Пир мудрецов - Афиней

Путь поразит изгнанье безвозвратное!

36. А Диодор из Синопа в "Сиротке-наследнице" весьма остроумно пишет о нахлебничестве следующее [Kock.II.420]:

[b] ...Я докажу, что ремесло мое

Священно и завещано заветами

Самих богов, тогда как остальные все

Не от богов, а от людей придуманы.

Не сам ли тот, кто выше всех богов слывет,

Зевс-Дружелюбец, первым стал нахлебничать? {88}

{88 ...первым стал нахлебничать? — В обязанности верховного бога Зевса входило также опекать дружеские собрания и пирушки. В этом качестве он почитался как Зевс-Дружелюбец (Φίλιος) и мыслился незримо присутствующим при угощении.}

Всегда без приглашений он является

Во все дома, богатые ли, бедные ль,

[c] Где только ложе выстелено мягкое

И стол стоит, а с ним и всё, что надобно.

Вот так-то он, возлегши, угощается,

Закусывает, ест и пьет и снова ест,

И прочь идет, не заплативши складчины.

Таков и я: едва в глаза мне бросятся

И устланное ложе, и накрытый стол,

И нараспашку дверь, меня зовущая,

Как я уж тут, как я уже тишком подсел,

Чтоб не задеть кого из сотрапезников,

Как я уж от всего успел попробовать

[d] И прочь гряду, как новый Дружелюбец-Зевс.

А вот пример еще того нагляднее,

Красу и славу нашу величающий:

Когда Гераклу в честь справляют празднества,

И всюду - пир над жертвоприношеньями,

То к тем пирам в Геракловы застолышки {89}

{89 ...Геракловы застольники... — У Афинея употреблено слово «парасит» в его первоначальном значении: граждане, исполнение которыми их религиозных обязанностей сопровождается бесплатным питанием за счет государства (см. выше, примеч. 68).}

Не жеребьевкой, не по воле случая,

А всякий раз заботливо, обдуманно

Двенадцать граждан назначались городом,

[e] Потомственные граждане, почтенные

И жертвенного мяса заслужившие.

По этому-то образцу Гераклову

Иные из богатых завели себе

Нахлебников - но, ах, не нас, достойнейших,

А лишь таких, что ловко подольщаются

И всё хвалить готовы: как подставят им

Подгнившего сома с вонючей редькою,

Они кричат, что завтрак пахнет розами;

А грянут рядом ветрами из задницы -

Они уже туда носами тянутся:

"Откуда ты, благоуханье дивное?"

Вот от таких-то недостойных ерников

[f] Краса и честь былая обратилась в срам.

39. И Аксионик говорит в "Подхалкиднике" {90} [Kock.II.414; ср.241е]:

{90 ...Аксионик говорит в «Подхалкиднике»... — Аксионик взял для своей комедии название, позаимствовав его у главного города Эвбеи — Халкиды, жители которой славились распущенностью нравов и жадностью. «Подхалкидник» буквально — «подражающий халкидцам».}

Когда вести впервые полюбилось мне

Жизнь парасита с Филоксеном-Резаком, {91}

{91 ...с Филоксеном-Резаком... — Настоящее прозвище Филоксена — Окорокорез (πτερνοκοπίς). Под этим именем он упоминается и у Менандра (см. 241f). Ср. также 220b.}

Я был тогда еще мальчишкой; всякие

Побои были: кулаками, мисками,

Огромными костями; восемь ран зараз,

(240) По меньшей мере, мне иметь случалося.

Но всё равно я оставался с прибылью:

Я всё готов отдать за удовольствие.

И потому в конце концов смекнул-таки,

Что я рожден для этого занятия.

Вот если, например, буян какой-нибудь

Возьмется задирать меня, всю брань его,

Что на меня обрушит, отражаю я,

С ним соглашаясь тут же, не вредит она

Ничуть; когда ж негодник строит честного -

Я расхвалю, дождусь и благодарности;

Поем сегодня горбыля вареного,

А коль придется завтра доедать его -

[b] Не загрущу я. Вот таков характер мой.

Антидот выводит в своей комедии "Первый хорист" персонажа, как две капли воды похожего на тех, кто мудрствует в наши дни в Клавдиевом приделе Мусея, {92} о которых и поминать-то неприлично. Он разглагольствует об искусстве нахлебничества следующим образом [Kock.II.410]:

{92 ...в Клавдиевом приделе Мусея... — Император Клавдий расширил Александрийский Мусей пристройкой, названной Клавдиумом}

На место станьте и меня послушайте.

Еще мальцом до совершеннолетия {93}

{93 ...до совершеннолетия... — т. е. до внесения в списки граждан (πρὶν του̃ ε̉γγραφη̃ναι). Юноши, внесенные в списки, назывались эфебами и получали от государства вооружение и верхнюю одежду, в том числе темный плащ (τὸ χλαμύδιον). В Афинах это совпадало с достижением 18-летнего возраста.}

Я был и не носил плаща, но каждый раз,

Как о нахлебничестве речи слышались,

[с] Усердно я искусство это впитывал -

Как губка: потому что с детства схватывать

Науку эту расположен был.

