Золото и мишура - Фред Стюарт

Дверь в кабинет открылась, и секретарша, миссис Джиффорд, ввела Джоэла. На Джоэле был темно-синий костюм, чрезвычайно консервативный по любым меркам. Однако стоило отцу взглянуть на Джоэла, как он подумал, что даже в обличии банкира сын выглядит «белой вороной».

— А, Джоэл… С Ламонтом ты, конечно же, уже знаком, — он указал на Ламонта Вейна, который стоял у своего стола. Ламонт был дородный лысеющий мужчина, одетый в «тройку». — И, полагаю, ты знаком с мисс Миллер?

Джоэл взглянул на Шарлен, сидевшую на кожаной софе. Она была в очень простом и строгом платье, которое ей очень шло, на каштановых волосах — крошечная шляпка. Джоэл кивнул.

— Я перейду сразу к сути проблемы, — сказал Кертис. — Как тебе известно, Шарлен поступила к нам на службу в качестве горничной. Вчера она принесла мне письмо от своего доктора, некоего… — он взглянул на конверт, который держал в руке, — доктора Менденхолла из Пало Альто, который подтверждает, что Шарлен на седьмом месяце беременности. Шарлен уверяет, что ты — отец будущего ребенка, и просит, чтобы ей заплатили сто тысяч долларов на содержание ребенка. В противном случае она передаст подробности этой истории Вилли Херсту. Конечно, я совсем не считаю, будто ты и вправду мог оказаться отцом ее ребенка, но Ламонт считает, что в любом случае мы должны расспросить тебя.

Джоэл холодно взглянул на отца, который ответил несколько недоумевающим взглядом, как бы говорившим: «Ты? Отец?! Да брось ты…»

— Это правда, — сказал Джоэл.

Отец даже рот разинул от удивления.

— В самом деле? — выдохнул он.

— Шарлен давно уже моя любовница, и никто из нас не предохранялся. Когда она сообщила мне, что забеременела, я посоветовал ей обратиться к тебе за деньгами для будущего ребенка. Я лично даю ей пятьдесят тысяч долларов и буду заботиться о нем или о ней, в зависимости от того, кто родится, на протяжении всей жизни моего ребенка. Я намерен дать ему самое лучшее образование.

Шарлен расплылась в улыбке.

— Спасибо, Джоэл.

Кертис все так же изумленно разглядывал сына, наконец повернулся к Ламонту Вейну.

— В таком случае, Ламонт, позаботься о деталях этого дела.

— Разумеется. Мисс Миллер, не затруднит ли вас пройти в мой кабинет?

Шарлен поднялась и последовала за Ламонтом. Проходя мимо Джоэла, она послала ему воздушный поцелуй, затем взглянула на его отца.

— Я знаю, что вы думаете про Джоэла, — сказала она, — но, мистер Коллингвуд, вы так неправы! В постели он великолепен. До свидания… дедуля! — и, улыбаясь, вышла с Ламонтом из кабинета; Ламонт прикрыл дверь.

Кертис уткнулся лицом в ладони и почти целую минуту оставался так. Когда же поднял голову, глаза его были красны.

— Я… — он прокашлялся, — я хочу извиниться перед тобой, мой мальчик.

— Почему? Потому что все эти годы обращался со мной как с уродцем? — Джоэл говорил спокойно, однако за этим спокойствием чувствовалась непоколебимая решительность. — Потому что стыдился своего единственного сына? Думал, что он «голубой» — и только потому, что сыну не нравился бейсбол? Какие же у тебя в таком случае ограниченные, провинциальные представления о том, что такое мужчина. Хочешь, скажу, кто был единственным «голубым», которого я встретил в жизни? Норман Никби. Ты на его счет отпускал столько комплиментов, особенно когда он играл в футбол. Ведь именно его провозгласили «лучшим атлетом года». Едва ли я могу гордиться чем-нибудь из содеянного в моей жизни. Йельский университет я закончил посредственно, умею мастерить кукол и театральные костюмы, но ведь это все девчоночьи игрушки. Творчество и чувствительность для тебя всегда «девчоночьи игрушки». Впрочем, кое-что ты все-таки должен мне, отец. Именно ты сделал невыносимым мое детство. Ты пыжился от самодовольства, тогда как мне нужна была любовь — каким бы странным я ни был. Ты был для меня дерьмом.

Последнее слово было как удар хлыста. Кертис напрягся. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал, сложил руки за спиной, подошел к окну и уставился на улицу. Джоэл подумал, что отец как-то вдруг состарился. Наконец Кертис обернулся.

— Все, что ты сейчас сказал — правда, — произнес он. — Я недооценивал тебя. Если честно, то я попросту тебя ненавидел.

— Я знаю.

— Я молился, чтобы Алисия родила мне еще одного сына, но вместо этого она рожала мне дочерей.

