Волшебник Линна: Романы - Альфред Ван Вогт

Совершенно случайно до сих пор мало было, насколько это можно было определить, естественных переходов из одной эры в другую. Обычно Вселенная везде — или «почти» везде — двигалась вперед во времени медленным регулярным шагом, который измерялся в солнечной системе секундами, минутами, часами. Однако всегда существовали и другие охваты, повороты или ходы времени, как например тот, в котором укрылся Дворец Бессмертия, но если Обладатель Джонс и знал метод отыскания таких ходов, он его никому не открывал. Он «утверждал», что наткнулся на ход, в котором находится сейчас Дворец Бессмертия в результате эксперимента, который он проводил. Но он никогда не объяснял, что это был за эксперимент.

— По существу, — сказал Прайс, — тут нечего объяснять про Дворец Бессмертия. Он находится во временном охвате, движущемся несколько тысяч лет. Он уже был там, когда Клоден нашел его, и в нем никого не было, не было и записей о том, кто построил его.

Слушая этот рассказ, Кэкстона поразило имя: Клоден Джонс. Это имя — Клоден — хотя и обычное развитие раннего слова, несло в себе что-то футуристическое… Оно пришло не из двадцатого века. Кэкстон уже слегка застыдился этой мысли, но понимание взволновало.

Действительно ситуация была весьма впечатляющей и волнующей: и все же, уже через несколько секунд, его мысли сосредоточились на том, что Прайс сказал о его неподдающейся индивидуальности.

— А как я должен был отреагировать? — спросил он.

Прайс сказал:

— Позвольте мне четко прояснить нашу позицию. Поскольку вы нас выследили, и даже столкнулись с нашей оппозицией…

— Оппозиция? Вы имеете в виду того старика? — Кэкстон очень заинтересовался. — Вы хотите сказать, что в таком месте, как этот… Дворец, существует раскол?

— Это очень серьезно, — последовал ответ. — Совершенно случайно какой-то параноик приобрел способность Обладателя. Это означает, что он может проходить во времени, не используя Дворец как вход и выход — как это всегда должны делать я, Селани, и конечно вы…

— Вы не Обладатель? — спросил Кэкстон.

— Нет. Я вам сказал. Мне приходится пользоваться Дворцом. Однако это всего лишь один человек, единственная наша ошибка. У нас есть надежда, что фантастический потенциал бесконечной вероятности — она кажется нескончаемой — сокрушит его. А что я говорил про вас: мы хотели, чтобы вы связались с нами. Но… — Он оборвал фразу. — Скажите, когда вы стали таким искушенным? Сколько вам было?

— О-о, — Кэкстон задумался. — К четырнадцати я уже все соображал. Однажды застал родителей в постели. Сами-то делали вид, что ничего такого, как секс, не существует. Наверное, это было полная утрата иллюзий.

Он замолчал. Опять у него было чувство, словно по чьей-то посторонней воле его отвлекали от главного.

— Послушайте, — запротестовал он, — такое замечательное здание! Несправедливо держать его для себя.

— Не волнуйтесь, — сказал Прайс. — Не держим. Мы собираемся взять всех, когда-либо живших, прежде чем закончим.

— Но люди умирают, — возразил Кэкстон.

— Их можно взять когда-то при их жизни, — был ответ. — Мы заберем их, и они отправятся в какой-нибудь другой мир вероятности. Нам помогают уже очень много людей, как вы видели. Но мы всегда можем использовать еще больше. Поэтому мы дали вам эти два шанса. Но не волнуйтесь! Мы найдем вас в раннем возрасте до того, как вы расстанетесь с иллюзиями, и вы отправитесь в тот мир вероятности. Однако я могу сказать, что ваши четырнадцать — это не то. Тем не менее, давайте приступим.

— Но, — Кэкстон нахмурился. — А как же я — «сейчас»? Как…

Это все, что он успел сказать. Прайс встал рядом с ним, будто бы для того, чтобы помочь ему сесть в трубомашину. Его рука в перчатке крепко сжала Кэкстону локоть. Сотрясение, прошедшее по его телу, было точно таким же, как тогда, в отеле, когда старик сжал тот же самый локоть.

Впрочем, было и отличие. Тогда он был захвачен врасплох. Сейчас издал крик и попытался вырваться. Или точнее, он думал, что закричал, и думал, что отпрянул. Переход в неясность и неопределенность был так стремителен, что какое-то время ясным было лишь единственное ощущение — его локоть был сжат рукой, сделанной из железа.

Словно откуда-то издалека Кэкстон слышал, как Прайс говорил:

— Мне очень жаль. Мы стремились для вас сделать все, что в наших силах. Мы очень хотели. Но вы не смогли. Поэтому, единственное, чего вы добились — это омоложение на десять лет…

Голос неожиданно замолк. На мгновение опустилась темнота. А затем…

Кэкстон моргнул, открыл глаза и увидел улицу грязного города. В котором он, с растущим ощущением беды, узнал Кисслинг. Он обнаружил, что сидит на обочине прямо против отеля.

«Вернулся. Ох, черт, черт, черт!»

10

Прошло три недели.

Надо было жить, а жизнь требует расходов, поэтому Кэкстон продолжал работать — за комиссионные (с авансом) — на Квик-Фото Корпорейшн. У него по-прежнему была своя территория, обслуживание которой отрывало его от дома и от офиса не на одну неделю.

Из него получился неплохой коммивояжер — немного напористости и агрессивности, немного заискивающей вежливости и улыбок. К тому же он неплохо разбирался в технической сущности продаваемых им товаров. А постоянное общение со специалистами, которые разбирались не только в кино — и фотоаппаратуре, но и в теле-и радио-, добавляло ему знаний, что, в свою очередь, нравилось клиентам.

Но наконец его приговор — срок на дороге, как он называл его — закончился. Хотя его расходы предусматривали только железнодорожный проезд, он не мог больше ждать и полетел самолетом, заплатив разницу из своего кармана.

Таким образом, он еще и заработал себе лишний свободный день — в пятницу в полдень он уже был дома, плюс уикэнд — прежде, чем ему надо было явиться в Квик-Фото. И в самолете, и в автобусе от аэропорта до дома он размышлял о том, как бы повторить свой фантастический опыт, как вернуться во Дворец Бессмертия.

Впрочем, об этом же он думал все последние три недели.

Кэкстон вошел к себе в комнату и просто уронил свои сумки на пол. Он заметил пачку почты, которую его домохозяйка складывала на стол в его кухоньке, но он не думал, что там может быть что-то очень интересное для него. Он сразу спустился вниз к своей машине и поехал прямо к складам, где он оставил на хранение украденный кинопроектор.

Он не мог найти корешок квитанции.

Нахмурившись, он стоял в офисе, и шарил в бумажнике. Было досадно осознавать, что он, должно быть, оставил его в бумажнике в другом костюме; а так как он был не из застенчивых, он наконец назвал число, когда он здесь был, и предложил служащему выдать вещь без корешка.