Королева четырёх частей света - Александра Лапьер

резиденции, придворным интригам. В их дворце на Пласа-Майор вновь завалили столы инвентарные списки и расходные книги. А в каюте «Сан-Херонимо» громоздились друг на друга сундуки.

Эрнандо поймал её на слове. Он шёл вперёд без оглядки и не скупился на расходы. Исабель поддерживала и ободряла его. Пусть действует, пусть рискует: она трудилась, чтобы обеспечить тылы. Оба они жили в обстановке кипящих приготовлений.

Нескончаемых.

Через месяц после свадьбы «Сан-Херонимо» был готов выйти в море. Немыслимое дело, настоящий подвиг, и оба они внесли в него свою долю. Мачты и реи заменены, корпус просмолён, обшивка починена. Сто шестьдесят человек экипажа, все отборные моряки, получили плату вперёд. Воды и провианта вдосталь.

Теперь-то уж на галеоне гобернадоры всем всего хватит. Она всё предвидела.

Только две небольших детали Исабель не могла одолеть или взять под контроль: время приезда нового губернатора и ярость стихий.

Время поджимало. Ни один галеон, уходящий в Мексику, не смел поднимать паруса после 15 июля. Это был непременный закон, который очень её беспокоил. Ещё бы! Всю дорогу от Санта-Крус до Манилы Кирос твердил ей: при попутном ветре можно плыть с востока на запад, но обратно по Тихому океану вернуться нельзя иначе, как пользуясь единственным путём, открытым неким монахом-путешественником тридцать лет тому назад. Этой дорогой, бесконечной и страшной, каждый год проходил манильский галеон. Альтернативы не было: пользуясь муссонами, дующими с юго-запада, подняться очень высоко, к тридцатому или сороковому градусу северной широты, с помощью сильных западных ветров достичь побережья Калифорнии, а оттуда спуститься вдоль берега и достичь Мексики. И знать, что на подветренных островах невозможно высадиться, а значит, запастись водой и дровами. И так шесть месяцев. Пройти половину земного шара, не имея возможности нигде передохнуть. Каждый третий корабль вынужден был повернуть назад, так и нс дойдя до Акапулько. А те, которые доходили, теряли две трети команды. Даже если вовремя сняться с якоря, свирепые японские тайфуны, непостоянство течений, коварство моря, усеянного рифами, оставляли капитанам мало шансов благополучно достичь гавани. К яростным бурям добавлялись ещё цинга и прочие болезни, приходящие в долгом морском плаванье. Исабель и Эрнандо все это знали.

А паче всего знали, что этот морской путь, и так считавшийся одним из самых смертоносных в истории мореплавания, в летние месяцы становился верным путём к крушению. Самоубийством. Если отплывать, то сейчас.

Но строжайший испанский протокол не дозволял им покинуть Филиппины до прибытия Тельо де Гусмана. Они уже и так провинились перед новым губернатором: никто, принадлежащий к аристократии, а уж тем более кавалер ордена Сантьяго, не имел вольности жениться без дозволения ордена и короны. Союз же рода Кастро с родом Баррето был заключён поспешно и произвольно. Налицо непослушание королевской власти.

Мятеж? Если бы хоть кто-то в Маниле произнёс это слово, такое обвинение обошлось бы им дорого: брак был бы расторгнут, имущество конфисковано и оба супруга брошены в тюрьму.

Могли ли они позволить себе попасть теперь в опалу? Когда собирались нарушить другой закон — запрет на торговлю между Китаем и Мексикой? Нет. Для их дела поддержка манильских властей была необходима.

Ничего другого не оставалось, как принести повинную голову, склонившись перед Тельо де Гусманом. И не просто дождаться его, а ещё оплатить праздники по случаю его прихода к власти. Щедро и великолепно вложить деньги во все развлечения в его честь. Восторгаться тремя могучими слонами, полученными Дасмариньясом от короля Камбоджи — теперь этот необыкновенный дар он передаривал своему преемнику. И допустить, чтобы нескончаемые церемонии задержали их отплытие на день, на неделю, на месяц — сколько понадобится, чтобы обаять губернатора и войти к нему в милость.

— Вот и ураганы начинаются, — нетерпеливо говорил Эрнандо.

— Знаю! — нервничала Исабель. — Благоразумие требует отложить наше путешествие до будущего года.

— Нельзя. Никто не может ждать целый год, чтобы продать товар в Акапулько. Тогда разоришься.

— Значит — попробовать отплыть?

— У нас и одного шанса из десяти нет пройти через смерчи.

— Тогда — попробовать остаться?

— Потеряем всё...

Отплывать? Оставаться? Старая дилемма, с которой Исабель столкнулась ещё в Перу накануне начала экспедиции Менданьи. А потом на Санта-Крус с Киросом.

Она пыталась рассуждать.

— Кто знает, что будет, когда Тельо де Гусман возьмёт бразды правления в свои руки? Думаешь, он позволит тебе — капитану Кастро, офицеру Его Величества — торговать на собственном корабле?

— Кузен останется начальником порта и позволит нам покинуть Манилу.

— Сомневаюсь я, что дон Луис тебя поддержит.

В самом деле, молодые люди оставались связаны общими интересами, но во всём остальном разошлись. Дасмариньяса ужасал мезальянс его alter ego. Эрнандо полагал, что Дасмариньяс совсем потерял здравый смысл: связался с двумя проходимцами, снарядившими за его счёт экспедицию в Камбоджу.

— Снимаемся с якоря теперь же, — подытожил он.

И опять супруги разделяли общее желание, были согласны между собой. Отплывать.

Любой ценой.

* * *

10 августа они вышли в море.

Очень поздно, слишком поздно! Чистое безумие!

Всё — имущество и жизнь — они поставили на кон в убеждении, что Господь им поможет, если они вместе пустятся на опасное предприятие. Что бы они ни задумали, Небо останется с ними и защитит их.

10 августа тоже были годовщиной. Ровно шестнадцать месяцев со дня торжественной погрузки на «Сан-Херонимо» в Кальяо.

* * *

Это был ад.

Экспедиция Менданьи казалась тяжким испытанием, но по сравнению с этим переходом то была увеселительная прогулка.

Над палубой стремительно летали оторванные бурей ванты, норовя убить подвернувшегося матроса. Ветер свистел в снастях пронзительной, отчаянной жалобой упавшего в яму ребёнка, и этот клич заглушал раскаты близкого грома. Но никакой грозы не было. Не было молний. Не было зарниц. Только дикая