Рассказы (сборник) - Михаил Харитонов

— Если приведёшь себя в порядок, научишься нормально говорить и вести себя как приличная женщина, а не как базарная торговка, получишь образование, сравнимое с Деминым… ничего не могу гарантировать, конечно…

— Да не проблема, — отмахнулась Зина, — это я мигом…

Пенсов посмотрел на неё с сомнением.

— Знаю один технологический мирок, там время в пять тыщ раз быстрее нашего шарашит, я бы там пожила, сколько нужно, собой занялась бы, — стала объяснять Вагина.

— А зачем? Оставь ты их в покое на какое-то время. Заодно и неприятные впечатления забудутся, — посоветовал профессор.

— Чтоб я Дема вдвоём с этой сукой оставила? Да она его снова оплетёт, запутает! — взвилась Вагина.

— Не смей называть Пен сукой. К тому же они с Демом всю жизнь составляли одного человека, — добавил Андрей Валентинович.

— И хватит! — Зина тряхнула грудями. — Это вообще-то называется… когда брат с сестрой…

— Инцест, — помог Пенсов. — В чём-то ты права. И тем не менее. Прекрати изводить моего сына и уберись куда-нибудь хотя бы на время. А с Пен я сам поговорю. Разберёмся.

— Папаша, только без пиз… — угрожающе начала Зина.

— Материться кончай! — заорал профессор. — Чтоб я больше от тебя мата не слышал! Ладно, иди, — разрешил он. — Займись чем-нибудь полезным. Мне надо с ребятами поговорить. И не называй меня папашей.

— А как же? — удивилась Зина. — Это ж ты меня придумал. Типа отец.

— Строго говоря, твой отец — Дементий Пенсов. А то, что ты планируешь — это, кстати, тоже инцест.

— А мне по… — Зина вовремя сглотнула словечко, — всё равно, как это называется.

Пен была суха и холодна.

— Поговорили? — осведомилась она ледяным тоном, устраиваясь на столе на максимальной дистанции от Пенсова.

— Поговорили, — согласился тот, делая вид, что не замечает кошачьих манёвров. — Кажется, нашли некоторое взаимопонимание. В частности, я выяснил…

— Эта женщина — мерзкая лгунья, — кошачьи глаза заискрились от злости. — Я не знаю, что она говорила, но…

— Всё ты знаешь. Ты подслушивала, — без тени сомнения сказал Андрей Валентинович.

— Я нахожусь в своём мире, — заявила кошка, — и имею право делать в нём всё, что захочу. В отличие от этой шмары в розовых штанах.

— Так это правда, что скандалить с Зиной начала ты?

— Я не намерена это обсуждать в таком тоне, — отрезала Пен.

— Скажи мне только одно, — попросил профессор. — Ты сама сказала, что Дем тебе не нужен… в смысле, как мужчина.

— Дем мой! — выпрямилась Пен во весь свой невеликий рост. — Я его не отдам. Никому. Никогда. Ни за что, — она шмыгнула розовым носиком и заплакала. — Потому что… кроме него… я никому не нужна…

Профессор растерялся.

— Ну что ты, что ты, — начал он бормотать какую-то чушь, — тебя все любят…

— Кто все?! — взвизгнула кошка. — Даже ты… ни разу… не погладил…

— Но это же неприлично! — ляпнул Пенсов.

Кошка спрыгнула со стола и исчезла под ним.

Профессор почувствовал, как что-то трётся об его ногу.

— Вот, — сказала Пен, вылезая из-под стола. — И не смей меня гонять, слышишь?

— Но как же, как же… — лепетал Пенсов, неловко опускаясь на колени и беря кошку на руки.

Пен дотянулась до его лица и лизнула его губы острым язычком.

— Ты же меня совсем не знаешь, — профессор чувствовал, что он несёт какую-то чушь чушь, но остановиться не мог. — Я старый. Со мной неинтересно…

— Папа, я любила тебя всю жизнь, — сказала Пен.

— Код этот дурацкий! — в отчаянии закричал профессор. — Ты же кошка!

Пен вырвалась из его объятий и упала на пол. Колыхнулся воздух.

С пола встала тоненькая блондинка с огромными зелёными глазами. Одежды на ней не было.

Взгляд профессора сам собой приклеился к маленьким упругим грудкам.

— Код этот дурацкий, — сказала девушка, — я давно сломала. А Дему не говорила, чтобы не приставал.

Пенсов сделал последнюю попытку.

— Но ты же моя дочь! — прошептал он, пытаясь сделать шаг назад. Ноги не слушались.

— Папа, ты спятил, — нежно сказала Пен, обнимая его и подталкивая к дивану. — У тебя всю жизнь был сын.

— И всё-таки, — сказал Пенсов через три часа, — не называй меня «папой».

— Папа, я всегда буду называть тебя папой, — сообщила Пен, прижимаясь к его голому предплечью.

— Почему? — вяло поинтересовался Пенсов.

— Потому что я так хочу, — логично объяснила Пен.

— Знаешь, дочка, ты невыносима, — вздохнул профессор.

— Никогда не называй меня дочкой, — потребовала Пен.

— Почему? — снова спросил Пенсов.

— Потому что мне это не нравится, — столь же логично объяснила Пен. — Папа с дочкой — это какой-то инцест. Фу, гадость. Кстати, я намерена взять фамилию Дементьева.

Они лежали на диване, кое-как прикрытые профессорским халатом. Халат медленно сползал на пол.

— А просто папа — это ничего? — пробормотал профессор, борясь с дремотой.

— Папа, ты засыпаешь, — Пен извернулась и легонько куснула его за плечо. — Между прочим, ты лежишь в постели с прекрасной юной девушкой. И спишь. Не стыдно?

— Старенький я уже, — проворчал Пенсов. — Я этого знаешь сколько лет не делал?

— Могу себе представить, — последовал ещё один лёгкий укус. — Придётся мне заняться твоим здоровьем. Не переживай, папа, лет триста ты ещё протянешь без серьёзного вмешательства. Дай ухо.

— Ой, — только и сказал Пенсов, когда маленькие острые зубки прокусили мочку.

— А вот и не больно, — Пен провела пальцем по профессорскому носу. — Зато теперь будешь пободрее.

— Эти ваши хитрые штучки, — Пенсов и в самом деле почувствовал, что дремота куда-то испаряется, усталость исчезает, а интересы смещаются в область ниже поясницы.

— Нет-нет-нет, — Пен чуть отодвинулась, насколько позволял диван. — Не сразу. Надо же тебя помучить.

— За что? — спросил профессор, борясь с подступившим желанием накинуться на Пен как лев на овцу.

— За то, что ты всю жизнь не обращал на меня внимания, — заявила нахалка.

— Но тебя же не было! — возмутился Пенсов.

— Это не оправдание! И ещё ты подмышки не бреешь. От тебя как от козла несёт.

— Хм, — Пенсов кое-что вспомнил, — не то чтобы у меня было много женщин…

Пен напряглась всем телом.

— …но не помню ни одной, у которой главное женское место пахнет кофе, — закончил профессор, безуспешно пытаясь дотянуться до этого самого места.

— Тебе не нравится? — последнее Пен произнесла с едва заметной ноткой беспокойства. — Я могу убрать кофе.