Ты – всё - Елена Тодорова

только ушами, как мой Ян Титан. Розовеют выступающие скулы.

— В каком смысле?

— Она мне сейчас написала, что могу заехать на примерку. Не проблема?

Сжимает челюсти. Двигает, играя желваками.

— Не проблема.

— Вот и хорошо.

В супермаркете Илья ведет себя подобно Яну — спокойно и услужливо. Катит тележку, терпеливо ждет, пока я изучаю состав, без лишних подсказок помогает доставать продукты с верхних полок, забирает тяжелые упаковки. Милана Андреевна как-то говорила, что ребята с детства ездили с ней по магазинам.

Оля встречает нас с малышом на руках. С Ильей и парой фраз не обмениваются. Почти не смотрят друг на друга. Но при этом она отдает ему ребенка, едва он протягивает руки. Илья покачивает мальчишку так, словно уже не раз это делал.

— У вас в родне есть маленькие дети? — рассеянно спрашиваю.

— Нет, — отвечает, продолжая укачивать.

— У тебя хорошо получается.

— У меня два младших брата, Ю.

«Ну… Они не настолько тебя младше», — думаю я.

Но держу эти мысли при себе.

Уходим с Олей в ее мастерскую для примерки. И за все время, что находимся там, малыш не издает ничего, кроме протяжного гуления и звонкого смеха.

Дома у Нечаевых, уже после ужина, пеку «Наполеон». Перемазываю коржи уже ближе к ночи. Милана Андреевна до последнего со мной сидит. Даже становится неудобно — это ведь мне не спится, а она выглядит усталой.

— Ты чего так дрожишь?

В какой-то момент ловит мои холодные ладони. Растирает их и сжимает.

— Волнуюсь за Яна, — шепчу отрывисто. — Места себе не нахожу.

— Если я скажу, что с ним все в порядке, ты успокоишься? — спрашивает тихо. И сама на свой вопрос отвечает: — Вряд ли. Увы, переживания — это цена, которую мы платим за любовь.

— Не представляю, как вы справляетесь? У вас муж и четыре сына.

Милана Андреевна улыбается.

— Все мои тревоги стоят их любви. Хотя иногда кажется, что сердце не выдержит.

— Вот и у меня это ощущение часто возникает.

— Не поддавайся, Зайчон. Ты понятия не имеешь, на что ты способна. Позволь себе проживать. Будешь расти. Становиться сильнее.

И снова слова Миланы Андреевны западают в душу. Согревают и успокаивают. Остальную работу делает постель Яна.

Юния Филатова: Так странно засыпать на твоей детской кровати.

Ян Нечаев: Ну, она не совсем детская, согласись?

Невольно смеюсь.

Ян Нечаев: Знаешь, сколько я мечтал, чтобы ты там оказалась?

Ян Нечаев: Правда, в моих фантазиях я тоже был в этой постели.

Юния Филатова: Слева или справа?

Прикрывая глаза, пытаюсь представить, что он здесь.

Пока мобильный не сигнализирует о новом входящем.

Ян Нечаев: Ты имеешь в виду — сверху или снизу?

Юния Филатова: Ян Романович…

Вспыхивая, со смешком закусываю кулак. Смотрю на экран, пока не появляется очередное сообщение.

Ян Нечаев: Половинами я ее не делил.

Ян Нечаев: Я гибок в быту, помнишь?

Юния Филатова: Помню.

Юния Филатова: А ты помнишь?

Юния Филатова: IU

Отправляю набор символов, который он в прошлом присылал.

Ян не заставляет долго ждать.

Ян Нечаев: IU

Ян Нечаев: Зайка (*_*)[1].

Юния Филатова: (/_)[2].

Засыпаю незаметно. И сплю на удивление хорошо.

А вот второй день без Яна тянется невыносимо медленно. Не спасает даже работа. Кажется, что за восемь часов проживаю целую неделю.

