Рыцари света, рыцари тьмы - Джек Уайт

Гуг на некоторое время примолк, очевидно пытаясь окинуть мысленным взором такой промежуток времени, и затем продолжил:

— Теперь работать станет легче, но расслабляться рано. Более нам не понадобится ударами молота долбить твердый камень, зато придется выгребать больше мусора, чем раньше, — и гораздо быстрее, чем мы успели привыкнуть. Ты хотел о чем-то спросить?

— А как же… Как нам узнать, в какой именно коридор мы попали? Вы как-то говорили, и я запомнил, что этих ходов там, внизу, — десятки, а может, даже сотни.

— Математика, — улыбнулся де Пайен. — Теперь наша главная задача — выйти к пересечению с другим таким коридором. Наша штольня выполнила возложенную на нее миссию, и теперь она будет служить лишь доступом в подземелье. Как только мы отыщем еще один перекресток двух ходов, мы, сообразуясь с данными нашей карты, сможем вычислить, где находимся. На это, возможно, уйдет немалое время и даже не один год, зато теперь мы уверены, что цель действительно реальна и достижима. Итак, не согласен ли ты немного поработать под землей, вдали от солнца?

Сен-Клер, не дрогнув ни единым мускулом на лице, кивнул:

— Согласен, магистр Гуг.

ГЛАВА 4

Последующие недели и месяцы работы показали, что в некоторых участках недавно обнаруженной монахами системы подземных ходов воздух чище и лучше, чем в других, что, вероятно, объяснялось изгибами самих коридоров. Туннели не отличались прямизной; порой ветвь на десятки шагов простиралась на одном уровне, а затем, без видимых причин, в каком-либо месте повышалась или понижалась, иногда возвращаясь к прежнему состоянию, иногда — нет. Мондидье первый заметил, что чем ниже уводили такие отклонения, тем более спертым и насыщенным испарениями становился воздух; вверху же все было наоборот. Поделившись подобным наблюдением с собратьями, он вызвал у них настоящую дискуссию, поскольку подземные работы пока доставляли очень мало разнообразия, но после целых месяцев споров и аргументаций в пользу или против этой особенности все наконец признали его правоту.

Всю предыдущую неделю Стефан работал на участке свежего воздуха. Ему стало ясно, что в другом месте он, вероятнее всего, не заметил бы того, что сразу бросилось ему в глаза здесь, поскольку одним из важных преимуществ таких участков был более яркий свет от фонарей и факелов, словно само пламя радовалось чистоте воздушного потока.

В тот день он неторопливо продвигался вперед, без устала нагружая лопатой мусор на небольшие колесные тележки, изготовленные нарочно для очистки подземных туннелей. Наполнив тележку до краев, Стефан дергал за прикрепленную к ней веревку, и тот, кто продвигался по коридору следом за ним, оттаскивал ее назад, а потом возвращал уже опорожненную.

В двадцати-тридцати шагах от места ведения раскопок сбоку в скале пролегала продольная трещина, образовавшаяся от сдвига горных пород уже после того, как там был прорублен коридор. Она круто обрывалась в ущелье, которое оказалось не таким опасным, как сначала решили монахи: с края на край можно было легко перешагнуть. Тем не менее расщелина, по всей видимости, была бездонной, поскольку брошенный в нее камешек не издавал снизу ни малейшего звука. Копатели вот уже несколько месяцев сваливали туда мусор и скол.

Участок в конце туннеля, где в тот момент в одиночку трудился Сен-Клер, был уже обычного, и приходилось сутулиться. Неожиданно ему померещилось, будто среди каменных обломков блеснуло что-то металлическое. Заинтересовавшись, он взял стоявший рядом фонарь и подобрался ближе — от света блеск только усилился. Мерцание исходило от драгоценной вещицы — прозрачного голубого камня, ограненного в форме слезы и довольно большого, размером почти с подушечку большого пальца Стефана. К заостренному концу безделушки была прикреплена серебряная петелька — несомненно, чтоб вдевать в нее цепочку.

Сен-Клер рассмотрел вещицу на свет и поймал себя на том, что улыбается от одного взгляда на такую красоту. Гладкий камень был приятным на вид и на ощупь, сообщая прохладу пальцам. Убрав находку в мешочек, Стефан вернул фонарь на место и принялся снова заполнять тележку. Это была не первая ценность, обнаруженная под землей с тех пор, как монахи вели раскопки. Их набиралось уже около двух десятков, включая воистину великолепные украшения и многочисленные медные, серебряные и даже золотые монеты с выбитыми на них профилями различных кесарей, в основном Августа и Тиберия. Часть из них являла изображение Нерона.

В тот же самый день Сен-Клер, задумчиво обозревая груду извлеченного им щебня и засунув руку себе в сумку, поглаживал большим пальцем гладкую поверхность голубого камня, испытывая при этом стыд от своего безрассудного поступка. Накануне он не отдал драгоценность брату Годфрею, как полагалось поступать после окончания работ, и, пройдя мимо как ни в чем не бывало, подивился сам на себя. Он вовсе не собирался красть украшение: даже мысль об этом казалась Стефану абсурдной. Камень не представлял никакой ценности ни для него, ни для собратьев — разве что они решили бы продать его, нелепее чего и придумать было нельзя. Ни страсть обладать этой драгоценностью, ни даже просто желание любоваться ею не отягощали его: в постоянном полумраке монашеских келий ее красота все равно была не видна. Простая истина заключалась в том, что Стефану почему-то понравилось гладить это украшение, теребить его между пальцами, поэтому он подумал, что было бы жалко расстаться с ним тотчас же. На следующий день, уже привычно потирая камешек, Сен-Клер решил пока оставить безделушку у себя. Избавившись таким образом от сомнений, он спешно взялся за черпак и вонзил его в стену, возвышавшуюся прямо перед ним.

Через неделю, продвинувшись еще на двадцать шагов в глубь туннеля, Стефан заметил, что стена впереди немного просела. Оттащив от нее очередную тележку, груженную щебнем и прочим мусором, он обнаружил брешь между сводом подземного хода и громоздящейся под ним кучей обломков. Не мешкая, Сен-Клер вскарабкался наверх и с предосторожностью, оберегая ладонью пламя свечи, влез в одно из образовавшихся в толще мусора отверстий. Но не успел он немного проползти, как свеча в его руках стала чадить, а ее яркое пламя сократилось до тлеющего фитилька, показывая, что впереди не хватает воздуха.

Стефан развернулся и рванулся обратно, чтоб окончательно не задохнуться, и едва успел выпростать голову и плечи из узкого пролома. Он закашлялся от едкого дыма, исходящего от еле тлеющей свечи, и только тогда осознал, сколь близок он был к обмороку. Лежа лицом вниз на груде обломков, рыцарь судорожно разевал рот, стараясь набрать в легкие побольше воздуха. Наконец, немного справившись с дурнотой, он поднатужился и высвободился из каменных тисков. Соскользнув к подножию кучи, Стефан сначала сел, а потом понемногу встал, опираясь о стену, и еще раз оглядел узкую щель под коридорным потолком.