Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны» - Джеймс Голдгейер

Кондолиза Райc опубликовала статью в газете «Чикаго трибюн», в которой повторила многие тезисы из своей публикации годичной давности в журнале «Форин афферс». Райc еще раз заявила: «Соединенные Штаты должны признать, что Россия является великой державой», поэтому «политика США в отношении России должна быть сосредоточена на важных проблемах национальной безопасности»{1045}. Тут же она перечислила многие внутриполитические проблемы России, включая слабость демократических институтов, половинчатость экономических реформ и коррупцию. Особое внимание она уделила отрицательным последствиям чеченской войны и роли в ней Путина.

«В качестве премьер-министра Путин использовал чеченскую войну для активизации национализма в стране и улучшения собственных политических перспектив. Российские военные необычно громогласно и прямолинейно говорили о своем долге по обеспечению целостности Российской Федерации — неблагоприятный факт для отношений между военными и гражданской частью общества. Нельзя недооценивать долгосрочных последствий этой войны для политической культуры России. Эта война сказалась на отношениях России с ее соседями на Кавказе: Кремль обвинил в пособничестве террористам такие разные страны, как Саудовская Аравия, Грузия и Азербайджан. Эта война напоминает об уязвимости малых новых независимых государств на границах России и заинтересованности Америки в сохранении их независимости»{1046}.

Райc надеялась, что это прямолинейное заявление о проблемах России и их влиянии на интересы США будет выделяться на фоне «слащавой» риторики периода Клинтона, которая, по ее мнению, нанесла большой ущерб национальной безопасности США. «В Америке и Европе больше не существует единого мнения в отношении того, что делать дальше с Россией. Несбывшиеся ожидания и «усталость от России» являются прямым следствием «благодушных разговоров», которые вела администрация Клинтона»{1047}.

Весной 2001 года было похоже, что Буш и его внешнеполитическая команда действительно решили покончить с этими «благодушными разговорами». В марте 2001 года администрация выдворила из США около 50 российских дипломатов, обвиненных в шпионаже{1048}. В первый месяц пребывания у власти сам Буш не делал никаких заявлений по Чечне, но Госдепартамент четко выразил ей свою поддержку, организовав встречу министра иностранных дел Чечни в изгнании Ильяса Ахмадова с высокопоставленным представителем Госдепартамента Джоном Бейрли, отвечающим за отношения с Россией. (Президент Чечни Масхадов аналогичным образом встречался в ноябре 1997 г. с предшественником Бейрли Стивеном Сестановичем, но в тот момент Россия вела переговоры с Чечней и встреча не была проявлением антироссийской политики.)[184] В начальный период администрации Буша американские официальные представители были намерены проводить более жесткую линию в отношении связей России с государствами-изгоями. Министр обороны США Дональд Рамсфельд назвал Россию «активным участником процесса распространения», в то время как его заместитель Пол Вулфовиц сказал, что русские «готовы за деньги продать что угодно и кому угодно»{1049}. Вулфовиц пояснил: «Я считаю, что их надо поставить перед выбором. Нельзя сосать двух маток. Нельзя получать от Соединенных Штатов и их союзников миллиарды долларов в виде контрактов и помощи и тут же делать мелкие пакости, создающие угрозы нашим людям, нашим летчикам и морякам»{1050}. (Можно напомнить, что политика администрации Клинтона в 1993-1994 гг. заключалась в том, чтобы предложить России миллиарды долларов в виде контрактов и помощи, которые отвлекали бы ее от «мелких пакостей».)

В утечках из Белого дома содержались намеки на сокращение помощи России, в том числе 100 млн. долл. по программе Нанна-Лугара, которую некоторые деятели администрации Буша считали субсидированием российского военно-промышленного комплекса{1051}. Вырисовывался новый, более конфронтационный подход к отношениям с Россией. В то время репортер газеты «Нью-Йорк таймс» Джейн Перлес в своем обзоре отношений с Россией отмечала: «Администрация Буша пока не сформулировала широкого политического подхода к России, но в мыслях и делах она радикально отошла от политики сотрудничества, проводившейся ее предшественниками, двигаясь в направлении изоляции России и ее президента Владимира Путина»{1052}.

