Дикий цветок - Лейла Мичем

Томас коснулся губами лба девочки.

– Надеюсь, что без веснушек обойдется, – сказала Джессика.

Впрочем, учитывая, кем был отец девочки, на подобное рассчитывать не приходилось.

Томас улыбнулся двухлетнему сынишке, который стоял, держась за ногу отца. Ребенок поднял лицо вверх. На нем читалось любопытство. Почему этот сверток так заинтересовал папу? В библиотеке никого больше не было. Вудворды остались наверху, вместе с дочерью. Вскоре придет мать Присциллы и заберет ребенка обратно. Девочку надо будет кормить.

– Ладно, – произнес Томас, – теперь твоя очередь, Вернон. Давай присядем. Я представлю тебя твоей маленькой сестренке.

Джессика наблюдала за тем, как ее высокий сын садится на стул для того, чтобы малыш смог получше разглядеть первую представительницу прекрасного пола в семействе Толиверов за последние двадцать лет. Джессику удивило то, что Томас обрадовался, когда узнал, что у него родилась девочка, а не сын. Ранее он выражал надежду, что родится мальчик, и у Вернона появится товарищ по играм. Томас не скрывал, что хочет, чтобы у сына было много братьев. После смерти Джошуа он, будучи еще ребенком, тяготился своим одиночеством и спрашивал: «Когда же у меня будет еще один братик, как у моих друзей?» Потом он вырос и уже не лез к родителям с расспросами.

– Двадцать лет, – повторила за мужем Присцилла, когда тот рассказал ей малоизвестный факт из семейной истории Толиверов. – Двадцать лет – это целое поколение.

– Ты достигла того, чего не смогла достичь ни одна женщина в семье за все эти годы, – с любовью промокая пот со лба жены, сказал Томас.

– Ты не разочарован? – спросила Присцилла.

Она лежала, измученная продолжавшимися три часа родами. Держалась она на удивление стойко, с завидным самообладанием. Принимать роды позвали конкурента доктора Вудворда. После того, как все благополучно закончилось, врач сказал отцу Присциллы, что никогда не видел роженицы, действующей настолько в согласии с Матерью Природой. «Она очень хочет этого ребенка», – сказал тогда врач.

– Нет, я не разочарован, – мягким голосом ответил муж. – Извини, что позволил во мне засомневаться.

– Ты очень хотел сына.

– Мне хотелось еще одного ребенка. Видя, что вокруг родятся одни только мальчики, я и надеяться не смел, что ты родишь мне девочку.

– Ты не в обиде, что… она не похожа на нас? – спросила Присцилла.

– Ни в коем случае. Она похожа на мамину родню.

– Я очень рада.

Джессика слушала этот разговор, стоя в углу комнаты. Место у изголовья роженицы, лежащей на кровати, в которой прежде спали она и Сайлас, Джессика уступила матери Присциллы. Свекровь задавала себе вопрос: какая разница, кем является отец девочки? И может ли происхождение ребенка помешать полюбить его?

Джессика подозревала, что если Томас хотя бы заподозрит о том, что девочка – не Толивер, то бед не оберешься. Пока что сын ни о чем не догадывался. Сильное притяжение, существовавшее между Присциллой и майором Дунканом, кажется, осталось для него незамеченным. Даже смена настроения жены после отъезда майора из Хоубаткера не вызвала у Томаса ни тени подозрения. Он винил во всем поджог школы.

– Ей так хотелось там работать, – говорил Томас.

– Может и так, – вслух согласилась Джессика, но не удивилась, когда Присцилла, используя в качестве отговорки свою беременность, отклонила предложение бюро по вопросам бывших невольников возобновить занятия в заброшенном складе до того, как будет построена другая школа.

Отцовство, кровное родство имеют для Томаса не последнее значение. Джессика ощущала, как ледяные иглы дурного предчувствия вонзаются в нее, пока слушала, как Томас объясняет Вернону обязанности старшего брата по отношению к младшей сестре. Что станется, если Томас ни с того ни с сего заподозрит, что маленькая рыжеволосая девочка, которую он зовет своей дочерью, отнюдь не его кровь и плоть? Что станется, если однажды, наблюдая за играющей Региной Елизаветой (второе имя дали в честь бабушки Томаса из Квинскрауна), он неожиданно вспомнит о майоре Эндрю Дункане и о том, как Присцилла радовалась жизни, пока северянин жил в Хоубаткере? Что станется, если одна мысль потянет за собой другую, третью и так далее, пока Томас не убедится в своем заблуждении? Такого рода внезапные озарения случаются в природе.

Однажды нечто похожее случилось с ней, когда Джессика поняла, что отношение к ней Джереми Уорика не ограничивается сердечной дружбой, хотя мужчина никогда и не признавался ей в обратном. Она живо помнила этот миг озарения. Они играли в крикет на лужайке перед домом Уориков. Джереми играл в паре с Джессикой, а Анри – с Камиллой. Бесс разносила лимонад. Мяч Джереми прокатился под последней калиткой и ударил в столбец. Он улыбнулся Джессике.

– Мы выиграли, – заявил он.

А через мгновение женщина знала, словно лучик солнечного света осветил казалось бы хорошо знакомую комнату и открыл взору доселе недоступное.

И еще Джессика поняла, что Джереми догадывался о том, что Сайлас знает. Именно поэтому он просил не открывать умирающему другу тайны капитала, хранящегося в бостонском банке. Поверь мне, Джесс. Кое в чем я понимаю твоего мужа лучше, чем ты. Ему очень не понравится, что ты посвятила меня в то, что утаила от него, и я действовал, не поставив его в известность.

Но Сайлас доверял их дружбе, поэтому закрывал глаза на особые отношения, сложившиеся между его женой и Джереми. Открытие потрясло Джессику, но Джереми так и не догадался о том, что она все знает.

– Да, победили, – сказала она, поднимая мяч и с видом триумфатора махая им над головой.

Но, Боже мой, что за трагедия разразится, если Томас когда-либо узнает, что отец Регины Елизаветы – другой мужчина, к тому же офицер федеральной армии. После этого осколки разбитого вдребезги брака уже никто не сможет собрать и склеить воедино. То же коснется и его отношения к дочери.

– Мак, – заявил Вернон. – Волосы у нее цвета мака.

– Ну, тогда мы так и будем ее называть – Маковка.

Они представляли собою прелестное зрелище: ее светящийся от счастья сын показывает ее заинтригованному внуку маленькую девочку. Идеальная сцена, чтобы запечатлеть ее на портрете. Джессика спрашивала себя, почему она, представительница первого поколения техасских Толиверов, не может заставить себя подойти и сделать эту идиллию полной.

– Мама, подойди пожалуйста, а то ее сейчас унесут…

Приглашение Томаса не успело прозвучать до конца – дверь библиотеки отворилась и вошла Петуния.