Эйфельхайм: город-призрак - Майкл Флинн

— Герр, — сказал Дитрих, — их ветрила… — Он не смог продолжить и сказал только: — Я тоже желаю им попутного ветра и спокойного моря.

Они поскакали на конях Манфреда мимо золотых полей к прогалине, на которой лежал корабль крэнков. Священник предложил оставить коней у печи углежогов и пройти оставшийся путь пешком, чтобы близость стольких крэнков не напугала животных. Дитрих заметил, что ныне на поясе Макс носил суму, в которой покоился ручной pot de fer.

— Ты, в конце концов, заполучил один из них, как я вижу.

Тот ухмыльнулся и аккуратно вытащил механизм:

— Прыгающий Макс дал его мне, прежде чем они отбыли на корабль.

— А что ты станешь делать, когда кончатся снаряды?

Макс пожал плечами:

— Я так похож на дурака? Они научили нас безопасно получать черный порох, и этого достаточно. Чтобы изготовить пули для этого устройства, требуются такие познания в механике, которыми мы не обладаем. Снаряды для наших метательных орудий не подходят ни по размеру, ни по форме. Но это чертовски искусно выкованная вещица, и я сохраню ее ради красоты и как напоминание обо всех тех невероятных событиях, что произошли за этот год.

— Вчера вечером Иоахим просил Пастушку и остальных остаться.

Макс дернулся:

— Он так их ненавидит? Если они останутся, то умрут.

— Он верит, что нашей великой задачей было обратить этих созданий к Христу, и только эта задача отвращала чуму от селения. Если крэнки уедут некрещеными, говорит он, придет чума.

Макс засмеялся:

— Монах по-прежнему называет их демонами? Я помогал отвозить тела слишком многих чужестранцев, чтобы еще верить в это.

Хильда присоединилась к ним у подножия отрога. Она передала Дитриху узел с его облачением. Макс нес ведерко и кропило.

— Я буду рада, когда они уедут, — призналась женщина, — и все пойдет своим чередом.

Дитрих взял спутников за руки:

— Ваши гости сказали вам хоть что-то об этом путешествии? Пастушка? Август? Кто-нибудь?

— А что? — спросил Макс. — Что-то не так?

Дитрих разжал руки:

— Я не знаю, ужасный ли это грех или деяние надежды. Пойдемте.

С этими словами он повел их вверх и вниз по отрогу, где крэнки готовились к отправлению. Их было меньше, чем прежде, и многие пребывали в крайней стадии своей необычной болезни, когда вся кожа покрывалась пятнами. Большая их часть стояла или сидела на корточках в одиночестве, но некоторые поддерживали совсем ослабевших под руки или несли их на соломенных матрасах. Все молчали. Барон Гроссвальд поставил стол и разместил на нем хитроумные устройства, дабы повторить на языке крэнков слова Дитриха.

— Ты должен поспешить, — сказал он по закрытому каналу связи, — иначе наша решимость может поколебаться.

Дитрих кивнул в знак понимания и облачился в пурпурные одежды, используемые на мессе, — дело касалось странников и богомольцев. Конечно, он не служил литургию, но по такому случаю молитвы были более чем уместны.

Пастор перекрестился.

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti…[251] — Несколько крэнков повторили жест за ним. Ветер зашумел, сгибая ветви и заставляя присутствующих наклоняться. — Призри на меня, Господи, — начал Дитрих, — и помилуй меня, как поступаешь с любящими имя Твое. Утверди стопы мои в слове Твоем и не дай овладеть мною никакому беззаконию. Господи Иисусе Христе, Боже наш, истинный и живой Путь, странствовавший с Иосифом и с Пречистой Твоей Матерью девой в Египет, возжелавший идти с Лукой и Клеопой в Эммаус! И ныне смиренно молим Тебя, Владыко Пресвятый, с рабами Твоими Твоей благодатью пребудь. И, как рабу Твоему Товии, ангела-хранителя и наставника пошли, сохраняющего и избавляющего их от всякого злого действия видимых и невидимых врагов и наставляющего к исполнению заповедей Твоих, в мире же и благополучии и здравии сохраняющего и невредимыми и благополучными возвращающего. И даруй им все благое свое намерение во славу Твою исполнить. Ибо Ты волен миловать и спасать нас, и Тебе славу воссылаем со Безначальным Твоим Отцом и с Пресвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и всегда и во веки веков. Аминь.