В первые месяцы пребывания Буша у власти Россия не считалась приоритетным направлением деятельности его администрации. Несмотря на сделанные в ходе избирательной кампании заявления о необходимости относиться к России как к великой державе, бросалось в глаза, как мало внимания Буш и его команда уделяли двусторонним отношениям с Россией (к вящему огорчению чиновников российского Министерства иностранных дел, привыкших к тому, что каждая новая администрация ставила их в центр американской внешней политики). Представители новой администрации утверждали, что установление и развитие отношений с союзниками Америки были гораздо более важными и неотложными задачами. В то время как Клинтон сначала встретился с Ельциным в Ванкувере и только после года пребывания в Белом доме совершил поездку в Европу, Буш подчеркнуто сначала встретился с лидерами стран — ближайших друзей и союзников Америки: Мексики, Канады, Японии и Германии. Только по настоянию европейских союзников Буш согласился на встречу с Путиным в качестве последнего пункта программы своей первой поездки в Европу летом 2001 года.

Символично также, что администрация Буша снизила бюрократический уровень России в системе своего внешнеполитического ведомства. В Госдепартаменте было ликвидировано созданное Клинтоном и возглавлявшееся с 1993 года Тэлботтом Управление по новым независимым государствам. В новой организационной структуре Госдепартамента Россия была всего лишь одной из пяти стран, замыкавшихся на Бюро по делам Европы и Евразии[185]. Райc провела аналогичную реорганизацию в аппарате Совета национальной безопасности, объединив управления по делам России, Украины и Евразии в одно крупное подразделение по делам Европы и Евразии.

Эта политика «жесткого реализма» в отношении России оказалась недолговечной. Как и его отец в 1989 году, Джордж Буш-младший приказал провести глубокий анализ российской политики администрации, но еще до того, как были получены результаты этого анализа, Буш стал проводить новую линию, которая расходилась с первоначальными сигналами, подававшимися его администрацией. Вместо конфронтации и пренебрежения Буш пошел по пути развития личного контакта с президентом России Владимиром Путиным. Такой подход свидетельствовал не о разрыве с предыдущим периодом Клинтона-Ельцина, а скорее о продолжении той модели отношений, которая сложилась в период предшествующих администраций Буша и Клинтона.

По мере того как приближалась дата встречи с Путиным в Словении, Буш впервые стал лично втягиваться в российскую политику[186]. Той весной Буш принял принципиальное решение, что на первой встрече с Путиным он не будет предъявлять ему длинного перечня американских претензий. Вместо этого он попытается установить взаимопонимание с российским лидером в качестве первого шага на пути к партнерству. Это был деловой подход к внешней политике.

Принимая это решение относительно тактики проведения встречи в Словении, Буш преследовал стратегию, напоминавшую ту, которой придерживался Клинтон, но с другими целями. Клинтон принял Ельцина, потому что считал его лучшим гарантом российских реформ. Помогая своему российскому другу, Клинтон убедил себя, что он тем самым помогал процессу российских внутренних преобразований, отвечавших, как уже говорилось и как он видел, интересам национальной безопасности США. Стремление Буша к сближению с Путиным не было связано с внутренними преобразованиями в России. У него были иные цели. Новый президент США хотел избежать долгих дискуссий о российской внешней политике и вместо этого сосредоточиться на вопросах безопасности, которые интересовали его в наибольшей степени. В особенности Буш хотел установить с Путиным такой контакт, который убедил бы Россию согласиться с выходом Америки из Договора по ПРО и тем самым дать Бушу возможность выполнить свое предвыборное обещание: создать систему противоракетной обороны от возможного нападения со стороны Северной Кореи, Ирака и, может быть, даже Китая. В начале президентства Буша критики его администрации в Европе, а также демократы в Конгрессе предостерегали, что выход США из Договора по ПРО вызовет катастрофический разрыв американо-российских отношений. Сенатор-демократ от штата Мичиган Карл Левин, ставший в июне 2001 года, когда демократы захватили контроль в Сенате, председателем Комитета по делам вооруженных сил, даже пригрозил «попытаться каким-то образом ограничить выделение средств на развитие систем, которые приведут к отказу от Договора по ПРО»{1053}. Но Буш и его внешнеполитическая команда намеревались отказаться от договора так, чтобы не пустить под откос американо-российские отношения.