер Найтли… ежели он пренебрежет нашим неравенством, то вы, надеюсь, дорогая мисс Вудхаус, не воспротивитесь и не станете чинить препятствий. А впрочем, что это я, — для этого вы слишком добры!

Гарриет стояла теперь у окна. Эмма, цепенея от ужаса, оглянулась на нее и торопливо проговорила:

— Вы полагаете, что мистер Найтли разделяет ваши чувства?

— Да, — скромно, но без робости отвечала Гарриет. — Откровенно говоря, полагаю.

Эмма тотчас отвела взгляд и, застыв в неподвижности, молча собралась с мыслями. Этих мгновений ей достало, чтобы прочесть в своем сердце правду. Разум подобного склада, озарясь подозреньем, немедленно устремляется к разгадке. Она коснулась истины — вгляделась в нее — и удостоверилась. Почему Гарриет можно любить Фрэнка Черчилла и никак нельзя любить мистера Найтли? Почему в жилах стынет кровь при мысли, что Гарриет может надеяться на взаимность? Ответ пронзил ее, точно молния: потому что мистер Найтли должен жениться только на ней самой!

За те же считанные мгновенья открылась ей истина не только о своем сердце, но и о своем поведении. С небывалою ясностью предстала она пред ее мысленным взором. Как скверно вела она себя в отношении Гарриет? Сколько опрометчивого, бесцеремонного, необдуманного — сколько бездушного было в ее действиях! Какое ослепление, какое безумие двигало ею! Мысль эта поразила ее с невероятной силой, она названия не могла найти своим поступкам. И все же, из доли самоуважения, вопреки этим тяжким изъянам, из нежелания терять лицо, а более всего из чувства справедливости к Гарриет — в сострадании девушка, которая верила, что ее любит мистер Найтли, не нуждалась, но обижать ее холодностью справедливость не дозволяла — Эмма нашла в себе решимость спокойно и даже с видимостью дружелюбия сидеть и терпеть дальше. Ей и самой полезно было узнать, далеко ли простираются упованья ее подопечной — к тому же Гарриет ничем не провинилась, не за что было лишать ее участия и доброты, которые ей добровольно уделяли до сих пор, — и уж тем паче не заслужила она пренебрежения от той, которая давала ей одни лишь пагубные советы… И Эмма, очнувшись от раздумья, стараясь унять душевную бурю, вновь оглянулась на Гарриет и более приветливым тоном возобновила прерванную беседу, а то, что ей послужило началом — чудесная новость о Джейн Фэрфакс, — исчезло, рассеялось, как дым. Обе думали теперь только о себе — о себе и о мистере Найтли.