Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии - Уинстон Спенсер Черчилль

них знали меня в лицо. Посмотрел он на меня или нет, я не знаю, поскольку я не оборачивался. Но, пройдя ярдов сто и не услышав оклика, я понял, что второе препятствие преодолено. Я был на свободе в Претории.

Я неторопливо пошел по ночной улице, мурлыча какой-то мотив и стараясь держаться посередине. Улицы были полны бюргеров, но они не обращали на меня внимания. Постепенно я добрался до пригорода, где сел на маленьком мостике и задумался. Я был в сердце вражеской страны. Не знал никого, к кому мог бы обратиться за помощью. Около 300 миль отделяло меня от Делаго Бей. О моем побеге станет известно на рассвете. Немедленно начнется погоня. Все выходы будут закрыты. В городах — пикеты, сельская местность патрулируется, поезда обыскиваются, железная дорога охраняется. У меня было 75 фунтов в кармане и четыре плитки шоколада, но компас и карта, которые могли бы мне помочь, таблетки опия и мясные кубики, которые могли бы поддержать мои силы, остались в карманах моего товарища в Государственных образцовых школах. Но хуже всего, что я не знал ни слова ни по-голландски, ни по-кафрски, так что не мог ни попросить пищи, ни узнать направление.

Но когда уходит надежда, исчезает и страх. Я придумал план. Нужно найти железную дорогу, ведущую в Делаго Бей. Без карты и компаса я должен двигаться вдоль нее, несмотря на пикеты. Я посмотрел на звезды. Ярко сиял Орион. Всего лишь год назад он вывел меня, когда я потерялся в пустыне на берегу Нила. Он дал мне воды. Теперь он должен дать мне свободу.

Пройдя полмили, я наткнулся на железную дорогу. Была ли это дорога на Делаго Бей или ветка на Питерсбург? Если первая, то она должна идти на восток. Эта же, насколько я мог видеть, шла на север. Но она могла просто петлять здесь среди холмов. Я решил пойти вдоль нее. Ночь была прекрасная. Прохладный бриз освежал мое лицо, и дикое чувство веселья охватило меня. Во всяком случае, я был свободен, даже если только на час. Это уже было кое-что. Обаяние приключения росло. Если бы звезды не благоприятствовали мне, я бы не смог бежать. К чему тогда предосторожности? Я быстро пошел вдоль путей. Там и здесь горели костры пикетов. На каждом мосту стояли часовые. Но я миновал их всех, делая короткие обходы в опасных местах и не принимая особых предосторожностей. Возможно, именно поэтому мне все удалось.

По дороге я развивал свой план. Я не мог пройти пешком 300 миль до границы. Нужно забраться на проходящий поезд и где-нибудь спрятаться: под сиденьями, на крыше, между вагонами — все равно где. На какой поезд сесть? Конечно же, на первый. Прошагав часа два, я заметил сигнальные огни станции. Сойдя с путей, я обогнул станцию и спрятался во рву у дороги в 200 ярдах от нее. Я подумал, что поезд остановится на станции и не успеет набрать скорость, когда поравняется со мной. Прошел час. Меня стало мучить нетерпение. И тут послышался гудок и грохот состава. Затем показались большие желтые передние огни паровоза. Поезд постоял минут пять у станции, а затем опять тронулся со страшным шумом и свистом. Я скорчился у дороги. Я репетировал в уме свои действия. Нужно подождать, пока пройдет паровоз, иначе меня заметят, а затем броситься к вагонам.

Поезд тронулся медленно, но набрал скорость быстрее, чем я ожидал. Горящие огни стремительно приближались. Грохот перешел в рев. На секунду надо мною нависла темная масса. Силуэт машиниста высвечивался на фоне пламени топки, черный профиль паровоза в клубах пара пронесся мимо. Затем я бросился к вагону, схватился за что-то, промахнулся, опять схватился и опять промахнулся, затем схватил какую-то ручку, меня оторвало от земли, носки ботинок ударились о рельсы, я подтянулся и уселся на сцепление вагона, пятого, считая от начала поезда. Это был хороший поезд, и вагоны были полны мешков, мягких мешков, покрытых угольной пылью. Я забрался наверх и закопался среди них. Через пять минут я был полностью укрыт. Мешки были теплые и удобные. Машинист, возможно, заметил, как я рванулся к вагонам, и на следующей станции поднимет тревогу. Но, с другой стороны, может, и не заметил. Куда идет этот поезд? Где его будут разгружать? Будут ли его обыскивать? Это линия на Делаго Бей или нет? Что я буду делать утром? Ах, не имеет значения. И так день был достаточно удачным. Я решил поспать, и не мог представить себе лучшей колыбельной, чем грохот поезда, уносящего меня со скоростью двадцати миль в час от вражеской столицы.

Как долго я спал, не знаю, но когда неожиданно проснулся, все чувство веселья ушло, осталось только ощущение навалившихся на меня трудностей. Я должен покинуть поезд до рассвета, чтобы напиться воды из какого-нибудь водоема и найти укрытие, пока еще темно. Следующей ночью я заберусь на другой поезд. Я выбрался из своего удобного укрытия среди мешков и снова уселся на сцепление. Поезд шел быстро, но я чувствовал, что пора покидать его. Я взялся за железную ручку на задней части вагона, рванул ее левой рукой и прыгнул. Мои ноги ударились о землю, я сделал два гигантских шага и через секунду растянулся в канаве, изрядно ударился, но ничего себе не сломал. Поезд, мой верный ночной союзник, продолжал путь.

Было еще темно. Я оказался посреди широкой долины, окруженной низкими холмами и покрытой высокой травой, мокрой от росы. Я поискал воду в ближайшем овраге и вскоре нашел чистую лужу.

Приближался рассвет, небо на востоке, исчерченное тяжелыми черными тучами, загорелось желтым и красным. Я с облегчением увидел, что дорога шла прямо на восток. Все-таки я выбрал правильный путь.

Напившись вволю, я направился к холмам, рассчитывая найти там какое-нибудь убежище, и когда совсем рассвело, вошел в небольшую рощу, которая росла на краю глубокой лощины. Здесь я решил дождаться темноты. У меня было одно утешение: никто на свете не знал, где я нахожусь. Я и сам не знал. Было только четыре часа. Четырнадцать часов отделяли меня от ночи. Нетерпение гнало меня вперед, пока есть силы, а потому казалось, что время тянется совсем медленно. Сперва было очень холодно, но солнце постепенно набирало силу, и к десяти часам жара стала гнетущей. Моим единственным компаньоном был гигантский стервятник, проявлявший пристальный интерес к моему состоянию. Время от времени он издавал отвратительный и зловещий клекот. Со своей возвышенной позиции я мог обозревать