Однокурсники - Эрик Сигал

Ламброс пользовался авторитетом. Ламброс заседал во многих комиссиях. И в один прекрасный весенний день, как и было предсказано, Теодора Ламброса назвали ректором университета в Кентербери.

Когда Тед пришел домой после того, как ему сообщили замечательную новость, его так и распирало, чтобы в голос крикнуть: «Эй, Сара, я — ректор, черт меня дери!»

Но дома, конечно, никого не было. Он жил один. Совершенно один. И думал, что уже убедил сам себя, что ему так больше нравится.

Тем не менее сейчас его охватило странное чувство пустоты. Когда у него случались неприятности, Сара всегда оказывалась рядом, поддерживала, разделяя его боль. Теперь он чувствовал, что она нужна ему, чтобы разделить с ним его радость. Иначе в этих пустых стенах эта радость не имеет никакого смысла.

Ректора Кентерберийского университета чествует весь кампус. Но дома его скипетр и корона куда-то деваются, и он становится обыкновенным человеком. С обыкновенными потребностями.

Когда-то он был мужем и отцом. И сейчас, в минуту своего триумфа, он понял, как ему не хватает обычных составляющих полнокровной человеческой жизни.

В одну из суббот, три недели назад, Роб и его жена уговорили Теда пойти с ними кататься на коньках, надеясь поднять ему настроение. Они и представить себе не могли, что результат будет совершенно противоположным.

Ибо Тед видел вокруг себя на катке только отцов и их катающихся детей. Как отцы держат своих детей за руки. Как отцы поднимают и утешают своих малышей, упавших на лед.

Ему страстно захотелось снова обнять своего сынишку. И, как это ни больно признавать, ему также захотелось прижать к себе Сару.

Временами, среди ночи, он просыпался от мучительного одиночества. Единственным спасением для него было встать с постели, сесть за письменный стол и притупить свою боль работой. Чувств у него не осталось — эмоционально он был мертв.

Единственное, что еще продолжало в нем жить — благодаря внутривенным инъекциям научных исследований, — это его интеллект. Он уже был близок к тому, чтобы завершить свою чертову книгу, которая станет его научным пропуском в «дивный новый мир».

Ладно, если платить за все приходится одиночеством, то он воспользуется им сполна.

Лишь однажды за все это время он дал волю своим чувствам. Как-то вечером, через год после того, как он стал ректором, ему позвонил брат Алекс и сообщил, что их отец скончался.

На кладбище он стоял, обнимая мать и сестру. И рыдал.

Стоя по другую сторону могилы, Алекс тихо произнес:

— Он очень гордился тобой, Тедди. Ты был счастьем всей его жизни.

Тед смог лишь кивнуть.

Тем же вечером он вернулся в Кентербери, сел за письменный стол и снова стал работать.

Зазвонил телефон. Это была Сара.

— Тед, — сказала она нежно, — почему ты не позвонил мне? Я бы прилетела на похороны.

— Как ты узнала? — спросил он, пораженный.

— Мне позвонили из Гарварда. Мне так жаль. Он был замечательным человеком.

— Он тебя тоже любил, — ответил Тед. А затем, пользуясь случаем, заметил: — Жаль, он мало виделся со своим старшим внуком.

— Он виделся с ним во время последних рождественских каникул, — мягко возразила она, — и ты же знаешь, я пишу твоим родителям каждый месяц. И посылаю им фотографии. Все равно, если б ты только позвонил, я бы привезла маленького Теда на похороны. Думаю, для него это было бы важно.

— Как он?

— Очень опечален новостью, а в остальном все хорошо. По латыни он лучший в классе.

Теду отчаянно захотелось, чтобы она говорила и говорила с ним по телефону.

— А как движется твоя работа?

— Неплохо. Мою статью впервые взяли в журнал HSCP[72].

— Поздравляю. О чем она?

— Об Аполлоне Родосском. Что-то вроде выжимки из моей дипломной работы.

— Хорошо. Не терпится прочитать. А как продвигается твоя докторская?

— Ну, если все сложится, я закончу ее к началу лета. Камерон сейчас читает первую главу, а Фрэнсис Джеймс — вторую.

— Это тот новый преподаватель из Бейллиола?[73] Передай ему, мне понравилось его книга о Проперции[74]. А кстати, о чем ты пишешь?

— По-моему, я откусила больше, чем смогу пережевать, — засмеялась Сара. — Тема моя звучит так: «Каллимах[75] и его влияние на римскую поэзию» — ни больше ни меньше.

