Крадущаяся Тьма - Линн Флевелинг

Безмолвный и неподвижный в магических путах, Алек мог лишь дрожать, когда Ашназаи холодной влажной рукой проводил по его груди.

— Ты никогда не обладал ею прямо на полу, а, малыш? Нет? Ну что ж, там случились другие вещи. Чик-чик, и все головы украсили каминную доску. Должен сказать, твоя реакция была как раз такой, на какую я надеялся. Я тогда чуть не прибавил и твою голову к коллекции, но потом придумал более… как бы это сказать? — Некромант снова провел рукой вниз по груди Алека; на его лице было выражение мечтательного наслаждения. — Более удовлетворительную месть. Ты мне заплатишь за все хлопоты и к тому же еще и другим образом пригодишься.

Намек был ясен. Вспоминая о телах, которые видели Микам и Серегил, с рассеченной грудью, ребрами, разведенными в стороны, словно крылья, Алек жалел, что его не убили той же ночью.

Пытки все продолжались и продолжались, и когда через несколько дней палачи оставили его в покое, Алек наконец понял, почему Нисандер так мало сообщил им с Серегилом. Мучители вырвали у него все, что он знал, хотя это и оказался всего лишь обрывок пророчества.

— Ну вот и все. Молодец, Алек, — улыбнулся ему Мардус, когда дирмагнос оставила юношу. — Но твой Хранитель мертв, эта таинственная четверка, о которой он говорил, разъединена, сломана. Бедняга Серегил. Хоть он и бросил тебя под конец, он, должно быть, все же испытывает угрызения совести из-за того, что принес своим друзьям столько несчастий.

Лишенный даже проблеска надежды и остатков гордости, Алек мог лишь отвернуться и плакать.

После того как пытки прекратились, ежедневным источником страданий Алека стали солдаты. Среди них особенно отличались капитан Тилдус и его головорезы, еще в Вольде издевавшиеся над юношей. Помня уроки Серегила. Алек попытался найти среди них слабое звено, человека, испытывающего хоть что-то похожее на сострадание, но Мардус старательно отобрал свою личную гвардию.

Жестокие, лишенные всяких человеческих чувств, они собирались у двери и прислушивались, когда Алека пытали. Теперь они выволакивали его на палубу для ежедневной прогулки в соответствии с приказом Мардуса, стояли над ним, принося еду, насмехались, когда юноше приходилось просить ведро, чтобы облегчиться. Мало кто из них говорил по-скалански, но они умудрялись сделать свои грубые шутки и оскорбления понятными. Некоторые давали волю рукам и только хохотали, когда Алек начинал отбиваться.

Хуже всех был волосатый звероподобный парень по имени Госсол. Во время короткой схватки в «Петухе» Алек ударил его рукоятью рапиры и выбил передние зубы. Госсол теперь держал на него зло и особенно издевался при каждой возможности.

На утро шестого дня на борту пленимарского корабля Госсол явился за Алеком без напарника. Единственного взгляда на него юноше было довольно, чтобы приготовиться к неприятностям.

— Пошел, человек-мальчишка, — приказал Госсол на ломаном скаланском. скаля пеньки зубов. Он поднял плащ, единственную одежду, кроме набедренной повязки, которую оставили Алеку.

Алек понял. Головорез хотел, чтобы он потянулся за плащом.

— Пошел быстро, сешка Мардус не любить ждать, — дразнил его Госсол.

— Брось его мне, — сказал Алек, протягивая руку. Госсол зловеще улыбнулся. Прислонившись к двери, он игриво встряхнул плащом.

— Нет. Ты пошел, человек-мальчишка. Быстро. Поднявшись на ноги, Алек осторожно потянулся за плащом. Госсол отдернул его и захохотал, когда Алек отпрыгнул назад.

— Что? Боишься Госсол, человек-мальчишка? — Он снова протянул Алеку плащ и снова отдернул его, потом двинулся на юношу, оттесняя его в узкий промежуток между койкой и стеной. — Ты бойся, хорошо. Ты сломал рот Госсол. Шлюхи разве любят такой рот? А? Ты знаешь шлюх, я думаю. — Он сделал непристойный жест. — Шлюхи не любят сломанный рот. Может, ты любишь, а?

С силой отшвырнув Алека к стене, он навалился на него всем телом и грубо поцеловал в губы. Алек отчаянно сопротивлялся, но Госсол крепко держал его одной рукой, а другой ухватил его за сосок и больно ущипнул.

Зарычав от боли, Алек перестал бороться с тяжеловесом и вместо этого укусил его за губу.

Госсол отшатнулся и занес кулак, но Алек опередил его. Как только его рука оказалась свободной, он ударил не ожидавшего этого стража в лицо и с радостью ощутил, как треснули кости сломанного носа.

Разъяренный Госсол накинулся на Алека, швырнул его на жесткую койку и начал душить. Алек уже задыхался. когда кто-то ворвался в каюту, сыпля пленимарскими проклятиями.

Тилдус оттащил ослепленного гневом солдата, сильно двинул ему в челюсть и толкнул в руки стражников, стоящих у двери.

— Проклятие на тебя, мальчишка-дурак! — завопил он, увидев на лице и груди Алека кровь, потом бросил какой-то приказ солдату, ожидающему на трапе за дверью, и снова накинулся на Алека: — Если кровь твоя, ты сдохнешь так же, как Госсол! Пораненный ты не годишься. Мардус разделает тебя, как угря, и съест на ужин твою режари!

Стражник принес ведро воды и тряпку, и Тилдус принялся отмывать юношу, внимательно высматривая, нет ли на нем ран. Пока грубые руки вертели его во все стороны, Алек размышлял над тем, о чем проговорился капитан: Мардусу нужно, чтобы его кожа не пострадала, чтобы кровь не пролилась. Это объясняло, почему его пытали такими изощренными способами, но для чего — оставалось неясным.

Закончив, Тилдус толкнул Алека на койку и бросил ему плащ.

— Тебе, недоносок, сегодня повезло. Никаких повреждений.

— Действительно, повезло. — Подняв глаза, Алек увидел Мардуса, стоящего в двери; из-за его спины выглядывал Варгул Ашназаи. — Как я понимаю, тут произошла какая-то неприятность. — Мардус бросил на Тилдуса зловещий взгляд.

Капитан Тилдус начал что-то быстро говорить по-пленимарски; Мардус коротко ответил ему на том же языке и сделал знак некроманту.

Тот, мерзко улыбаясь, в свою очередь осмотрел пленника.

— Мальчишка по-прежнему не имеет изъянов, господин.

— Рад это слышать, — проговорил Мардус. — Было бы очень жаль довезти его почти до цели и теперь отправить в расход. Пойдем, Алек, прогуляемся. Есть кое-что, что, как мне кажется, доставит тебе удовольствие.

Алек в этом очень сомневался, но выбора у него не было; приходилось подчиняться. Окруженный стражниками, он следом за Мардусом поднялся на палубу.

День был таким прекрасным, что у Алека заныло сердце. Небо, как синяя чаша, простиралось над слегка волнующимся морем. Корабль разрезал белопенные гребни волн, в полосатых парусах пел свежий попутный ветер; морской воздух, казалось, хотя бы частично смыл с Алека вонь его тюремной каюты.

К палубе как раз под передней боевой платформой был прибит большой квадрат белого полотна. В середине его в позе глубокой медитации стояла на коленях Иртук Бешар, сложив на груди иссохшие руки.