Даниил Галицкий - Антон Хижняк

Даниил старался учить дружинников и пешцев, чтобы привыкали к ратному делу, хотел поход устроить потешный, а тут и случай подвернулся. Просил король Бела о встрече, давал понять, что ждет помощи от Даниила — хочет Бела австрийские земли к себе присоединить.

Даниил, посоветовавшись с Васильком и Андреем, так отписал Беле: «Встретиться встретимся, но о помощи не знаю, ибо татары за спиной; с войском своим приду, пусть слух пройдет, что сильный у тебя сообщник. Это и будет помощь».

Бела согласился.

И русское войско двинулось в поход за Карпаты.

…Воевода Лаврентий с утра ждал гонцов, которых послал навстречу русским. Где же они задержались? Воевода до сих пор носил в сердце ненависть к русским. Мог ли он забыть бой под Ярославом! Чтоб унизить Лаврентия, король часто напоминал ему об этом ужасном дне.

В Холме были у Лаврентия верные ему люди, они рассказывали, что у Даниила не велика дружина, что уже нет тех пешцев, которые раньше в битву бросались так, что ни мечом, ни копьем нельзя их было остановить. Теперь бы самое время ударить на Галич. А Бела помирился с Даниилом. Но напрасно тешится Бела, что ежели узнают враги о русском войске, так испугаются Белы. Какое это войско! Бела пригласил сюда послов немецких и чешских, которые при его дворе находятся. Что же, пускай поглядят!

Но вот у ворот засуетились. Ага, это гонцы! Один из гонцов робко переступает порог, шарит глазами по комнате — нет ли посторонних — и приближается к Лаврентию.

— Видел! — кланяется он грозному воеводе и умолкает.

— Сколько их? — сквозь зубы цедит Лаврентий.

Боязливо оглядываясь, гонец шепчет:

— Много… Очень много…

Лаврентий выходит из-за стола и быстро идет мимо оторопевшего гонца.

Теодосий проснулся рано. Не позавтракав, вскочил на коня и поехал по табору. Все здесь было родным для его сердца. Пешцы расположились сотнями вокруг костров. Наметанным оком Теодосий быстро окинул табор. Всюду порядок, все на месте. Теодосий направился к шатру князя. Даниил уже проснулся, заканчивает умывание. Увидев Теодосия, князь сказал:

— Поедешь со мной.

Даниил остался доволен осмотром. Хоть и знал князь, как относятся его воины к оружию, но сегодня особенно все сверкало. Теодосий не удержался, лукаво подмигнул двум дружинникам, чистившим мелом щит:

— Трите так, чтоб ослеп Бела-король от блеска оружия русского!

Даниил всем сердцем чувствовал, что русские воины словно к празднику готовятся. «Пускай угры увидят, как сверкает оружие, которым их у Ярослава потчевали!»

Затрубили трубачи, по табору разнесся приказ князя: «К походу готовсь!» И вскоре вдоль дороги зачернели правильными четырехугольниками конные дружины, а за ними пешцы. Сотские проверяли свои сотни. Волнуясь, скакали вдоль своих полков тысяцкие: вдруг что не так?

Трубы умолкли. Трубачи прислушиваются: не слышно ли княжьего трубача — он где-то там, впереди. Только бы не прозевать призывной звук — ведь его нужно повторить своей дружине.

Гой ты, степь венгерская, пушта зеленая! Видала ли ты грозное русское войско, пришедшее к тебе с миром? Молчаливо лежит пушта, покрытая зеленой травой; нет ей ни конца ни края. Непривычен вид ее для глаза галицких и волынских людей, выросших в лесах, сроднившихся с ними. Разве так мирно и спокойно венгры в Галич ходили, как сегодня русские в пушту пришли?

Кони не стоят на месте, всадникам приходится их сдерживать, а князя все нет и нет. Да и увидишь ли его отсюда, из сотен, когда впереди тысячеголовое войско! Вдруг неожиданно — ибо все уже и ждать устали — передние услыхали, как затрубил княжий трубач и за ним разнеслось призывное: «Ту-ту-ту-у-у-у! Вперед!»

Первой тронулась холмская дружина. Значит, князь Даниил там. Войско двинулось.

Воевода, посланный королем для сопровождения, едет за Даниилом, в десятке Теодосия.

Вскоре показался замок.

Увидев Даниила, Бела пришпорил коня и поскакал навстречу. Подъехав к гостю, он обнажил меч и поклонился. Так же приветствовал и Даниил хозяина. Они отъехали вправо и остановились у дороги. К ним подъехали чешские и немецкие послы, остановились рядом, в знак уважения низко склонили головы. Бела метнул взгляд в сторону Лаврентия: «А ты говорил, что нет войска у русского князя? Вот так нет! Ему конца не видно!»