— Отлично, эта тема многих крепких ученых мужей раньше времени свела в могилу. О, прости, надо было сказать «людей», а не «мужей» — я же не противник феминизма. Все никак не привыкну к новой терминологии.

Он лихорадочно рылся у себя в голове в поисках тем, которые позволили бы продолжить разговор.

— Значит, думаешь, в июне пройдет защита и ты получишь степень?

— Надеюсь.

— Тогда, наверно сможешь вернуться домой?

— Я еще не решила окончательно, Тед. В любом случае лучше это обсудить не по телефону, а когда ты приедешь через месяц.

— Я с нетерпением жду нашей встречи.

— Тедди тоже, — сказала она мягко. — Если у меня будет окошко в расписании, мы обязательно постараемся встретить тебя в аэропорту.

— Спасибо, что позвонила, Сара. Было очень приятно услышать твой голос.

Он повесил трубку и подумал: «Как бы мне хотелось увидеть твое лицо!»

— Невероятно, — отметил Тед, — малыш разговаривает с британским акцентом.

— А чего ты ожидал? — спросила Сара. — Он ведь живет здесь половину своей жизни.

Они сидели в заново отделанной гостиной дома на Аддисон-кресчент и пили айс-кофе.

— Кажется, он не очень-то ко мне расположен, — отметил Тед. — Во всяком случае, на мою долю выпало только мимолетное «привет, папа». А потом он исчез.

— У твоего сына свои приоритеты. — Сара улыбнулась. — А сегодня у него решающий матч по крикету против школы «Сент-Джордж».

Тед рассмеялся от души.

— Сын рядового жителя американского Кембриджа играет в крикет? В следующий раз я наверняка услышу, что он получил рыцарский титул.

— О, сомневаюсь, что это случится в ближайшее время.

Он сделал глоток кофе.

— Ты уже решила, когда вы переедете в Америку?

— Во всяком случае, не в этом году.

— Черт.

— Тед, прошу тебя. У меня есть несколько причин, и довольно веских, уверяю тебя.

— Назови хоть одну.

— Я хочу, чтобы Тедди получил здесь среднее образование. Он хорошо учится, и директор школы уверен — если дать ему возможность закончить здесь школу, то он с легкостью поступит в любой университет мира.

— Брось, Сара. Я-то думал, мы хоть в одном с тобой согласны: что он пойдет в Гарвард.

— Он сам должен принять решение, когда придет пора. В любом случае у тебя еще есть некоторое время, чтобы убедить его поступать именно туда.

Они оба немного помолчали.

— Ты сказала, у тебя есть другие причины, чтобы остаться.

— Видишь ли, мне предложили должность наставника на классическом отделении в Сомервиль-колледже.

— В таком случае прими мои профессиональные поздравления и личные возражения, — заявил он.

— С каких это пор у тебя появилось право возражать против того, что я делаю? — спросила она, скорее удивленно, чем сердито.

Он помедлил с ответом, а затем заговорил с большим трудом:

— Я хотел сказать: мне не хватает тебя. Я скучаю по тем временам, когда был женат на тебе. И я думал, вдруг… может, и у тебя осталось хоть немного чувства сожаления.

— Конечно, я испытываю сожаление, Тед. День, когда мы оформили развод, был для меня самым безрадостным в жизни.

— Тогда как ты считаешь, сможем мы с тобой… ну, ты понимаешь, о чем это я… еще раз попробовать?

Она грустно посмотрела на него и молча покачала головой.

Наверное, ему следовало догадаться, что в ее личной жизни кто-то есть, когда она предложила ему остаться на июль и пожить этот месяц с юным Тедом на Аддисон-кресчент, пока она съездит в отпуск. О своих планах она не сказала ничего определенного.

Она лишь дала понять, что собирается в Грецию — «посетить места, о которых уже столько написала».

— С кем? — отважился он спросить.

— О, с парой миллионов греков, если не больше.

Но довольно скоро Тед все же догадался, кто сопровождает его бывшую жену в путешествии. И неудивительно: сын в своих разговорах то и дело упоминал имя Фрэнсис. И если это не ссылки на знаменитого говорящего мула по кличке Фрэнсис из одноименного фильма, который Тед видел в детстве, значит, он имеет в виду Фрэнсиса Джеймса, преподавателя классической филологии из Бейллиола.

— Хотел бы я когда-нибудь познакомиться с этим парнем, — сказал Тед, услышав в энный раз это имя.

— О да, он тебе очень понравится, — ответил сын. — Он славный малый.

«Боже мой, — подумал он, — мой сын стал настоящим англичанином».