Переплет - Бриджет Коллинз

– Не понимаю, – наконец произносит он. – Зачем мы пришли сюда, если ты готов оставить книгу здесь?

Я медленно выдыхаю.

– Мне нужна моя книга, – отвечаю я. – Но я хочу, чтобы она хранилась в безопасности. Там, где ее никто не увидит. Хочу быть уверен, что ее никто не прочтет. Только и всего.

– Но разве ты не хочешь узнать, что в ней?

– Нет.

Мы долго молчим. Я смотрю на него. Он стоит, облокотившись о перила; волосы падают на глаза, щеки раскраснелись. Коричневая куртка, кожаный мешок – в этой комнате он выглядит несуразно. Как вор, пробравшийся в библиотеку. Или переплетчик. Я даже не знаю, зачем он здесь.

Он тихо произносит:

– Но почему?

– Пойдем. – Я смотрю на дверь, но при мысли о том, что в коридоре мы можем с кем-нибудь столкнуться, дрожу от страха. Поворачиваюсь к окну. По каменному двору скачет сорока. Что-то блестит в ее клюве. Я подхожу ближе, присматриваюсь… Нет, почудилось. У меня начинается мигрень. Я открываю ближайшую створку окна: она узкая, но протиснуться можно.

– В чем дело? Тебе нечего бояться…

– Да неужели? – резко обрываю я. – Я видел, как горела твоя книга. Я видел тебя. Со стороны казалось, что ты умираешь.

– Я имею в виду сами воспоминания. Не надо бояться их.

– Не смей… – Я осекаюсь. Мы оба смотрим на дверь. Тихим голосом я продолжаю: – Что бы я ни натворил, я захотел избавиться от этих воспоминаний по собственной воле. Меня никто не принуждал. Должно быть, я совершил нечто гораздо хуже того, что творит моей отец, хуже самого гнусного преступления, которое только можно вообразить… Поэтому не смей говорить, что я должен хотеть вернуть эти воспоминания.

– Я лишь хочу сказать… – Он колеблется. Пронзительный гул раздается в моих ушах, точно Эмметт собирается произнести то, что я не смогу услышать. – Не надо бояться. Обещаю, все будет хорошо. Сожги ее.

– Хватит приказывать мне! – Он морщится, и я рад, что мои слова произвели такой эффект. – Это моя жизнь, Фармер. Я все решил.

– Умоляю, Люциан. Доверься мне.

– Довериться тебе! – выплевываю я слова. Я помню, как он рыдал, когда мы впервые увиделись, и как его выворачивало наизнанку. Сейчас он смотрит на меня так же, как я на него тогда. С жалостью, презрением, изумлением. Мне так больно видеть этот взгляд, что становится трудно дышать. – С какой стати я должен тебе доверять? Потому что мы провели одну ночь вместе? – Он опускает голову, перегнувшись через перила. Я делаю шаг ему навстречу. – По-твоему, ты знаешь больше моего? Что ж, Нелл мертва. Де Хэвиленд мертв. И все из-за тебя. Так скажи, почему я должен тебе доверять?

Вопреки всему я жду что он ответит мне. Он поднимает голову и смотрит мне в глаза, но не отвечает. На миг мне кажется, что его больше нет; что он ушел туда, куда мне путь заказан.

Я поворачиваюсь к открытому окну и отворяю створку до предела. Сорока улетает. Ее черные перья отливают сине-зеленым, как черный жемчуг. От холода слезятся глаза. Забираюсь на подоконник, высовываю одну ногу наружу и пролезаю в окно. Спрыгиваю на клумбу, нелепо вскрикнув от боли. Вылезая в окно, я ударился боком о раму; теперь бок болит. Оглядываюсь, но вокруг никого. Бегу по тропинке меж скелетов деревьев.

Позади дребезжит окно: Эмметт спрыгивает на землю, и заиндевевшая трава хрустит под его ногами. Он бежит за мной. Я не останавливаюсь.

– Куда ты пойдешь, Люциан? Вернешься в ратушу?

Я пожимаю плечами. Я не могу заставить себя взглянуть на него. Посмотреть на него – все равно что сунуть руку в огонь.

Эмметт догнал меня. Он тяжело дышит.

– А что будет с твоей книгой? Ты готов оставить ее здесь?

– Теперь я знаю, где она. Попрошу отца выкупить ее.

Эмметт фыркает.

– Само собой, после сегодняшнего твой отец будет выполнять любую твою прихоть.

Я все еще не смотрю на него. В нескольких милях отсюда ратуша уже, должно быть, опустела. Отец сейчас прощается с гостями, отшучивается, делает комплименты дамам, улыбается, точно ничего особенного не произошло. Мне все равно придется вернуться домой, рано или поздно.

– Ты мог бы сам договориться с лордом Лэтворти, – замечает Эмметт. – Раз он пришел на твою свадьбу… Уверен, он вернет тебе книгу, если объяснишь, что она тебе нужна.

Перед глазами встает лицо лорда Лэтворти, его алчный любопытный взгляд. Взгляд хищника. Вот почему он домогался меня вчера: я – любопытный образец, очередной экземпляр в его коллекции. Сглатываю комок, стараясь, чтобы Эмметт не заметил, что мне стало дурно.

– Может, он и согласится, – отвечаю я. – Может, мы с ним придем к договоренности.

Что-то в моем голосе заставляет его вздрогнуть и остановиться.

– Хорошо, – медленно произносит он. – А что потом? Даже если ты вернешь книгу… Что будешь с ней делать? Положишь ее в банковский сейф, подальше от посторонних глаз?

– Именно!

– И будешь лежать по ночам, мучиться бессонницей и гадать, у кого еще есть ключ? Вставать среди ночи и бежать через весь Каслфорд, чтобы удостовериться, не пропала ли она? А потом снова пойдешь к переплетчику, чтобы спать спокойно?

– Банковские ячейки нельзя просто так открыть даже самому, когда захочется…

Он, кажется, меня не слышит.

– Тебе будет страшно. Ты будешь жить в страхе. Всегда. Ты этого хочешь?

Я заставляю себя повернуться к нему лицом.

– Не беспокойся обо мне, – отвечаю я.

Тогда он отпускает меня и отходит. Рука ноет в том месте, где он дотронулся до меня.

– И что ты будешь делать дальше? – спрашивает он. Я понимаю, что на этот раз речь не о книге.

– Не тревожься обо мне. У меня хорошо получается притуплять страх и ненависть к себе с помощью бренди и бессмысленных связей.

– Прекрати, Люциан!

– С чего тебя так заботит моя судьба? Ты уезжаешь в Ньютон искать работу. Мы больше никогда не увидимся.

Он открывает рот, словно собирается сказать что-то еще, но лишь кивает. Стоит и теребит ремешок дорожного мешка. Порыв холодного ветра швыряет нам в лицо обрывки листьев.

Я поворачиваюсь и иду дальше. Глаза слезятся на ледяном ветру. Я ускоряю шаг; хочется убраться от него как можно дальше. Но, пройдя несколько шагов, понимаю, что он не преследует меня.

Оглядываюсь.

Эмметт бежит к дому.

Лишь секундой позже я понимаю, что он задумал, и бросаюсь вслед за ним, поскальзываясь на мокрой траве.

– Эй! – кричу я.

Он даже не останавливается. Подтянувшись, забирается в окно, чертыхается, потирая ушибленный