При встрече с королем войско остановилось без приказа — так велели тысяцкие. Даниил поднял руку — трогаться! — и трубач откликнулся звонким пением: «Гу-гу-гу! Тро-о-о-гай!»

Холмская дружина медленно двинулась вперед. На острых копьях и лезвиях мечей запрыгали солнечные зайчики.

Сотня за сотней идут холмские полки. Обнаженные мечи дружинники склонили на правое плечо. В одной из сотен дружинники шли с мечами и копьями; а вот дружина, в которой целых три сотни лучников. В битве нужны быстрокрылые лучники на конях — их без задержки можно в нужный момент перебросить куда понадобится. А кроме луков у них и мечи имеются.

Прошла последняя холмская сотня. За ней шла дружина молодого княжича Льва. Полк у него победнее, но и львовским воинам есть чем похвалиться: и у них кольчуги и шеломы сверкают словно серебро и ярко горят на солнце щиты с гербом их города — львом. У многих дружинников щиты из дерева, скрепленного и скованного по краям железом, а сверху обтянутого кожей. Посредине каждого щита прибита круглая железная пластинка. Щиты раскрашены — и в красный, и в золотистый, и в синий цвета.

Ряды всадников ровные, как натянутая струна. Не раз князь говаривал: «Коль ты ходишь как курица, то как же воевать будешь? Воин — всегда воин».

Бела не отрывает глаз от русских полков. А они идут: за львовянами галичане, берестьяне, теребовляне, владимирцы… Поравнявшись с князем, тысяцкие склоняют к земле свои мечи в знак уважения к Даниилу и к хозяину.

Затих конский топот, появились пешцы. Бела провожает взором суровых бородачей с луками, рогатинами, топорами. От этих топоров трещат вместе с броней и кости, и головы противника.

Размеренно, степенно шагают пешцы-смерды, словно в поле на пахоте. Любуется ровными рядами пешцев и Теодосий, а мыслями уносится далеко — к оселищу под Галичем, где умирает обессилевший друг Твердохлеб.

Солнце припекает все сильнее и сильнее. Жарко Беле в ратном рыцарском наряде, под железным панцирем ноет тело, шлем сжимает голову.

Кажется, уже все. Но нет, еще идут возки; это новая выдумка Даниила — возить для войска хлеб, соленое мясо, пшено. И пешцев на этих возках подвозят. Возки катятся по два в ряд. А где же первые полки холмские? Далеко уже ускакали! Большое войско.

Бела ни слова не сказал Даниилу, лишь качал головой да украдкой на послов поглядывал: пускай видят, какие у него сильные союзники! Заботливо снарядил свое войско Даниил и сам оделся как на праздник. Как хорошо сидит на нем кафтан из красного бархата, отороченный золотом! Зеленые сапоги украшены золотыми пластинками. Во всем видна рука искусных мастеров. Бела морщится. «Этот негодный Лаврентий нашептывал, клеветал на русских… У русских учиться надобно».

Прогремел последний возок. Бела учтиво поклонился гостям, приглашая их в замок отдохнуть. Даниила он пропустил первым.

После встречи с Белой Даниил отправил войско домой. Он сам заехал в Краков, к польскому князю Болеславу, чтобы договориться с ним жить без вражды. Даниил относился к нему как к собственному сыну, только сердился на него за строптивость. Даниил мог бы силой заставить его уважать русских, но хочется мирными словами урезонить, ибо что ни говори, а все же русские и поляки — словно братья. Потому и задержался он в Кракове, потому и ехали сюда к нему гонцы от Василька с важными делами. Да и послы из чужих земель находили тут его.

Сейчас у Даниила мних Борис. Он уже вторично после свадьбы Доброславы приходит от Александра Невского.

За окном шумит дождь, капли стучат в окно. Даниил смотрит во двор. В эту дождливую погоду и сад кажется хмурым, черным. Даниил резко поворачивается к Борису:

— А что князь Александр еще молвил?

Борис тихим, послушническим голосом отвечает:

— Ничего. Это и князь Александр глаголил, и митрополит Кирилл.

Князь снова смотрит в окно. Пробежал дружинник, согнувшись под дождем. На лужах вскакивают пузыри.

«Итак, татары двинулись! Хан Неврюй разбил войско Андрея Ярославича, зятя любимого, еще ни разу не виденного. И сюда, наверно, Куремса пойдет, — видно, догадались нечестивые, что и на севере, и на западе против них единодушно выступают».

— А ты давно видел князя Андрея и дочь мою Добро-славу?

— Давно, перед битвой видел.

— Откуда же ведомо тебе, что они живы остались?

— Верное слово, живы! — скороговоркой отвечает Борис, желая успокоить Даниила. — Я сам с дружинником разговаривал, он князю Александру привозил привет от князя Андрея. И Андрей Ярославич, и дочь твоя Доброслава на север от Новгорода выехали. Нельзя было оставаться — татары могли убить. Надобно на какое-то время от них подальше укрыться.