Ужасно расстраиваюсь, когда Нечаев пишет, что задержится на дополнительные сутки. В груди начинается бурление. Ничто не помогает его успокоить.

Сотню раз берусь за телефон, чтобы набить сообщение, которое выжимает из меня измотанная психика.

Юния Филатова: Ты мне нужен прямо сейчас. Умоляю, брось все и приезжай.

Набиваю и стираю.

Довожу себя, довожу… Не на что переключиться.

В один миг сдаюсь. Звоню Яну по видео. Он… Сбрасывает.

Ян Нечаев: Не могу сейчас говорить. Все нормально?

Нет, не нормально.

Но написать об этом я не решаюсь.

Выхожу на крыльцо внутреннего двора. Пристраиваюсь на ступеньки рядом с Богданом, он с задумчивым видом гладит пса.

— Через пару дней заканчиваются каникулы, — изрекает скорбно, что вызывает улыбку с сочувствием. — Снова придется гонять отца в кабинет директора. Эх.

— Прям придется?

— Ко мне же специально цепляются! Только потому, что я Нечаев, понимаешь? Провоцируют!

— А ты не поддавайся. Не будешь реагировать, задирать перестанут.

Мальчишка вздыхает.

— Ян тоже так говорит.

Услышав его имя, поднимаюсь.

— Ты куда?

— Я, пожалуй, прокачусь перед ужином, — задвигаю не очень уверенно.

— Эй… — вскакивает на ноги. — Не думаю, что тебе можно одной уезжать. Подожди Илюху, — просит взволнованно. Но я уже иду к двери, ведущей в гараж. — Ю! Я Яну напишу!

— Я сама ему напишу, Богдан, — заверяю. Оборачиваясь, добавляю: — Не беспокойся.

В гараже срываю с запястья пластырь. Выбрасывая в урну, знаю, что больше его не наклею никогда. Дыхание сбивается. Эмоциональный фон становится токсичным, будто радиационный.

Открывая ворота, впускаю свежий воздух.

Прежде чем сесть на байк, захожу в сообщество своего тату-мастера. Лихорадочно листаю посты, пока не добираюсь до фотографий четырехлетней давности.

Горло перехватывает, но из глубин души вырывается стон. По щекам скатываются горячие слезы.

Мое «до» и «после» — это пересекающий линии синеватых вен уродливый красный шрам и объемная нательная живопись в виде милой пушистой зайки.

Не переставая плакать, сохраняю обе фотографии. Без колебаний отправляю Яну.

После этого прячу телефон, вытираю лицо, сажусь на мотоцикл и покидаю гараж.

В пути сомневаюсь в правильности выбранного направления. Особенно сильные сомнения охватывают, когда сворачиваю с трассы в лес. Не думала, что когда-нибудь решусь рассекать по чаще в одиночку.

Но…

Наверное, это та самая дорога, которую я пять лет назад не смогла сама пройти.

«Мне нужно… Нужно в этот дом… Добраться… Любой ценной…» — все, что бьется в моей голове.

И, наконец, я вижу его.

Грудь сходу разбивают безумные эмоции. Шлем с трудом заглушает полувскрик-полувздох. Перед глазами на миг все блекнет. Переводя дыхание, заставляю себя успокоиться.

Глушу мотор. Закатываю байк под навес, где хранятся ровные стопочки дров. Нахожу под одним из поленьев ключ — помню, как Ян именно там брал. У двери в нерешительности замираю.

Это последний шаг. Я должна столкнуться с прошлым, которое до сих пор не дает двигаться дальше, кто бы там ни крылся. Ангелы или демоны — пора всех принять.

Вставляю ключ. Проворачиваю. Шагаю через порог.

Половицы скрипят, соревнуясь с шумом моего дыхания. А за спиной рождаются слабые раскаты грома. Вздрогнув, закрываю дверь. Иду в комнату. У камина застываю.

Сердце разрывается, столько событий и связанных с ними чувств проносится сквозь него. Меня трясет, но слез, как ни странно,