Рыцари света, рыцари тьмы - Джек Уайт

Смолоду он отправился в Заморье воевать с сельджуками и стяжал себе грозную славу за смелость и отвагу, пока в небольшой стычке у стен сирийского Дамаска его не настигла турецкая стрела. Пролежав в пустыне около полутора суток, он, несомненно, умер бы, если бы не Седрик, его верный слуга, сопровождавший сира Вильгельма повсюду на протяжении всей его жизни. На свой страх и риск тот отправился на розыски тела хозяина, чтобы предать его земле.

Никто не может сказать с уверенностью, насколько близок к смерти был Вильгельм, лежа один в песках, зато не подлежит никакому сомнению то, что потом он оказался к ней еще ближе. Серьезная рана в плече осложнилась заражением, и несколько месяцев больной под присмотром арабского врача, приглашенного Седриком, находился на краю могилы. Когда он немного окреп и наконец начал действительно поправляться, целитель убедил Седрика, что его хозяина лучше перевезти в Англию. На остатки денег, привезенных сиром Вильгельмом с собой из дома, Седрик купил для них обоих места на судне, следующем на Кипр, а там они пересели на другой, более надежный корабль и отправились в Марсель.

Плыли они невероятно долго — добирались с Кипра на Крит, затем заходили на Сицилию, Сардинию и Корсику, пока не достигли южной Франции. Из Марселя Вильгельм завернул в Шампань, чтобы навестить своего троюродного брата по материнской линии, графа Гуга, которого ему так редко удавалось повидать. По счастливому стечению обстоятельств он прибыл как раз к церемонии восхождения собственного племянника Стефана, с которым даже не был знаком. Тот оказался всего на три года младше его самого.

Вильгельм не собирался отказываться от своего намерения вернуться в конце концов на родину, в Англию, но пока, заявил он, ему неплохо и во Франции, где сытно и солнечно и где его некогда могучее тело может восстанавливать свои утраченные силы. Стефану он сразу понравился. Юноша заметил, что расположение было взаимным; впрочем, выросши среди людей, редко повышавших голос, он сперва немного терялся от шумливости и чрезмерной откровенности родственника. Опыт воинской службы подсказывал ему, что наилучший способ ладить с такими горлопанами — по мере возможности вовсе их избегать. Как только его собратья по оружию обнаружили его неприязнь к ним, у него более не было недостатка в уединении. Так или иначе, он не собирался полностью игнорировать своего дядю Вильгельма, поэтому пришлось понемногу привыкнуть к кипучим проявлениям его натуры, и вскоре Стефан, к своему удивлению, находил их даже в какой-то мере притягательными.

В день спора, врезавшегося глубоко в память Стефана, сир Вильгельм, упражняясь на мечах, не смог уклониться от удара в раненое плечо и теперь бледный сидел перед жарким очагом, кривя от боли рот и распивая с графом Гугом кувшин вина. Ветреный день, неожиданно холодный для юга Франции, клонился к закату. До ужина в большой зале оставалось еще два часа, и обычно в это время сира Вильгельма можно было застать на ристалище, а графу Гугу вместе с другими наставниками следовало заниматься приготовлениями к торжеству. Но злополучная травма внесла изменения в обычный распорядок, и теперь друзья с удовольствием отдыхали от будничных забот.

Граф кивнул вошедшему в комнату Стефану и указал ему на кресло у камина, предложив угоститься вином. Тот отказался и остался стоять, и тогда граф Гуг с любопытством посмотрел на него и спросил:

— Что-то случилось? У тебя такой несчастный вид… Ты хотел со мной поговорить?

Стефан, слегка смутившись, повел плечом:

— Да, мессир, но не безотлагательно. Я не знал, что у вас сейчас дядя Вильгельм. Я приду позже…

— Нет, нет, давай поговорим прямо сейчас. Я подозреваю, что дело касается твоих штудий о нашем ордене. Если так, то мнение Вильгельма будет тебе так же полезно узнать, как и мое. Ты об этом хотел спросить? Я угадал?

Стефан кивнул, и граф Гуг подбодрил его:

— Хорошо. Так что тебе непонятно?

— Видите ли… — замялся Стефан, — довольно сложно…

— Ничуть. Все преодолимо, если сводится к истине. А ты просто боишься ее. Ну же, говори как есть.

— Мне с трудом верится в то, что я недавно узнал о святом Павле.

Ни один из его собеседников не выказал ни малейшего признака удивления. Граф Гуг хохотнул:

— Еще бы, после того как тебя всю жизнь учили почитать его, этого следовало ожидать. То, что ты услышал от нас, звучит кощунством. Раз тебе с трудом в это верится, значит, ты нормальный и здравомыслящий человек.

— Ну, пусть так…

—: Ничего не «пусть», дружок. Так и есть. То, что ты постигаешь сейчас, вступив в наш орден, и есть истина, записанная в начале времен и неизменная на протяжении целого тысячелетия. А все, что ты учил до сегодняшнего дня, — истина сфабрикованная, неправильно воспринятая людьми, которые и построили мировое христианское сообщество.

— Но Павел — величайший праведник в церковных святцах.

— Верно, верно… и этот факт не оставляет даже намека на то, что Церковь может и ошибаться, а простодушные набожные христиане не смеют усомниться, как же Павел считается столпом христианства, если он сам себя и поставил на это место… — Граф Гуг внимательно посмотрел на Стефана и спросил: — Ты знаешь, кого называли Маккавеями?

— М-м… иудеев, кажется… Впрочем, не знаю.

— А слово «селевкиды» тебе что-нибудь говорит?

— Нет.

— Ладно, еще узнаешь, будет время. До прихода римлян и селевкидов маккавеи были наследственной кастой верховных жрецов Иерусалимского храма. — Он обернулся к Вильгельму: — Расскажи ему о селевкидах, только попроще.

Тот расплылся в улыбке, кивнул и обратился к Стефану, хитро поглядывая на графа Гуга:

— Падок он все-таки на испытания. Что ж… но прежде, чем я начну рассказывать, племянник, я хочу, чтобы ты знал: не ты первый столкнулся с подобной трудностью. Мы все через нее проходили — испытывали те же страхи, мучились теми же противоречиями, делились теми же сомнениями… Каждый из членов ордена Воскрешения боролся с такой же неясностью и задавал подобные же вопросы — так что тут ты не одинок. В общем, пока мы будем тебе объяснять, не упускай это из виду. Ясно тебе? — Стефан кивнул. — Вот и прекрасно. А теперь слушай внимательно. У нас на руках свидетельства — скоро ты сам с ними ознакомишься — подтверждающие все, что я собираюсь тебе поведать, поскольку они были записаны, как сказал Гуг, больше тысячи лет назад. Селевкиды были могущественной династией, королевским родом, берущим начало от одного из предводителей в войске Александра Македонского. Они правили в Сирии не одну сотню лет.