Греховные радости - Пенни Винченци

— Шарлотта, дорогая, не плачь. Пожалуйста. Я понимаю, что это все очень грустно, но ты ведь даже не знала сестру Мэри Джозеф. Может быть, кто-то другой тоже сумеет тебе помочь. Ну пожалуйста, не плачь. Пожалуйста.

— Извини меня. Но дело не только в ее смерти. Мне действительно казалось, что она была какой-то ниточкой, связывавшей меня с мамой. И мне так страшно видеть, что папа в последние несколько месяцев буквально разваливается из-за Макса. И Макс так себя подло ведет с этим его беднягой репетитором. Все ужасно. И я наверняка провалюсь на выпускных экзаменах, а потом мне надо будет ехать в Нью-Йорк, а вы все останетесь здесь. Я просто в отчаянии.

— Ну, на выпускных ты никак не провалишься, а в Нью-Йорк тебе ехать вовсе не обязательно, — вновь попыталась утешить ее Георгина. — Вполне можешь оставаться здесь. Можешь отказаться от этого банка и заняться правом, ты же сама говорила, что всегда хотела стать адвокатом, пока дедушка Фред не преподнес тебе полбанка.

Шарлотта взглянула на сестру, удивленная и даже пораженная тем, что та могла высказать нечто подобное, и слезы ее мгновенно высохли.

— Какая чушь, — возмутилась она, — разумеется, мне обязательно нужно поехать в Нью-Йорк. Фредди начинает работать в банке с осени, а этот гнусный самонадеянный Гейб Хоффман уже там. Конечно же, я тоже должна быть там. И очень твердо заявить о своих правах. Мне при одной мысли об этом уже становится лучше на душе. Дай-ка мне это письмо назад, Георгина, напишу настоятельнице и спрошу, может быть, она согласится встретиться со мной.

Настоятельница ответила в тот же день, когда получила письмо; она писала, что будет рада познакомиться с леди Шарлоттой. Если леди Шарлотта приедет, как и собиралась, писала она, то сумеет присутствовать на отпевании сестры Мэри Джозеф, которое должно состояться в субботу, — ведь, насколько она, настоятельница, понимает, существовала какая-то связь между ней и матерью леди Шарлотты. А кроме того, продолжала она, хорошо, когда на похоронах человека бывает как можно больше его друзей и родственников. Конечно, там будут все сестры их монастыря, но и присутствие людей из мира их бы тоже всемерно поддержало. А после этого они могли бы поговорить. Шарлотта перевела дыхание и немедленно ответила, что будет рада приехать.

Залив Роаринг-Уотер показался ей поистине прекрасным, но когда она увидела Бантри-Бэй, то не смогла удержаться от восторженного вскрика. Она постояла на высоком обрывистом берегу возле Бараньей Головы, вглядываясь в морскую даль, а потом повернулась полюбоваться вздымающимися позади нее горами Каха, и ее охватил почти благоговейный трепет перед красотой этих мест.

— Если обнаружится, что нас что-то соединяет, — обратилась она к окружавшему ее пейзажу, — то мне действительно будет чем гордиться.

Монастырь стоял в глубине, милях в пяти от побережья, в маленькой долине, поросшей буйной растительностью; это был просторный, выстроенный в георгианском стиле дом с обширным огородом, обнесенным массивной каменной стеной. В монастыре жили всего двадцать монахинь; они содержали небольшую начальную школу для учеников из близлежащих деревень, ухаживали за больными и существовали главным образом на доходы с огорода и теплиц, которые поддерживались ими в состоянии идеального порядка и приносили обильнейший урожай. В одной из теплиц рос виноград, с уже завязавшимися маленькими зелеными кистями.

— Мы делаем из него вино, несколько тысяч бутылок каждый год, — объяснила настоятельница, показывая Шарлотте монастырь и его хозяйство, — оно пользуется большим успехом, и не только тут; мы получаем заказы и от «Керри и Лайм ерика», и даже иногда из Дублина. Вам надо будет обязательно взять несколько бутылок домой. А теперь давайте нанесем последний визит сестре Мэри Джозеф, она лежит в часовне, а отпевать ее мы будем завтра утром.

Шарлотта внутренне была готова к этому испытанию и понимала, что от него нельзя будет уклониться; тем не менее, когда настоятельница стала открывать двери часовни, стоявшей отдельно от монастырского здания и соединенной с ним небольшим крытым переходом, Шарлотта задрожала, и ей пришлось сильно сжать зубы, чтобы они не стучали. Настоятельница взглянула на ее напрягшееся лицо и, улыбнувшись, мягко дотронулась до ее руки.

— Не надо бояться. Смерть — это не страшно. Сестра Мэри Джозеф так страдала, так мучилась от боли, все это продолжалось долгие месяцы. А теперь она успокоилась. Она изумительно выглядит. Вы сами увидите.

Она действительно увидела. В гробу лежала маленькая пустая человеческая оболочка с бледным умиротворенным лицом, одетая в белую рясу ордена, к которому она принадлежала, с аккуратно обрамляющим лицо апостольником и со свободно завязанным веревочным поясом. Руки ее были сложены так, чтобы в них удерживались одна-единственная белая лилия и молитвенные четки; Шарлотте показалось, что тело это находилось в тот момент и не на этом свете, и не на том, а где-то между жизнью и смертью, далеко-далеко. В ней прорезалось любопытство, она осмелела и принялась рассматривать лицо умершей, широкобровое, несколько квадратное, с полными губами; нос был маленький и прямой; рот даже после смерти оставался крупным. Настоятельница стояла рядом и смотрела на лежащую в гробу с нежностью, как глядят на спящего ребенка; не раздумывая и даже не понимая, почему она это делает — она ведь не была католичкой, ей даже ни разу не пришлось побывать в католической церкви, — Шарлотта перекрестила покойницу.

Когда они снова вышли на улицу, Шарлотта, улыбнувшись, проговорила:

— Спасибо. Спасибо вам за то, что привели меня сюда.

— Не за что благодарить. Я знала, что ваша душа это примет. Вам только надо было собраться с мужеством.

— Мне кажется, это вы помогли мне его найти.

— Если так, то, значит, судьба подарила мне счастливый случай. А теперь, если вы не очень торопитесь, может быть, пройдем ко мне и выпьем чаю?

— С удовольствием бы выпила. Спасибо.

Они сидели в кабинете настоятельницы, в тихой, болезненно чистой комнатке, выдержанной в бежевых и белых тонах, где в одном углу стояла статуя Богородицы, а в другом — большой аквариум с тропическими рыбками, целый мир, экзотический, красочный, булькающий пузырьками воздуха, со своей собственной жизнью.

— Мне нравится наблюдать за рыбками, — сказала настоятельница. — Они на меня действуют успокаивающе.

— Не представляю себе, чтобы вас что-то могло вывести из себя, — улыбнулась Шарлотта.

— Ну, внешне вы, может быть, этого и не заметите. Я понимаю, что это звучит очень по-ирландски. Но вы почувствуете, что со мной что-то происходит. Внутренне я слишком горячий человек. Это мой самый большой недостаток. Вот сестра Мэри Джозеф была очень спокойной. И мне пришлось много поработать над собой, чтобы не завидовать ей, не отталкивать ее. Жаль, что вы так и не смогли с ней познакомиться. Вам бы она чрезвычайно понравилась. Как сейчас у вас дома, лучше?