Пастор двинулся вокруг корабля, окропляя его святой водой, которую Макс нес в ведерке, и закончил ритуал начертанием крестного знамения над собравшимися крэнками и словами «идите с Богом». После этого пилигримы, храня молчание, стали подниматься на борт судна. Некоторые из них, проходя мимо, кланялись или опускались на колени перед Дитрихом, хотя он и думал, что это не более чем проявление вежливости.

— Прощайте, крэнки мои, — говорил священник вновь и вновь. — Да пребудет с вами Господь.

Одна из них сказала по закрытому каналу:

— Я унесу с собой домой твое слово о любви-к-ближнему. — Дитрих дал ей особое благословение, хотя и не спускал глаз с проходящих мимо прищельцев.

— Что вы ищете? — спросил его Макс.

— Лицо. — Однако странным образом, хотя он и научился распознавать их, стоящие рядами крэнки снова походили друг на друга, как это было тогда, когда он увидел их впервые. Как будто накануне своего отправления они снова стали неразличимы.

Возможно, Ганс и члены его группы уже находились внутри.

Некоторые крэнки медлили перед трапом, часть даже оборачивалась назад. Таких оруженосцы Увальня подгоняли ударами и толчками. Среди этих стражников оказался Фридрих, вставший на сторону Ганса и Готфрида, когда те бросили вызов Гроссвальду. Заметив взгляд Дитриха, он замер, а затем бросился сквозь толпу паломников на корабль.

Пастушка и Гроссвальд поднялись на корабль последними. Капитан корабля замер и, казалось, хотел что-то сказать, но лишь улыбнулся на свой манер.

— Возможно, чудеса случаются.

Пастушка шла позади всех. Она остановилась на полпути по трапу и обвела взглядом прогалину.

— Странный мир, странные люди, — сказал она. — Прекрасный, но убийственный. Есть и другие опасные берега, но нет других столь же мучительных. — Она повернулась, когда Дитрих протянул ей три упряжи для переговоров.

— Они больше не нужны нам, — сказал он, хотя теперь Пастушка не могла его понять.

Но она лишь прикоснулась кончиком пальца к mikrofoneh и оттолкнула устройства к Дитриху, вместе со своей упряжью. На верхней ступеньке трапа Пастушка прочирикала напоследок так и не переведенные слова, затем скрылась внутри. Дверь за ней захлопнулась, а трап с лязгом втянулся в предназначенный для него проем.

Дитрих хотел посмотреть, как корабль скроется из вида, его снедало любопытство. Ганс настаивал на том, что корабль двигается на подушке магнетизма по направлению «внутрь всех направлений». Пастор читал в Париже Epistola de magnete[252] Пьера Марикурта и помнил, что магниты имеют два полюса, отталкивающиеся друг от друга; значит, сказанное Гансом допускалось натурфилософией. Но что крэнк имел в виду, когда говорил о том, что «внутренние направления» убывают вне зависимости от положения наблюдателя? Марикурт — «Мастер Петр» Бэкона — писал: исследователь «усердный в применении своих рук… скоро устранит ошибку, на исправление которой ушла бы вечность, прибегни он к одним лишь познаниям натурфилософии и математики». И потому Дитрих решил наблюдать за отправлением корабля крэнков, а если он, Макс и Хильда будут делать это с разных точек, то удастся проверить утверждение Ганса, что корабль станет удаляться во всех направлениях одновременно.