[Знаменитые параситы]

38. Несколько параситов известны по именам. Первым был Титималл, о котором Алексид упоминает в "Девушке из Милета" и в "Одиссее-ткаче". В "Олинфянах" он пишет о нем так [Kock.II.355]:

Подружечка, твой муж - бедняк, а этого

И смерть сама боится: вот и Титималл

[d] Бессмертный вечно шляется по городу.

Дромон в "Кифаристке" [Kock.II.419]:

- Сгораю от стыда, ведь собираюсь я

Не сделав взноса пообедать: очень уж

Позорно.

- Чепуха! Взгляни-ка, носится

Алее мака Титималл пылающий:

Вот так румяны, кто не вносит складчины!

Тимокл в "Кентавре" или "Дексамене" [Kock.II.460]:

Он парасит, он Титималл, по-моему!

В "Кавнийцах" {94} [Kock.II.460]:

{94 Кавнийцы — жители Кавна, города в Карий; отличались неестественно бледным цветом лица, что делало их объектом насмешек современников. Кроме комедии Тимокла известно о «Кавнийцах» комедиографа Алексида.}

Еще не принесли? Спеши, любезнейший!

[e] Не медли! Умиравший Титималл ожил,

Сожравши восемь мер бобов ценой в обол, -

Всё потому, дружок, что не морил себя

Но, даже голодая, подкреплялся он.

В "Письмах" [Kock.II.456]:

Проклятье, боги, боги, как влюбился я!

Так даже Титималл не вожделел поесть, {95}

{95 В этой и следующих строках обращают на себя внимание «говорящие» имена или, скорее, прозвища параситов: Титималл («Молочай»), Корм («Багор»), Корид («Жаворонок»).}

Ни Корм украсть, ни Нил похлебку выхлебать;

[f] И ни Корид - пожрать без взноса складчины.

Антифан в "Тирренце" [Kock.II. 103]:

- Большая доблесть - даром послужить друзьям.

- О, Титималл богат такою доблестью,

Пусть только взыщет чести соответственно

Твоим словам, от всех, с кем он столуется.

(241) 39. По имени упоминался и парасит Корид (Жаворонок). Говорит о нем Тимокл в пьесе "Злорадный" [Kock.II.456]:

Обильный рынок наблюдать богатому

Приятно, если ж пуст кошель - мучение.

Сегодня наш бедняк Корид, мне кажется,

Не позван никуда, пришлось за рыбою

Ему на рынок самому отправиться.

Уж то-то смех! Он с четырьмя медяшками

Тунцов громадных и угрей разглядывал,

У скатов терся и на крабов зарился.

Всё это обходя, "почем?" расспрашивал,

[b] И потрусил потом к рыбешке бросовой.

Алексид в "Деметрий" или "Филетере" {96} [Kock.II.314]:

{96 «Филетер» — «любящий друзей» (φιλέταιρος).}

Перед Коридом стыдно будет мне,

Коль покажусь с излишнею готовностью

Согласье давшим с кем-нибудь позавтракать,

И не поупираюсь хоть немножечко.

Он ведь таков: не любит церемонности.

Позвали, не позвали - всё равно ему.

В "Кормилице" [Kock.II.380]:

- Корид, который потешал словечками

[с] Всех нас, задумал Остроглазом {97} сделаться.

{97 Остроглаз — богатый меняла по имени Остроглаз (Βλεπαι̃ος) дважды упоминается у Демосфена (XXI. 215, 6; XL. 52. 2).}

- Он не дурак: вестимо. Остроглаз богат.

Кратин Младший в "Титанах" [Kock.II.291]:

Остерегайся Корида, {98} из меди отлитого мужа,

{98 Остерегайся Корида... — Пародический оракул наподобие тех, которые встречаются в комедиях Аристофана (см., напр.: «Всадники». 197-201).}

Истину скажешь, признав: "мне ни крошечки он не оставит".

Предупреждаю тебя: за трапезой общей с Коридом

Рыбы не ешь никогда - он владеет десницею мощной,

Медною, неутомимой: огонь всё не так истребляет.

О том что Корид постоянно острил и любил смешить, пишет Алексид в [d] "Поэтах" [Kock.II.365]:

Мне очень хочется

Всех веселить, откалывая шуточки.

Наверно, больше всех афинян, кроме лишь

Корида.

Линкей Самосский написал о нем в своих "Записках", что настоящим его именем было Эпикрат. Пишет он так: "Выпивая однажды в каком-то очень ветхом домишке, Эпикрат-Жаворонок заметил: "Здесь надо пировать подобно кариатидам, [e] левой рукой поддерживая балки"".

40. Однажды в присутствии Корида-Жаворонка, слывшего распутником, зашла речь о том, что дрозды стали стоить дорого, и тогда Филоксен-Окорокорез заметил: "А я помню времена, когда жаворонок стоил всего обол". Этот Филоксен также был параситом, об этом уже приводилось свидетельство Аксионика в "Подхалкиднике" [см.239И. Есть упоминание о нем и в пьесе Менандра "Сетка для волос" [Коск.III.79]; там он называется только по своему прозвищу Окорокорез. Упоминает о нем и комический поэт Махон. Был ли он по происхождению коринфянином или [f] сикионцем, не знаю; во всяком случае остаток жизни он провел в моей родной Александрии, где консультировал грамматика Аристофана по части комедии. В Александрии он и скончался, надгробная надпись {99} на его памятнике гласит ["Палатинская антология".VII.70]: