Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Мегвин свирепо посмотрела на него. Слова о графе Над Муллаха задели ее — тут Гвитин был абсолютно прав, он оказывал ей не больше внимания, чем по праву причиталось застенчивой незамужней дочери короля. Но слезы, которых она боялась, так и не пришли. На лице Гвитина были сейчас не только огорчение и гордость, но и подлинная любовь к своему народу и своей стране, и Мегвин вдруг снова увидела в нем маленького брата, которого она носила когда-то на плече и сама время от времени доводила до слез.

— Почему мы воюем, Гвитин? — спросила она устало. — Что навлекло эту тень на наш дом?

Ее брат в замешательстве посмотрел себе под ноги и протянул руку.

— Друзья и союзники, — сказал он.

— Ладно, тогда пойдем и навестим отца, пока граф Утаньята не подкрадется к нему, чтобы нежно распрощаться.

Окна большого зала Тайга были распахнуты, в ярком солнечном свете кружились пылинки от камыша, разбросанного по полу. Толстые стенные балки, вырубленные из дубов Циркколя, были подогнаны так аккуратно, что между ними не было даже просвета. Наверху, под самым потолком, висели тысячи раскрашенных деревянных изображений богов Эрнистира, героев и чудовищ. Все они медленно кружились в причудливом танце, и весеннее солнце тепло отражалось на их деревянных лицах.

В дальнем конце зала, с двух сторон залитого солнцем, в огромном деревянном кресле сидел король Ллут уб-Лутин. Спинку кресла украшала резная оленья голова, деревянный череп венчали настоящие рога. Король костяной ложкой ел овсянку с медом. Его молодая жена Инавен сидела рядом, в кресле пониже, покрывая край какого-то платья Ллута изысканной вышивкой.

Часовые дважды ударили по щитам пиками, возвестив, таким образом, о появлении Гвитина — менее знатные, такие, как граф Эолер, получали один удар, сам король три, а Мегвин ни одного. Ллут поднял глаза, поставил миску на край стола, вытер рукавом седые усы и улыбнулся. Инавен бросила на Мегвин огорченный взгляд, как всякая женщина желая встретить понимание у себе подобной. Этот взгляд до крайности возмутил дочь Ллута. На самом деле она так и не привыкла к Фиатне, матери Гвитина, занявшей место ее собственной (мать Мегвин умерла, когда девочке было четыре года), но она, по крайней мере, была одного возраста с Ллутом и не простая девушка, как Инавен! И все-таки у этой молодой золотоволосой женщины было доброе сердце, хотя, пожалуй, она была не слишком-то сообразительна. В любом случае не ее вина, что она стала третьей женой.

— Гвитин! — Ллут приподнялся с места, смахивая крошки со своего желтого одеяния. — Нам повезло, что сегодня, наконец, солнечно! — Король махнул рукой в сторону окна, довольный, как ребенок, выучивший новый фокус. — Вот уж чего нам давно не хватало, верно? Может быть, погода поможет нам выставить наших добрых эркинландских гостей, — он состроил гримасу, и его подвижное, умное лицо приняло одурманенное выражение, брови взлетели над широким крючковатым носом, сломанным в детстве. — Потому что неплохо было бы привести их в более приемлемое состояние. Как ты думаешь?

— Нет, я так не думаю, отец, — сказал Гвитин, подходя ближе. — И я надеюсь, что ответ, который они получат сегодня, смог бы поставить их на место и в более непогожий день. — Принц подвинул стул и уселся у ног короля, обратив в бегство перепуганного арфиста. — Один из приспешников Гутвульфа прошлым вечером затеял драку со старым Краобаном. Я с большим трудом удержал Краобана от того, чтобы всадить стрелу в спину негодяю.

Озабоченное выражение скользнуло по лицу Ллута и тут же исчезло, скрывшись под маской улыбки, которую Мегвин так хорошо знала.

Ах, отец, подумала она. Даже тебе не просто прислушиваться к музыке, когда лай этих тварей глушит ее по всему Эрнистиру.

Мегвин тихо подошла и села на возвышение у стула Гвитина.