— Знаю. И ты был обязан иметь дело со мной, ибо что девчонки понимают в бизнесе!

— А ты интересуешься бизнесом?

— Не исключено. Но только теперь тебе придется бороться за мою любовь, папа. Нужно сначала рассчитаться за прошлое. Ты должен дать мне то, что я у тебя попрошу.

— И что же ты попросишь, Джоэл?

— Киностудию.

Несколько секунд, раскрыв рот, отец смотрел на сына.

— Киностудию?!

— Да, мне нравится кино. Ты же знаешь, что с детства театр завораживал меня. Но будущее именно за кино! Я был лучшим учеником в «Йельской школе драматического искусства», и я уверен, что смогу делать превосходные, коммерчески выгодные киноленты. Купи мне студию и финансируй меня в течение первых шести лет, а столько ты уж наверняка мне задолжал. Позволь мне до тридцати лет заниматься тем, чем я хочу заниматься, что я люблю. А там, что меня ждет — успех или поражение, — но обещаю, что потом я приеду сюда, в Сан-Франциско, и войду в семейный бизнес, начав изучать все стадии дела, начиная с самого начала. Всю оставшуюся жизнь ты можешь использовать меня, но шесть лет ты мне дать обязан. Позволь же мне шесть лет заниматься киностудией.

Кертис внимательно оглядел костлявого, чем-то похожего на птенца сына.

— Джоэл, — сказал он, — ты порядком меня огорошил, и не буду сейчас притворяться, будто бы понимаю тебя. Но главное, что после всех этих лет я наконец-то обрел сына, и сердце мое исполнено радости. Ты получишь, что хотел получить.

Он подошел к Джоэлу и крепко обнял его.

Впервые с детских лет Джоэл Коллингвуд, этот странный ребенок, разрыдался.

В «Вэрайети» от 20 сентября 1926 года появился такой материал:

ПРУМ-БУРУМ-БУМ-БУРУБУМ!

Потомок Коллингвуда покупает «Пэнтейджес-Студио». Намерен делать классные фильмы, шедевры «качества и красоты»!

Ехидный Знаток.

Глава третья

Однажды теплым летним днем 1928 года Тед Споулдинг ехал на своем «форде-Т» по пыльной дороге штата Айова и вдруг увидел на обочине голосующую девушку. В руке у нее был небольшой саквояж, одета она была в белое платье, не доходившее до коленок, которые были круглыми, как у девочки-подростка. Тед еще подумал, что никогда в жизни ему не доводилось видеть таких великолепных ножек. Подъехав поближе и разглядев лицо девушки, он возбудился настолько, что адреналин чуть было не разорвал его кровеносные сосуды.

— О черт, неужели сегодня мой счастливый день?! — пробормотал он себе под нос, вырулил на обочину и остановился.

— Куда едем? — осведомился Тед.

— В Голливуд, — ответила блондинка.

— Ну, так далеко я, разумеется, не собирался ехать, но мог бы подбросить тебя до Де Муана.

Девушка ловко взобралась в кабину и уселась на переднее сиденье рядом с водителем. Тед выжал сцепление.

— В Голливуд, значит, путь держишь? Должно быть, хочешь стать кинозвездой? — спросил Тед, у которого было дружелюбное, все в веснушках лицо.

— Верно.

— А как тебя зовут, мисс Кинозвезда?

— Дикси Давенпорт. Нравится?

— Дикси Давенпорт. Ловко придумано, в этом есть и немного хвастовства, и даже подобие ритма, если понимаешь, что я имею в виду. Это твое настоящее имя?

— Конечно нет! Я сама придумала его.

— А настоящее как?

— Не твое дело.

— О'кей. Откуда родом?

— Из маленького городка около Луисвилля, это в штате Кентукки. Именно поэтому я и придумала себе имя «Дикси».

Тед ухмыльнулся.

— А почему тогда «Давенпорт»? В память о каком-нибудь пареньке, который отделал тебя на софе?

Она холодно посмотрела на него своими голубыми глазами.

— Нет конечно. Я просто вспомнила про город Давенпорт, штат Айова.

— А любовью ты заниматься умеешь?

— Не твое дело.

— Что ж, ты достаточно хорошенькая, чтобы стать кинозвездой. Я тут недавно читал в одном журнале, что они, эти парни в Голливуде, чего там только не вытворяют. В некотором смысле можно сказать, что Голливуд — это что угодно, но только не девственная территория Америки. — И вновь он улыбнулся ей.

— Не будь вульгарным.

— А вот скажи, если бы вдруг какая-то шишка, директор там, или продюсер, сказал тебе, что за поцелуй — или кое-что побольше — даст тебе какую-нибудь роль в фильме, ты бы согласилась?

— Тебя это совершенно не касается. И, пожалуйста, смотри лучше на дорогу. Не хочу сыграть в ящик.