Мари-Бланш - Джим Фергюс

вы не научились. И как раз поэтому будет новая революция, и в этой стране тоже. Нельзя превратить рабочий класс в рабов, единственная задача которых обогащать уже богатых. И этотурок правящий класс, похоже, никогда не усвоит, а потому революции неизбежны.

У Сэма денег нет. Он настоящий художник, и о его мире я ничего не знаю. Живет он в кишащих крысами меблирашках в Бриджпорте, ирландском районе в южной части города, куда я ни ногой. На учебу в Школе Гудмана Сэм зарабатывает всякой черной работой — моет посуду и драит столы в ресторанах, делает уборку в офисах по ночам и в выходные. Он совершенно не такой, как те чикагские юнцы, с которыми знакомила меня мамà, она бы пришла в ужас, что я ним встречаюсь. Конечно, я ей не говорила и не скажу, ведь, узнай она, что я якшаюсь с социалистами, она бы заставила меня уйти из Школы.

Иногда я приглашаю Сэма и других театральных друзей в нашу квартиру на ужин, иногда он остается на ночь. Сэм называет нашу квартиру «шато», потому что по сравнению с его собственной грязной норой она кажется ему сущим дворцом. Мамà нанимала декоратора, который обставил квартиру, и почти всю мебель выбрала сама, но, по-моему, жилье у нас довольно-таки скромное. Если бы бедняга Сэм видел настоящий замок, где я выросла, он и его приятели-социалисты наверняка бы отрубили мне голову.

Наши театральные друзья всегда приносят к ужину вино и виски, а я готовлю что-нибудь бургундское. Все курят и пьют, едят и смеются, спорят об искусстве и политике. Мы прекрасно проводим время. Позднее, когда все разойдутся по домам, Сэм иногда остается, и мы страстно занимаемся любовью, хоть и в подпитии.

В глубине души я всегда боюсь, что во время одного из таких ужинов сюда нагрянет мамà. Она ведь сразу смекнет, что я встречаюсь с Сэмом; у нее безошибочное чутье на такие вещи, и я думаю, оба они стали бы взрывной комбинацией. Мамà нашла бы Сэма крайне неотесанным, при его-то грубых ирландских манерах, особенно когда он выпьет. В свою очередь шляпка-таблетка мамà, ее превосходный костюм от Ланвен, норковый или лисий палантин стали бы мишенью насмешек Сэма. Могу себе представить, как он, подзадоренный присутствием наших других театральных друзей, тоже хмельных, начинает одну из своих социальных диатриб. Вдобавок, конечно в зависимости от часа, я бы и сама, вероятно, была пьяна. Ронда и Гейл стараются, как могут, держать мое пьянство под контролем, а я, пока не закончу с готовкой, выпиваю разве что глоточек. Зато потом, когда мы все сидим за столом или перебираемся в гостиную, где импровизируем маленькие спектакли, я устоять не могу. Все так веселятся за выпивкой, курят и смеются. И я не хочу отставать. Жизнь намного веселее, когда смотришь на нее сквозь теплую вуаль алкоголя, которая возникает в коконе дружеской фамильярности. Кому охота быть единственным трезвенником на вечеринке, аутсайдером, судьей поведения своих «друзей»? Только не мне. Я хочу участвовать, хочу веселиться.

4

Случилось именно так, как я и боялась. Однажды вечером по дороге на какой-то ужин мамà заехала к нам на квартиру. Было еще рано, поужинать мы не успели, так что, не в пример остальным, я, по крайней мере, еще не пила.

— Извини, дорогая, — с порога сказала мамà, — не думала, что у тебя гости. Но я не прочь познакомиться с твоими друзьями. Я только на минутку.

— Все в порядке, мамà, — сказала я, — хорошо, что вы пришли. Я все время занята в театре, а вы так заняты в свете, что мы почти не видимся.

Я помогла ей снять пальто, была зима, и под пальто на ней было простое черное вечернее платье с красивым, сшитым на заказ жакетиком, сколотым огромной бриллиантовой брошью. На голове у нее красовалось сооружение, которое кто-то из светских колумнистов назвал «дерзкой меховой шляпкой».

Началось все неплохо; я с облегчением увидела, что при появлении мамà Сэм и остальные парни учтиво встали. Я всех представила. Ронду и Гейл мамà, конечно, уже знала, и они слегка робели перед ней, как и многие другие люди.

— Глоточек виски, мамаша? — спросил Сэм.

— Спасибо, нет, — сказала мамà с натянутой улыбкой, она не привыкла, чтобы ее называли «мамаша». — Я не пью виски.

— Тогда, может быть, бокал вина?

— Я в самом деле пью очень мало.

— А как зовут вашего щенка, мам? — спросил Сэм.

— Простите?

Сэм послал мне озорную улыбку, что не укрылось от мамà. Я в свой черед покачала головой и сделала умоляющее лицо: только не устраивай скандал.

— Вашего щенка, мам, — повторил он, показывая на ее шляпку. — Разве у вас на голове не щеночек? Или это кошка? Надо сказать, воспитанный малыш, ни разу не пошевелился с тех пор, как вы вошли.

Остальные мои театральные друзья, человек шесть вместе с Рондой и Гейл, захихикали над Сэмовой наглостью.

Сэм подошел к мамà.

— Можно угостить вашего малютку арахисом? — спросил он, держа орешек между пальцами. — Он ведь не укусит, а, мамаша?

— Очень смешно, молодой человек, — сказала мамà. — И будьте любезны, называйте меня миссис Маккормик, а не «мамаша».

— Простите, мамаша, — Сэм обезоруживающе улыбнулся, — сила привычки. Не привык я, видите ли, общаться с царицей нашего прекрасного города. В нашем районе Маккормиков не встретишь.

— Не сомневаюсь, сэр. Кроме моей дочери, конечно.

— Да, кроме вашей прекрасной дочери. — Сэм бросил в мою сторону нежный взгляд. — Если б не демократические традиции театра, мамаша, бедолаги вроде меня и Уилла Шекспира вообще не имели бы шанса встретиться с юной леди вроде вашей Бэби. Нас, старину Уилли и меня, в Банкетный зал приглашают нечасто. Но общение с высшим классом дает нам другую перспективу, так сказать, малость нас возвышает. И обеспечивает полезным материалом для сочинительства.

— Рада слышать, — сказала мамà. — Значит, вы, мистер Коннор, будущий драматург? И ставите себя на одну доску с Уильямом Шекспиром!

Сэм рассмеялся.

— Лишь в самом что ни на есть экономическом плане, мамаша. У нас с Уилли сходные корни, хотя сейчас он поуспешнее меня. Но я как раз работаю над новой пьесой — о конфликте между классами, тема-то вечная. Штудирую светские колонки, вникаю в жизнь богачей.

— Пожалуй, трудновато убедительно писать о классе, доступа к которому не имеешь, — сказала мамà. — Светская колонка глубинных сведений о людях не сообщает.

Сэм встал, принял ораторскую позу и продекламировал:

— «В настоящее время мистер Леандер Маккормик и его очаровательная