Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Он кивнул, и, к растущему ужасу Александры, двое солдат вывели Агнесс. Она была растрепана и в грязи, но цела; очевидно, никто не причинил ей зла. Но это еще было не самое худшее. Самое худшее заключалось в паническом выражении, внезапно появившемся на лице Агнесс, когда она заметила дочь. Неожиданно Александра поняла: ее мать не знала, что библия дьявола спрятана здесь. Киприану Хлеслю и Андрею фон Лангенфелю приходилось действовать на свой страх и риск, потому они думали, что Кодекс будет в тем большей безопасности, чем меньше людей знают о его новом местопребывании. Агнесс, со своей стороны, считала, что отец Сильвикола опять пошел по ложному следу и что это, в общем-то, просто очередная стычка между ними. Однако теперь ей пришлось не только увидеть, что иезуит действительно добрался до заветной цели, но и то, что ее дочь, в чьей безопасности она была уверена, снова стала его пленницей.

13

К огромному удивлению Андреаса, и его самого, и его семью сначала оставили в покое. Похоже, до них вообще никому больше не было дела, с тех самых пор, как офицер, приказавший гнать стадо к Праге, сообщил о них своему начальству. Генералу Кёнигсмарку их также не представили. Андреас считал, что это означает одно: генерала в лагере нет. Он воспринял данный факт как отсрочку казни и сначала испытал облегчение; но затем, как ни странно, ему все сильнее стало хотеться, чтобы эта встреча наконец произошла. Он никогда не принадлежал к тем людям, которые предпочитают ужасный конец бесконечному ужасу; однако чувствовал, что за прошедшее время дошел до точки, в которой постоянное отодвигание этого конца становилось невыносимым.

В то же время он понял, что равнодушие, которое теперь проявляли к ним офицеры армии Кёнигсмарка, распространялось также и на заботу о том, где им проводить ночь. Само собой разумеется, просить пустить их в какую-нибудь палатку было невозможно: на ночь там устраивалось когда по шестеро солдат, а когда и больше. Если бы им приказали расположиться в палатке, то они бы не пережили и одной ночи среди солдат. Его неожиданно осенило, когда он услышал мычание коров, которых вместе с остальными животными согнали в загон из поспешно сваленных деревьев за пределами лагеря. Со стучащим сердцем он подошел к офицерской палатке и обратился к одному из ее обитателей.

– Коров нужно подоить, – сказал он.

– Э, – произнес офицер. – Ты в этом, пожалуй, разбираешься?

– Я-то нет, но я уверен, среди ваших солдат есть бывшие батраки и крестьянские сыновья. Спросите их.

– В этом нет необходимости, – возразил офицер. – Скотину, конечно, надо доить. А поскольку ты тут, похоже, самый умный, то и поможешь, вместе со своими женщинами, чтобы это не заняло всю ночь. Эй, ты!

Солдат, который не торопясь брел мимо, остановился.

– Что, лейтенант?

– Отведи этого лавочника и его баб к загону. Пусть помогут доить коров.

Солдат кивнул, подошел к Карине и хлопнул ее по заду.

– Пойдем, за сиськи подергаем! – сказал он и нагло уставился в ее декольте.

Как оказалось, коров доила целая дюжина мужчин. Надои были такими же скудными, как и сами животные, однако коровы сбивались в кучу, чтобы побыстрее избавиться даже от этого небольшого количества молока. Андреаса и его семью без всяких церемоний приставили к делу, и впервые с тех пор как они оказались среди солдат, последние не отпускали никаких двусмысленных замечаний, а приняли их почти как товарищей. Вахмистр, следивший за процессом, старался смотреть в другую сторону, когда солдаты жадными глотками пили из ведер еще теплое молоко или просто подставляли к вымени рот. Похоже, офицеры конфисковали все надоенное молоко; и если не позаботиться о себе прямо на месте, то молока и не получишь. Андреас встал на колени перед коровой и растерянно потянулся к соскам. Корова посмотрела на него и издала почти человеческий вздох.

– Почему ты не держал язык за зубами? – прошептала Карина, потерпевшая такую же неудачу с другой коровой.

– Потому что здесь мы находимся вне лагеря и к тому же в относительной безопасности от преследований солдат, – прошептал Андреас. – Я надеялся, что нас отправят на дойку, если я буду достаточно правдоподобно врать. Закончится дойка только к середине ночи. И эту первую половину ночи мы будем в безопасности. А на вторую половину мы просто останемся здесь, с животными, и тогда мы еще и не замерзнем.

– Это совсем просто, мама, – удивленно сказала Лидия. – Стой смирно, коровка, ты ведь мне ведро опрокинешь!

