Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир - Дейдра Макклоски

- хотя в обществе ранжированных замков и городских башен холоп, живущий в деревне, тоже гнусен).

Вдали от Генриха дядя короля мрачно отмечает недостаток численности: "Их пятеро против одного; к тому же они все свежие". На что граф Солсбери преданно восклицает: "Божья рука порази нас! Это страшный шанс". Король появляется на сцене как раз в тот момент, когда граф Уэстморленд продолжает расчетливый разговор: "О, если бы у нас здесь было хоть десять тысяч тех людей в Англии, / Которые сегодня не работают!" (4.3.17-19). На что Генрих, презрев подобные мещанские соображения, отвечает: "Если нам суждено умереть, нам хватит сил, / Чтоб нанести стране ущерб; а если жить, / Чем меньше людей, тем больше почет". И заканчивает он свой благородный стебный вопль следующими словами

И джентльмены в Англии сейчас в постели

Будут считать себя проклятыми, что их здесь не было,

И держат свои мужские достоинства дешево, пока кто-нибудь говорит.

Что сражался с нами в день святого Криспина. (4.3.66-69)

Представьте себе, как эта фраза, произнесенная в конце Второй мировой войны Лоуренсом Оливье на сцене театра "Олд Вик", прозвучала для лондонской публики. Это не мещанская, не благоразумная риторика, не считающаяся с ценой. Мы никогда не сдадимся.

 

Глава 35. Голландцы проповедовали буржуазную добродетель

То, что сделало возможным буржуазное количественное измерение, было "подъемом" буржуазии в Северо-Западной Европе. Но сам этот рост был не просто вопросом цифр. Правда, доля населения, которую можно было причислить к буржуазии, увеличилась. Но этот "подъем" был прежде всего ростом достоинства, выраженного в общественном мнении, и свободы, полученной путем реформации и революции. Иначе вы возвращаетесь в Китай, или Османскую империю, или всю Европу до 1700 г., где, в конце концов, было много пригородов с большим абсолютным числом буржуа.

Первая крупная буржуазная нация Севера доказала свое достоинство этичностью, далеко не безразличным и не циничным отношением к хорошему и плохому в торговле. В VIII в. слово "фризец" было синонимом слова "торговец", а также "голландец", поскольку языки, называемые сегодня фризским и голландским, еще не разошлись (и только недавно разошлись с английским), и Фризия, строго говоря, не ограничивалась, как сейчас, северными Нидерландами.¹ Евреи, "итальянцы" и фризы были международными торговцами Каролингской империи около 800 г. Голландцы, в свою очередь, в период Высокого Средневековья стали наставниками других северян в торговле и мореплавании. Моряки-голландцы в последующие века постепенно научили англичан говорить: skipper, cruise, schooner, lighter, yacht, wiveling, yaw, yawl, sloop, tackle, hoy, boom, jib, bow, bowsprit, luff, reef, belay, avast, hoist, gangway, pump, buoy, dock, freight, smuggle, keelhaul. В последнем десятилетии XVI века занятые голландцы изобрели широкодонное судно, идеально подходящее для торговли, - флюйт, или летучую лодку, и Немецкий океан стал новым Средиземноморьем, водным форумом между землями германцев - англичан, шотландцев, норвежцев, норнов, фарерцев, датчан, нижненемецких, фризских, фламандцев и прежде всего голландцев, которые показали миру, как быть буржуа.

Берега Германского океана казались, скажем, в 98 г. н.э. маловероятным местом для расцвета городской жизни и буржуазных добродетелей. По крайней мере, Тацит так считал. Тацит утверждал, что германцы и дикие батавы среди них использовали в качестве денег скот, а не золото и серебро, "в знак ли божественной благосклонности или божественного гнева, я не могу сказать" (восхищаясь германцами, он критиковал цивилизованную жадность).² "Народы Германии никогда не живут в городах и даже не примыкают друг к другу своими домами", что резко контрастирует с многоквартирными домами римлян того времени.⁴ И он утверждал, что именно те, кого голландцы впоследствии считали своими предками, - батавы - были первыми среди германцев в воинской добродетели (virtute praecipui)⁴.

Так, современные голландцы, поклоняясь Тациту, назвали столицу своих завоеваний в Ост-Индии Батавией. Однако голландцы и бельгийцы, хотя и были достаточно воинственными в кабине Европы, не позднее XV века стали, я бы сказал, первым крупным североевропейским буржуазным народом. Голландская республика, северная половина Низких стран, та часть, которая успешно противостояла испанцам, была и даже остается "нацией" в свободном смысле слова. Несмотря на демонстрацию пьяного энтузиазма "Oranje boven" - "Долой оранж" - в официальный день рождения монарха, Голландия и по сей день не является столь националистической страной, как Англия и Франция. Современный мастер голландской истории Йохан Хёйзинга (его имя фризское) считал, что процветание Голландии обусловлено не воинственным духом древних батавов, не протестантской этикой, не духом капитализма, не современным национализмом, а средневековыми свободами - случайной свободной торговлей, обусловленной никчемностью голландских илистых земель до совершенствования техники управления водными ресурсами, и конкуренцией свободных голландских городов после распада каролингской централизации.⁵ Речь всегда шла о торговле, а не о сражениях. "Мы [голландцы] по сути своей негероичны, - писал Хёйзинга:

Нашему герою не хватает дикости и свирепости, которые обычно ассоциируются у нас с Испанией от Сервантеса до Кальдерона, с Францией "Трех мушкетеров" и Англией кавалеров и круглоголовых. . . . Государство, образованное зажиточными мещанами, живущими в достаточно крупных городах, и вполне довольными собой крестьянами и фермерами, - это не та почва, на которой расцветает то, что называется героизмом. . . . Независимо от того, высоко или низко мы летаем, все мы, голландцы, - буржуа: и адвокат, и поэт, и барон, и рабочий.⁶

В XVI веке смертоносность восстания против Испании лишила аристократию, которая в приморских районах северных Нидерландов и так была невелика. Многие аристократические семьи вымерли по логике того, что биологи-эволюционисты называют процессом Гальтона-Уотсона. Начните с небольшой аристократии английского типа, много воюйте, и в конце концов число выживших мужчин в знатной семье Берг легко достигнет поглощающего барьера на нулевой отметке. После того как северные нидерландцы уже в 1585 году заявили о своем неповиновении испанцам - хотя официально это было сделано только в 1648 году, - у них не было короля, и поэтому аристократия не могла быть обновлена.

Править оставалось только высшей буржуазии, классу крупных купцов и банкиров, очень высокому в таком компактном, урбанизированном месте, расположенном в устье трех крупнейших рек северо-западной Европы. Однако регенты, при всей их гордости гуманистической образованностью и жесткой опеке над простыми "жителями" без политических прав (inwoners), не были аристократами ни в собственном, ни в общественном мнении. Как и более ранние представители южной элиты Венеции и Генуи, они никогда не пренебрегали торговлей. Они не были в своем представлении ни солдатами, ни придворными. Все, что разделяло регентство с буквальной европейской аристократией, - это богатство и политическая власть. Это не "аристократия" и даже не дворянство