Хранители - Толкин Джон Рональд Руэл

— Это не ямы, — сказал Гимли. — Это великое королевство и город гномов. В старину он был не темным, а полным света и великолепия, как об этом поется в наших песнях.

Он встал и начал петь в глубокой тьме, и голос его эхом отдавался от потолка.

Проснулся он один,Когда мир молод был,Когда среди долинЗеленый ветер плыл.Шел Дьюрин, напеваяИ имена давалТем землям, что ещеНикто не называл.Среди безмолвных горОн пил из родников,И видел он узорКисейных облаков.Вокруг его волосНад мудрой головойКольцо из звезд вилось,Что дружат с синевой.И горы были высокиВ прекрасные те дниПеред паденьем королей,Которых не было сильней.И Нарготронд, и Гондолин,Что под моря сейчас ушли,Могучи были, велики,По-настоящему близкиВ тот юный день,В тот Дьюрин день.Он был король. Его дворецБыл высечен из хрусталя.Его, как праздничный венец,Носила на главе земля.Был выточен из камня трон,Как кружево среди колонн.И руны власти вырезалОн на двери, ведущей в зал.Веселой жизнь тогда была.Здесь резчик свой узор творил,У кузнеца огонь пылал,По наковальне молот бил.Росли дома, росли дворцы,Росли хлеба, росли леса.И груды золота росли,На них свет факелов плясал.Неутомимый был народ!Играли арфы под горой,Слагались песни под лунойЛюбил веселье Дьюрин род.Огонь подземный подчиненБыл власти Дьюрина, но вдругВосстал балрог, неукрощенИ выжег, вымел все вокруг.Сейчас все стихло. Ветер сер.И горы спят глубоким сном.Мир постарел, мир поседел.Разрушен славный Дьюрин дом,Замолкли звуки сладких арф,В старинных залах темнота,И неподвижен лунный серпВ глубоком зеркале пруда.В Мории, в месте Казад-Дум,Под камнем, не известном нам,Корона Дьюрина лежитИ верность Дьюрину хранитОна не зря так долго ждетВладельца — он опять придет,И улыбнется сонный мир,И зажурчат ручьи опять,Проснутся звуки звонких лир,И будут скрипачи играть.

— Это мне нравится, — сказал Сэм. — Я это хотел бы запомнить. В Мории, в месте Казад-Дум? Но как подумаешь о всех этих лампах, тьма кажется еще тяжелее. А лежат ли тут еще груды золота и драгоценных камней?

Гимли молчал. Спев свою песню, он больше ничего не говорил.

— Груда драгоценностей? — переспросил Гэндальф. — Нет. Орки часто грабили Морию, здесь, в верхних залах, ничего не осталось. С тех пор, как отсюда бежал гномы, никто не осмеливался искать сокровища в глубоких местах: они утонули в воде — или в тени страха.

— Почему же гномы хотят вернуться сюда? — спросил Сэм.

— Из-за митрила, — ответил Гэндальф. — Богатство Мории не в золоте и драгоценностях, игрушках гномов, и не в железе, их слуге. Все это они находили тут, это правда, особенно железо, но им не нужно было выкапывать их. Все, что им нужно, они могли получить при торговле. Ибо здесь, только здесь во всем мире, находят серебро Мории, или истинное серебро, как некоторые называют его, — митрил называется оно на языке эльфов. Гномы дали ему название, которое неизвестно никому. Митрил в десять раз дороже золота, а теперь вообще бесценен: мало его осталось на земле, и даже орки не осмеливаются добывать его здесь. Жилы уходят к северу, к Карадрасу, и вниз, во тьму. И гномы не рассказывают об этом, но если митрил был основой богатства гномов, он же послужил и причиной их гибели: они слишком углубились и разбудили то, от чего они бежали, — Огненное Лихо Дьюрина. То, что они успели добыть, почти все досталось оркам и отдано ими в качестве дани Саурону, который жаждет его.

— Митрил! Все народы жаждут его! Его можно было ковать, как серебро, и полировать, как стекло, и гномы делают из него металл, легкий и более прочный, чем закаленная сталь. Он красив, как обычное серебро, но красота его не тускнеет и не ржавеет. Эльфы очень любили его и в частности использовали для изготовления Итилдина, Звезднолунного, который вы видели на двери. У Бильбо была кольчуга из колец митрила, подаренная ему Торином. Интересно, что стало с ней? Вероятно, все еще собирает пыль в доме мусомов в Микел-Делвине.

— Что? — воскликнул Гимли, нарушая молчание. Кольчуга из серебра Мории? Это был королевский подарок!

— Да, — согласился Гэндальф. — Я никогда не говорил ему об этом, но кольчуга стоит больше, чем весь Удел со всем его содержимым.

Фродо ничего не сказал, но просунул руку под куртку и дотронулся до колец своей кольчуги. Он был потрясен мыслью, что ходит, нося на себе цену всего Удела. Знал ли это Бильбо? Он не сомневался в этом. Это был действительно королевский подарок. И тут его мысли унеслись из темных подземелий в Раздол, к Бильбо, а потом в Торбу-на-Круче тех дней, когда Бильбо еще жил там. Фродо всем сердцем хотел снова очутиться там, в те дни, кода они бродили по лугам и он не слыхал ни о Мории, ни о митриле — ни о Кольце.

Наступила глубокая тишина. Один за другим все засыпали. Фродо дежурил. Как будто из неведомых глубин сквозь невидимую дверь, подуло на него страхом. Руки его похолодели, а лоб взмок. Он прислушался. В течении двух медленных часов он только слушал, но ничего не слышал, ни звука, даже воображаемого звука мягких шлепающих шагов.

Его дежурство почти кончилось, когда ему показалось, что у западной арки он видит два бледных пятна света, похожих на светящиеся глаза. Он вздрогнул. Голова его опустилась. Должно быть я чуть не уснул на дежурстве, подумал он. Он встал, потер глаза и оставался стоять, вглядываясь в темноту, пока его не сменил Леголас.