— Что ж, — король грустно улыбнулся. — Бесспорно, королю Элиасу следовало бы тщательнее выбирать дипломатов, но ведь через час они покинут Тайг, и здесь снова водворятся мир и покой. — Ллут щелкнул пальцами, и мальчик-паж подскочил к нему, чтобы унести миску из-под каши. Инавен недовольно наблюдала за этим.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ну вот, — сказала она укоризненно. — Ты опять не доел! Ну что мне делать с вашим отцом? — добавила она, на сей раз обращаясь к Мегвин, как будто она тоже принимала участие в бесконечной войне за то, чтобы заставить короля доедать свою порцию.

Мегвин, до сих пор не понявшая, как ей вести себя с мачехой, которая на год младше ее самой, поспешила нарушить молчание.

— Игонвай пала, отец. Наша лучшая свинья и уже десятая за этот месяц. А от десятка других остались кожа да кости.

Король поморщился.

— Эта проклятая погода! Если бы Элиас мог удержать в небе это весеннее солнце, я отдал бы ему любой налог, которого он попросит. — Он потянулся, чтобы погладить Мегвин по руке, но она была слишком далеко. — Все, что мы можем, это навалить побольше камыша в свинарник, чтобы хоть немного утеплить его, а в остальном на все воля Бриниоха и Мирчи.

Снова раздался металлический звон пики о щит, и в дверях, нервно сжимая руки, появился молодой придворный.

— Ваше величество! — произнес он. — Граф Утаньята просит аудиенции.

Ллут улыбнулся.

— Наши гости решили попрощаться, прежде чем они оседлают коней? Конечно! Пожалуйста, просите графа Гутвульфа сюда.

Но их гость в сопровождении нескольких людей в доспехах, но без оружия, уже направлялся к трону. В пяти шагах от возвышения Гутвульф медленно преклонил колено.

— Ваше величество… а, и принц тоже. Я счастлив, — в тоне его слов не было и намека на издевательство, но глаза горели насмешливым огнем. — И принцесса Мегвин, — улыбка, — Роза Эрнисадарка.

Мегвин справилась с мгновенно хватившей ее яростью.

— Сир, была только одна Роза Эрнисадарка, — заметила она, — и поскольку это была мать вашего короля Элиаса, мне странно, что это ускользнуло от вашего внимания.

Гутвульф мрачно кивнул:

— Конечно, леди, я ведь только хотел сделать комплимент. Но мне послышалось, что вы назвали Элиаса моим королем. Разве он и не ваш король тоже? Разве не под его Верховной опекой вы находитесь?

Гвитин повернулся на стуле, чтобы видеть реакцию отца; его ножны царапнули деревянный пол.

— Конечно, конечно, — Ллут помахал рукой. Движение было медленным, как будто он находился глубоко под водой. — Мы уже говорили об этом, и я не вижу необходимости начинать все сначала. Я признаю долг моего дома королю Джону. Мы всегда почитали его, в мире и в войне.

— Да, — граф Утаньята встал, отряхивая штаны. — Так как же насчет долга вашего дома королю Элиасу? Он и так проявил огромную терпимость…

Инавен встала, и платье, которое она вышивала, соскользнуло на пол.

— Прошу извинить меня, — сказала она, задыхаясь, и подняла его. — Я должна проследить кое за чем по хозяйству. — Король нетерпеливо махнул рукой, разрешая, и она быстро, но осторожно прошла между ожидавшими мужчинами и тихо, как мышка, выскользнула из зала.

Ллут тихо вздохнул; Мегвин посмотрела на него, в тысячный раз удивившись сети глубоких морщин, оплетающей лицо ее отца.

Он устал, а Инавен напугана, подумала Мегвин. Интересно, а я? Рассержена?

Не уверена — скорее измучена.

Король молча смотрел на посланца Элиаса, и в комнате, казалось, потемнело.

Мегвин испугалась было, что снова набежали тучи и вернулась зима, но потом поняла: все из-за внезапного чувства, что нечто большее, чем просто решение ее отца, лежит здесь на весах.

— Гутвульф, — начал король, и голос его показался сдавленным тяжким грузом. — Не надейся спровоцировать меня сегодня на необдуманные слова… не думай также, что сможешь меня запугать. Король не проявил вовсе никакой терпимости и никакого понимания бед Эрнистира. Мы перенесли жестокую засуху, а теперь дожди, за которые мы благодарили богов тысячи раз, сами превратились в проклятие. Ничто из того, чем может угрожать мне Элиас, не будет страшнее для меня, чем напуганные люди и умирающие от голода стада. Большей дани я заплатить не могу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})