Один из солдат присел рядом с Андреасом.

– Ну что, ты скоро?

– У меня не получается, – признался Андреас, стараясь говорить как можно более извиняющимся тоном.

– Парень, – ответил солдат, – вот – зажимаешь, щиплешь, тянешь! Что здесь такого сложного? Не веди себя как круглый идиот. Ты что, никогда соска в руке не держал?

– Такого большого – еще никогда, – не выдержал Андреас.

Солдат фыркнул и хлопнул его по плечу. Затем он встал и отошел от него. Андреас попытался следовать его указаниям, но ему казалось, что корова словно намеренно поджала вымя. Он слышал, как солдат подошел к своим товарищам, и уловил несколько фраз из их разговора:

– …я сказал ему: «Ты что, никогда соска в руке не держал?» И знаете, что ответил мне этот толстяк? – Солдаты громко захохотали, но это был не пошлый издевательский смех, который до сих пор слышал от них Андреас, а… Внезапно он понял: сегодня ночью эти мужчины не будут представлять для них никакой опасности.

Он перехватил осторожный взгляд Карины. Ее глаза расширились от страха, но она улыбалась ему. Он подумал, что она уже очень давно не улыбалась ему так, и он неуверенно улыбнулся ей в ответ.

Пальцы ему смочила теплая струя.

– Получилось! – невольно крикнул он. – Эй, у меня получилось!

– Все слышали, мужики? – громко спросил один из солдат. – Толстяк совладал с гигантским соском!

Они снова загоготали, а некоторые одобрительно захлопали. Андреас осторожно вздохнул. Неожиданно ситуация напомнила ему один вечер, когда он был еще молод и поехал верхом с друзьями из Праги в одну из деревень, где праздновали день Иоанна Крестителя.[65] Они собирались впечатлить какую-нибудь деревенскую красотку своим элегантным городским обхождением, но кончилось все тем, что они просто сидели в сторонке у костра под сдержанными, но красноречивыми взглядами деревенских парней, напиваясь и обмениваясь с сельскими жителями беззлобными шуточками. Положительная сторона ситуации состояла в том, что она доказывала: даже вражеские солдаты иногда ведут себя как обычные люди. Отрицательная же сторона ситуации заключалась в том, что она доказывала: даже вражеские солдаты иногда ведут себя как обычные люди, – так как мог наступить такой день, когда их придется убить.

Через некоторое время они уже работали с солдатами рука об руку, пока не появился вахмистр и не подозвал их к себе. Они подчинились. В Андреасе снова поднялась волна страха, затем он увидел, что возле загона стоят три женщины. Вахмистр подвел их к незнакомкам.

– Вот эти пленники, ваши милости, – сказал он и снял шляпу.

Женщины были одеты в удивительно не подходящую обстановке одежду: короткие, украшенные бархатом мантии поверх дорогих платьев, вышитых жемчугом, с широкими кружевными воротниками, короткими рукавами с буфами и короткими манжетами, после которых начинались длинные матерчатые перчатки. Платья были заужены в талии, а на бедрах расходились широкими юбками, собранными в трубчатые складки, как то диктовалось французской дворянской модой. Волосы были уложены локонами или в высокую прическу и украшены бантами и лентами. На одной из женщин также была шляпка, выглядевшая как уменьшенная копия офицерского головного убора: с одной стороны поля были сколоты и украшены павлиньими перьями. Две из трех дам принялись с брезгливым видом обмахиваться веерами из перьев, как только заметили Карину и Лидию. Третья дама – в шляпке – улыбнулась. От этой улыбки тело Андреаса сразу же покрылось гусиной кожей, как раньше, когда ему угрожал капрал, в сарае.

– Я – графиня Мария Агата фон Леестен, – сказала женщина в шляпке. Вахмистр снова поклонился. Андреас почувствовал удар и тоже согнулся в поклоне. Краем глаза он заметил, как Карина и Лидия присели в реверансе, обе весьма сконфуженные. – Мой муж – граф Ганс Кристоф Кёнигсмарк, генерал. Обе пленницы пойдут со мной.

Карина и Лидия бросили на Андреаса полные ужаса взгляды. Все это время ему удавалось держаться со своей семьей вместе, но он не видел возможности заявить сейчас протест.

– Ваша милость слишком благосклонна, – заикаясь, произнес он. – Моя жена и дочь очень страдают от трудностей похода.

– Да, – коротко согласилась графиня, церемонно прижав к носу пальчик. Она подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть Карину и Лидию. Снова по ее лицу мелькнула улыбка, и снова по спине Андреаса пошли мурашки. – Как вас зовут?